05-Мой престол - Небо (Дилогия) - Страница 228

— Нет, пока нельзя. — Вздохнул, кисло посмотрел в зеркало на мистера Оруэлла и, добредя до кровати, устало уронил тело на мягкий матрас.

Засыпая, поймал за хвост вялую мысль: нельзя-то оно, конечно, нельзя, но вот слегка расширить круг посвященных в тайну Петра-Оруэлла можно будет…

Но на то он и Оруэлл, чтобы быть нужным всем. Успев поспать всего полтора часа, Петр был разбужен назойливым зуммером переговорника. На экранчике наблюдалось растерянное лицо дежурного.

— Что?! — зверски рявкнул Петр в переговорник. Дежурный вздрогнул, убавил громкость на своем устройстве и доложил:

— Эвакуация… то есть исход жителей… завершена, то есть завершен.

Исход… Словечко-то какое выбрал.

— И все?

— Все. Я счел нужным вам доложить, — с сомнением сказал дежурный.

Он уже и сам не рад был, что побеспокоил начальство.

— Спасибо, — сказал Петр, — сколько всего ушло?

— Двадцать три тысячи шестьсот двенадцать человек. В госпитале находятся еще триста пострадавших, тоже намеревающихся покинуть Храм после выздоровления.

— Ну и на здоровье, — пробормотал Петр.

— Не понял? — поднял брови дежурный.

— Спасибо, говорю, отлично служишь.

— Рад стараться, — улыбнулся дежурный и отключился.

Число стало пятизначным. Сон пропал.

Петр сел на кровати, помотал головой, просыпаясь, посмотрел в окно. Вспомнил о своей задумке, сам себе улыбнулся.

Через полчаса мистер Оруэлл сидел в своем кабинете и ждал встречи с Клэр Роджерс, которая любезно согласилась посетить начальника Службы безопасности Храма, неожиданно возжелавшего ее видеть. Машина, посланная за Клэр, должна была вот-вот вернуться.

Наконец секретарь доложил:

— К вам миссис Роджерс.

Клэр вошла, вежливо поздоровалась, присела на кресло. Ждала.

Хитрюга Оруэлл глядел на нее глазами старого, прожженного йпецслужбиста, мытарил молчанием, а потом вдруг произнес:

— Интересно, Клэр, а как воспримет История происшедшее сегодня событие? Наглец, однако…

— Позвольте спросить, а обращение «миссис» уже отменили на территории Храма?

— Клэр, Клэр… Вы же всегда позволяли так себя называть.

Женщина опешила:

— Всегда? Когда это всегда? Кому позволяла?

— Да, да, позволяли. Не знаю, как другим, но мне — всегда. И более того, всячески пресекали любые попытки вашего любимого дауна называть вас «миссис Роджерс». Не помните?

На лице Клэр расцвело изумление.

— Любимого дауна… Петр Анохин? Мастер-три?

— Да уж, давненько меня никто так не именовал… К вашим услугам, Клэр, Петр Анохин, Мастер-три.

Солнце висело над головой, как гигантский рефлектор, спастись от которого было невозможно нигде. Кондиционеры молчали, похоже было, что они вообще умерли, а реанимировать их не смог бы и Иешуа, поскольку он умел лечить души и тела, но никак не механические изделия транснациональной компании «Bosch». В компании имелись собственные чудотворцы, но они в любом случае вынуждены были отдыхать, пока спецы из другой компании — из электрической, конголезской, — не отыщут по трассе место или места обрывов, не восстановят линию, не дадут свет и долгожданную прохладу стране Храм. Тогда, кстати, бошевские дядьки могут и не понадобиться, если только внезапный обрыв линии не повыбивал из системы кондиционирования какие-нибудь положенные ей предохранители, реле или что там должно выбиваться…

Да и кого им охлаждать нынче, кондиционерам-то? Был народец в стране Храм, да сплыл частью немалой… Крис обронил печальную фразу:

— Крысолов из Киншасы увел всех.

Преувеличение, конечно, не всех увел, слава богу, далеко не всех, но многих, многих…

Тот, гаммельнский, забрал с собой только детей, да и забрал — в никуда, а точнее, в Ничто, ибо как иначе назвать состояние смерти, коей завершается «добрая» немецкая сказка? А здешний — коли был такой! — увел и юных и старых, и не в Ничто увел, а просто — прочь из страны. Однако фатальность массового ухода что в Гам-мельне, что в Киншасе одинаково необъяснима с точки зрения всего человеческой логики, формальной логики, простого житейского здравого смысла, даже с точки зрения чуда тоже необъяснима, поскольку чудо, по мнению Петра, должно хоть как-то, хоть с какого-то бока да толковаться. Раз его кто-то сотворил, то, значит, оно этому «кто-то» необходимо. Старый принцип: qui prodest — кому выгодно. А раз этот «кто-то» — не фантом, а живой персонаж, то любой его поступок должен иметь здравое или пусть не очень или совсем не здравое, но — толкование.

