100 Великих Книг - Страница 23

Далее следуют призраки пещеры — заблуждения отдельного человека. Ведь у каждого, утверждает Бэкон, помимо ошибок, свойственных роду человеческому, «есть своя особая пещера, вторая разбивает и искажает свет природы» (образ явно навеян пассажем из «Государства» Платона). Причина данного рода заблуждений, как правило, коренится в неправильном воспитании, излишнем доверии прочитанным книгам и разного рода авторитетам, навязывающим свою волю и ошибочное мнение.

Призраки рынка обусловлены некритическим восприятием мнения толпы, неправильным словоупотреблением, непониманием истинного смысла научных терминов и т. п. Наконец, призраки театра — универсальный балаган, царящий повсюду — в политике, науке, философии: это — те бесконечные спектакли, которые разыгрывают на сцене житейской суеты политические паяцы, жрецы от науки и заклинатели от философии, отвлекая тем самым обалдевших от их галиматьи людей от истинных ценностей и их правильного понимания. В результате подобных «призрачных комедий» создаются целые вымышленные и искусственные (сейчас бы еще добавили — виртуальные) миры, в которых по существу и приходится жить одураченному человечеству.

Итак, кошмарные прзраки-идолы повсюду преследуют искателя истины. Но ему можно не опасаться этой нави, если только он вооружен научно отточенным методом познания. И тут Бэкон переходит к главной части своего трактата. Дословно по-гречески «метод» означает «путь» (в точности, как и китайское дао). Но ведь возможны различные пути. Какой из них выбрать? Какой окажется правильным? Каждый вправе выбрать из трех основных путей познания — паука, муравья и пчелы.

«Путь паука» — это попытка выведения истин из чистого разума, наподобие того, как паук выделяет из себя паутину. Такой путь Бэкон считает поспешным, оторванным от реальности. Он заманчив, ему следуют многие ученые, но в результате приходят к очень шатким и ненадежным гипотезам. Главная причина ошибок приверженцев «пути паука» — полное игнорирование фактов, что неизбежно ведет к построению спекулятивных конструкций логического порядка, и свободное жонглирование ими.

«Путь муравья» — прямая противоположность первому: ему следуют те, кто рабски привязан к фактам, но не умеет их правильно обобщать. Такие ползучие эмпирики, как труженики-муравьи, собирая разрозненные факты, оказываются неспособными сделать из них правильные теоретические выводы.

«Путь пчелы», по Бэкону, — единственно правильный путь, способный привести к достижению истины: ему присущи достоинства первых двух путей, и вместе с тем он позволяет преодолеть все очерченные выше недостатки и добиться гармонического единения эмпирического и теоретического в познании.

«Новый Органон» написан сочным, образным языком, каким писали во времена Шекспира. Бэкон, кстати, был почитателем и покровителем великого драматурга; некоторые литературоведы, свихнувшиеся на так называемом «шекспировском вопросе», даже утверждали, что «Шекспир» — это псевдоним самого Бэкона. По существу книга — собрание афоризмов. У нее даже имеется подзаголовок — «Афоризмы об истолковании природы и царства человека». Всего таких афоризмов в книге, которая при жизни философа увидела свет так и незаконченной, — 182 (правда, иные занимают по несколько страниц). Любой фрагмент дает прекрасное представление о стиле философской прозы лорда-канцлера барона Веруламского.

