Записки охотника - Страница 187

он, насильственно нахмурив брови и не глядя на жида.

– А когда будет васему благородию угодно.

Чертопханов голову назад закинул, но глаз не поднял.

– Это не ответ. Ты говори толком, иродово племя! Одолжаться я у тебя стану, что ли?

– Ну, сказем так, – поспешно проговорил жид, – через шесть месяцев… согласны?

Чертопханов ничего не отвечал. Жид старался заглянуть ему в глаза.

– Согласны? Приказете на конюшню поставить?

– Седло мне не нужно, – произнес отрывисто Чертопханов. – Возьми седло – слышишь?

– Как зе, как зе, возьму, возьму, – залепетал обрадованный жид и взвалил седло себе на плечо.

– А деньги, – продолжал Чертопханов… – через шесть месяцев. И не двести, а двести пятьдесять. Молчать! Двести пятьдесят, говорю тебе! За мною.

Чертопханов все не мог решиться поднять глаза. Никогда так сильно в нем не страдала гордость. «Явно, что подарок, – думалось ему, – из благодарности, черт, подносит!» И обнял бы он этого жида, и побил бы его…

– Васе благородие, – начал жид, приободрившись и осклабясь, – надо бы, по русскому обычаю, из полы в полу…

– Вот еще что вздумал? Еврей… а русские обычаи! Эй! кто там? Возьми лошадь, сведи на конюшню. Да овса ему засыпь. Я сейчас сам приду, посмотрю. И знай: имя ему – Малек-Адель!

Чертопханов взобрался было на крыльцо, но круто повернул на каблуках и, подбежав к жиду, крепко стиснул ему руку. Тот наклонился и губы уже протянул, но Чертопханов отскочил назад и, промолвив вполголоса: «Никому не сказывай!» – исчез за дверью.
V

С самого того дня главным делом, главной заботой, радостью в жизни Чертопханова стал Малек-Адель. Он полюбил его так, как не любил самой Маши, привязался к нему больше, чем к Недопюскину. Да и конь же был! Огонь, как есть огонь, просто порох – а степенство, как у боярина! Неутомимый, выносливый, куда хошь его поверни, безответный; а прокормить его ничего не стоит: коли нет ничего другого, землю под собой глодает. Шагом идет – как в руках несет; рысью – что в зыбке качает, а поскачет, так и ветру за ним не угнаться! Никогда-то он не запыхается: потому – отдушин много. Ноги – стальные; чтобы он когда спотыкнулся – и в помине этого не бывало! Перескочить ров ли, тын ли – это ему нипочем; а уж умница какая! На голос так и бежит, задравши голову; прикажешь ему стоять и сам уйдешь – он не ворохнется; только когда станешь возвращаться, чуть-чуть заржет: «Здесь, мол, я». И ничего-то он не боится: в самую темять, в метель дорогу сыщет; а чужому ни за что не дастся: зубами загрызет! И собака не суйся к нему: сейчас передней ножкой ее по лбу – тюк! только она и жила. С амбицией конь: плеткой разве что для красы над ним помахивай – а сохрани Бог его тронуть! Да что тут долго толковать: сокровище, а не лошадь!

Примется Чертопханов расписывать своего Малек-Аделя – откуда речи берутся! А уж как он его холил и лелеял! Шерсть на нем отливала серебром – да не старым, а новым, что с темным глянцем повести по ней ладонью – тот же бархат! Седло, чепрачок, уздечка – вся какОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com