Пером и шпагой - Страница 185

Изменить размер шрифта:
аполовину обнажена, она.., уже не такая!

К де Еону подошел грустный Иван Иванович Шувалов:

- Государыня наша плоха... Зря! Зря вы, кавалер, отказались от русской службы. Мы бы сжились. Подумайте; еще не поздно!

Благодаря маститого Пуассонье за медицинский "диплом", де Еон спросил медика о здоровье русской императрицы.

- Ни одна женщина, - ответил врач, - не ведет себя так бестолково в этот кризисный для любой женщины период. Она желает быть здоровой, но обедает в три часа ночи. А засыпает с петухами. Я прописываю ей бульон, но, оказывается, начался пост, и живот императрицы раздут от кислой капусты. К тому же много было в ее жизни вина и мужчин... Конец наступит внезапно.

Так сказала медицина, а панихиду могли отслужить пушки и дипломатия. Но уже совсем в ином направлении - под руководством голштинского выродка. Было печально уезжать, но уезжать все-таки надо. Последний поцелуй он принял в Петербурге от Катеньки Дашковой, - она всплакнула, помахала рукой.

- Молодость кончилась, - сказала она, вытерев слезы... Обремененный кладью, де Еон поскакал на родину. Отшумели русские леса, промелькнула чистенькая Митава, в дубовом лесу запели ночью рога. Дымно чадя, горели во мраке смоляные факелы. Разбив бивуак в дубраве, близ тракта стоял обоз с траурными дрогами. Полно было в лесу слуг, конюхов, лекарей. Это возвращался на родину русский посол во Франции - Михаила Петрович Бестужев-Рюмин, брат бывшего великого канцлера.

Де Еон вылез из коляски. На пригорке стоял раскрытый гроб, и в нем, перевязанный коленкором, обложенный подушками со льдом, лежал мертвый русский посол. Сквозь толстый слой парафина едва угадывалось его лицо, покойное и величавое. Старый дипломат возвращался в свое отечество, до конца исполнив долг свой на чужбине. Кавалер де Еон снял шляпу...

Было что-то очень печальное в этой обреченности жить вдали от родины и оставаться ей постоянно верным. А родина.., какая она? Постепенно уже все забывалось.

- Дальше! - сказал де Еон и впрыгнул в коляску.

ЖАЛКАЯ КАМПАНИЯ

Салтыков был человеком честным; когда Конференция стала бранить его за вражду с австрийцами, фельдмаршал заявил прямо:

- Русским на Руси доверия мало. У нас командиру лучше из чужестранцев быть. А я природный русак, вот вы меня и треплете!

Елизавета Петровна встала на защиту Салтыкова, и при свидании с Эстергази императрица сказала в оправдание:

- Бестактные нотации от Дауна и Лаудона, кои получал от них Салтыков, могут истощить терпение человека самого флегматичного. Критики же двора венской императрицы на действия моей армии почитаю оскорбительными для чести российской...

Когда же повидала Салтыкова, тот ее огорошил:

- Кончай войну, матушка!

- В уме ли ты, Петр Семеныч?

- В уме, матушка. Мы свое получили: Пруссия за нами. А дальше - только кровь лить понапрасну станем. Не жди согласия в союзе с Францией и австрияками: эти страны лишь силу нашу великую используют. Но разумно ли нам далее свои силы тратить, ежелиОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com