Жаден разум человеческий. Он не может ни остановиться, ни пребывать в покое, а порывается все дальше. Но тщетно! Поэтому мысль не в состоянии охватить предел и конец мира, но всегда как бы по необходимости представляет что-либо существующим еще далее. Невозможно также мыслить, как вечность дошла до сегодняшнего дня. Ибо обычное мнение, различающее бесконечность в прошлом и бесконечность в будущем, никоим образом несостоятельно, так как отсюда следовало бы, что одна бесконечность больше другой и что бесконечность сокращается и склоняется к конечному. «…» Но легковесно и невежественно философствует тот, кто ищет причины для всеобщего, равно как и тот, кто не ищет причин низших и подчиненных. «…»

Человеческий разум не сухой свет, его окропляют воля и страсти, а это порождает в науке желательное каждому. Человек скорее верит в истинность того, что предпочитает. Он отвергает трудное — потому что нет терпения продолжать исследование; трезвое — ибо оно неволит надежду; высшее в природе — из-за суеверия; свет опыта — из-за надменности и презрения к нему, чтобы не оказалось, что ум погружается в низменное и непрочное; парадоксы — из-за общепринятого мнения. Бесконечным числом способов, иногда незаметных, страсти пятнают и портят разум.

Оптимальной методологией научного познания Бэкон считал индукцию, постепенное накопление и скрупулезный анализ собранных фактов, постепенные, чуть ли не пошаговые, выводы из обобщенного материала. Основу такого подхода составляют так называемые «таблицы открытия». Как они работают? Собирается достаточное количество разнообразных случаев, относящихся к конкретному явлению, и ищется их причина (таблица присутствия). Затем анализируется достаточное множество случаев, где изучаемое явление не наблюдается (таблица отсутствия). Наконец, исследуются происходящие изменения (таблица степеней). В итоге устанавливается причина изучаемого явления или выявляются присущие ему закономерности.

Оговоримся сразу: по разработанным Бэконом таблицам, которыми он так гордился, никто, никогда и ничего не открыл. Но и не в них вовсе заслуга великого английского мыслителя. Он положил начало тому бурному половодью философской и научной мысли, которое освежающим весенним потоком обрушилось на одряхлевшее европейское мировоззрение, смывая замшелое наследие схоластики и умозрительной физики.

Бэкон всюду стремился быть первым — и в жизни, и в политике, и в науке. Неслучайно он и умер из-за им самим проведенного опыта-экспромта. Во время остановки на постоялом дворе зимой ему вдруг пришла в голову мысль: попробовать сохранить мясо курицы, набив тушку снегом. Азарт привел к серьезной простуде. Вскоре последовала смерть. Знаменательна реакция умирающего экспериментатора. «И все же опыт превосходно удался!» На надгробном памятнике философу высечено: «Разрешив все задачи тайн природы и гражданской мудрости, он умер, повинуясь естественному закону, все сложное подлежит разложению». Всех тайн бытия, безусловно, не разрешит никогда не только отдельно взятый мыслитель, но и вся наука в целом. Но пока существует философия, она никогда не перестанет гордиться, что среди ее сынов был блистательный служитель истины и отважный первопроходец Фрэнсис Бэкон, вдохновивший не одно поколение ученых, пришедших вослед.

Жизнь и деятельность Гоббса совпали с одной из первых европейских смут — Английской революцией XVII века, когда человеческие головы ценили не более капустного кочана и секли, как кочерыжки, бесстрастно и нещадно. Автор «Левиафана» был чрезвычайно знаменит на европейском континенте, а в его родной Англии кличка «гоббист» сделалась синонимом «атеиста». Это ему принадлежит и до сих пор бросающая в дрожь безжалостная характеристика первичного и естественного состояния любой общественной формации — «война всех против всех».

Как и многих других великих мыслителей, Гоббса непрерывно травили при жизни и не оставили в покое после смерти. Дело всей его жизни трактат «Левиафан» был публично сожжен — и ни где-нибудь, а в центре всеевропейской науки и культуры — Оксфордском университете, который когда-то окончил и сам автор крамольной книги.

Левиафан — библейский персонаж. В Библии так именуется огромное и страшное морское чудовище невыясненного происхождения:

Кто может отворить двери лица его? Круг зубов его — ужас. «…» От его чихания показывается свет; глаза у него, как ресницы зари. Из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры. Из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. «…» Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь; оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою. Нет на земле подобного ему; «…» он царь над всеми сынами гордости. (Иове1,6-26)