Какому «живому персонажу» было выгодно лишить страну Храм солидной части ее жителей, а Мессию — его послушных последователей?

Ответ вроде бы ясен: Дэнису. Но Дэнис не чудотворец, у него нет волшебной дудочки, чье слабое пение может загипнотизировать тысячи довольно здоровых и относительно здравых людей.

Иоанн предположил:

— Массовый гипноз.

Это подходило бы Дэнису, объясняло бы все, но Иешуа не согласился.

— Я бы почувствовал, — сказал он. — И ты бы почувствовал, и Петр, и Мари, и Никодим, да все бы в той или иной степени ощутили бы на себе даже не воздействие гипноза, а просто его присутствие. Но не было… — Переспросил, обращаясь ко всем: — Не было?..

Никто не ответил, поскольку очевидное и без лишних слов очевидно.

Сидели в пустом и оттого гулком, обжитым эхом «покатом» зале Собора, сидели прямо на черном горячем полу, за стеклянной стеной простиралась раскаленная кирпично-красная пустыня, жаром своим нагло ворвавшаяся в Собор, сидели — потели, даже черный Крис, коренной африканец, политкорректный к величине столбика Цельсия, то и дело утирал с лица пот тыльной стороной ладони. Это в штабе имелись собственные генераторы — на такой вот случай, а Собор не имел оных, был подключен к общей энергосистеме. Тоже — просчет, технический на сей раз, да сколько их всего возникло в строительной спешке!..

— Не было, не было гипноза, — ответил за всех сам Иешуа. Поднялся, прошелся вдоль пустыни за стеклом, как делал это, когда перед ним в зале сидело не с десяток слушателей, а под пять тысяч, когда большой зал по многолюдности легко было сравнить со склоном Галилейской горы Фавор, где звучали в первом, утерянном веке первые революционные проповеди Машиаха из Нацерета. Остановился, долго смотрел на пустыню, потом, круто развернувшись к ученикам, спросил яростно: — А не все ли равно, как они ушли?! — И опять сам себе и ответил: Абсолютно все равно! Главное, что ушли…

Последняя фраза прозвучала с такой внутренней болью, им-пульс ее оказался таким сильным, что Петра просто перекорежило от собственной — отраженной боли, вспыхнувшей на миг и угасшей. Вздохнул глубоко, отгоняя злую память о ней, сказал:

— Ты мог их удержать. Мы все — сообща! — легко могли их удержать и вернуть в дома, в квартиры, в отели, но ты же не позволил… Тогда я не спросил тебя, отчего такая бессмысленная жертвенность? Откуда взялась рабская покорность року, тебе, избраннику Божьему, никогда не свойственная?..

— А сейчас спрашиваешь? — Иешуа исподлобья взглянул на друга.

— Сейчас спрашиваю.

— Оттого, что не счел нужным силой возвращать людей, которые решили покинуть страну по своей воле.

— Не лги самому себе, Иешуа, — повысил голос Петр, — они ничего сами не решали. За них кто-то как-то все решил и сладил, и мне не наплевать — кто и как. Ну, положим, кто — это всем понятно. Дэнис, все это — Дэнис, и пожар Дэнис, и бунт — Дэнис, и убийства — тоже он. И цель его предельно ясна: сломать тебя, согнуть, дожать, чтоб ты носом в песок ткнулся и запросил пощады, на карачках пополз бы к нему, не мучай, дяденька!.. — намеренно говорил обидно, чтобы хоть как-то растормошить друга, вытащить его за волосы из болота, в которое он добровольно влез. — Самое гнусное, что он, похоже, достиг цели: я тебя таким никогда не видел, представить даже не мог… Что случилось, Иешуа?.. Ну, ушли одни — придут другие, обычный ток жизни, она, кстати, не кончается на этом крысолове из Киншасы. Вон, с утра автобусы с туристами прибыли — все как обычно: нормальные люди, нормальный интерес, плевать им на все наши заморочки… Поэтому я и спрашиваю вас всех, коллективный вы мой разум любимый, как этот кто-то, этот Дэнис не Дэнис мог увести более двадцати трех тысяч людей таким ловким образом, что никто из нас ни хрена не заметил?.. Мы ж тут все волшебники понемногу, мы ж сами кого хочешь обведем вокруг чего хочешь, а нас сделали, как Детишек. Не знаю, как вам, а мне обидно…