Железо, ржавое железо - Страница 49

На следующий день Редж облачился во фланелевые серые брюки, голубую рубашку с галстуком выпускника Итона, шерстяной пуловер и спортивную светло-коричневую куртку. Одежда пришлась ему впору. Беатрикс наплела одному из своих сослуживцев в министерстве, что ее брат, неожиданно прибывший в отпуск, в темноте угодил в бомбовую воронку, полную грязной дождевой воды, и, пока мундир в чистке, ему нужно во что-то одеться. Сослуживец, не задавая лишних вопросов, сходил в обеденный перерыв к себе на квартиру и принес одежду, а Беатрикс отправила ее Реджу с курьером. Очень просто. Для Беатрикс мужчины готовы на все. Редж, уже во второй раз терявший свой вещмешок, пошел купить бритву, но долго не мог найти лезвий. Он смело зашел в чайную, выпил слабого чаю и съел пирожок с джемом из брюквы. Вечером сходил в кино и посмотрел американский фильм, с Тайроном Пауэром в главной роли, про дезертира британской армии, попавшего в Лондоне под бомбежку, потрясающе снятую. В конце концов его арестовывает военная полиция в щегольской форме на четвертом перроне безымянного вокзала. У Беатрикс на этот вечер были свои планы. Промаявшись без сна, Редж наутро купил большой пузырек микстуры от кашля и проглотил ее залпом. Следующие два дня он спал без просыпа па кровати Беатрикс, так что ей пришлось перебраться па пол. Едва оправившись от простуды, с впалыми щеками и воспаленными глазами, он уехал в Ливерпуль, прихватив бумажный сверток с офицерским мундиром.

«Герцогиня Бедфорд» отправлялась от северного причала. Редж переоделся в мундир в общественной уборной, завернул в бумагу штатскую одежду и стал ждать поезда, который должен был подвезти обреченных точно по расписанию к отплытию парохода. По крайней мере, так он предполагал, ведь никогда не знаешь, что придумают наверху. Может быть, чтобы сохранить у русских иллюзию перевода в другой лагерь, их, выгрузив из вагонов, доставят к причалу в крытых грузовиках или автобусах с завешанными окнами. Под моросящим дождем Редж, лавируя между грузовиками и оскальзываясь на мокрой брусчатке, без труда нашел пассажирский перрон, который охраняли шотландцы в полевой форме. Он смело представился их лейтенанту переводчиком, что выглядело правдоподобно, учитывая галуны корпуса разведки на мундире, и спросил, в котором часу ожидается поезд. Смеркалось. Морской ветер и крики чаек, обычно сулившие новые приключения, на сей раз навевали совсем иные мысли. «Герцогиня Бедфорд» стояла у причала с пригашенными огнями. Прибытие поезда ожидается, да только бог знает когда. Реджа никто ни в чем не заподозрил, а ему удалось еще узнать у лейтенанта, что никто из его подчиненных по-русски не говорит. Они курили и ждали. Шотландцу было не по себе. Он приставал к Реджу с вопросами: ну не придется же им стрелять в этих русских? разве они сами не хотят вернуться в матушку-Россию? Он был наивен, этот молоденький, болезненного вида лейтенант. Ему ни разу не доводилось участвовать в таких операциях. Он вообще ни в кого еще не стрелял. Они ведь наши союзники, верно? Они с немцами воевали за нас, потери большие несли. И что же теперь?

Подъехал фургон Армии спасения, привезли чай и бутерброды для взвода охраны. Они еще ели, когда раздался гудок паровоза. Поезд подошел к перрону и остановился, выпуская клубы пара. Ну, ребята, теперь их надо выгнать наружу и построить для погрузки на борт, Редж первым ворвался в поезд и закричал по-русски:

– Где доктор Соколова?

В коридорах не было ни души. Русские, в новеньких шинелях, только пуговицы поленились надраить, сидели по местам, прижимая к себе набитые под завязку вещмешки. Выходить из купе никто не хотел. Они давно уже почуяли морской ветер и поняли, что их обманули, хотя и раньше не сомневались, что их обманут. Лейтенант с криком «Господи Иисусе» устремился за Реджем, не успев ответить на вопрос капрала, можно ли подгонять упирающихся людей штыками. Лейтенант впервые видел русских. Что за издевательство – вырядить их как английских солдат, да надень на них хоть красные гвардейские мундиры, на британцев они похожи не станут.

– Давай выходи, – нерешительно скомандовал он.

Выходить никто не пожелал. И доктор Соколова на крики Реджа не отзывалась. Может, она прозрела без его помощи? Со стороны хвостового вагона к Реджу приближался британский сержант с двумя невооруженными солдатами.

– Доставили эту ораву сюда из Ипсуича, только что с ними теперь делать? Нам было велено следить, чтобы русские не спрыгивали на ходу с поезда и не причиняли себе увечий, вот и все. Доктора ищете? Ступайте к вагону охраны, там медпункт.

В поезде погасили огни, словно нарочно, чтоб усилить панику. Прямо у себя за спиной Редж услышал выстрел.

– Простите, сэр, эта чертова штука сама выпалила, – оправдывался какой-то солдатик.

Некоторые русские стали выходить, одни рыдая, другие громко матерясь. Были и такие, кто набрасывался с кулаками на британских солдат, а те настолько растерялись, что даже не пытались пустить в ход штыки и приклады.

В вагоне охраны Редж спотыкался о беспорядочно лежавшие тела людей. Загорелся тусклый свет, и он увидел Марию Ивановну, метавшуюся от одного раненого к другому. Один порезал себя разбитой бутылкой, другой пытался с разбега размозжить голову о стенку вагона. Не имея при себе медикаментов, она была не в силах им помочь. Мужчина, перерезавший себе горло, тихо умирал. Другие стонали, кричали, матерились, и трудно было понять, кто в этой куче жив, а кто уже мертв. Мария Ивановна узнала Реджа.

– Где ты был, почему уехал?

– Иди за мной, – приказал он.

В это время в вагоне появились лейтенант с сержантом.

– Господи Иисусе, а этих-то куда девать? – ужаснулись они, увидев кровавое людское месиво.

Вскоре стало ясно куда: на помощь подоспели члены советской военной миссии, майор, капитан, рядовые в шинелях и несколько человек в штатском, явно из тайной полиции. Когда они поволокли раненых прямо за ноги, Редж кинулся им наперерез. Услышав, как он ругается по-русски, они, не колеблясь, набросились на него с прикладами. Редж пытался вырваться, чтобы спасти Марию Ивановну, но ее уже не было видно.

На причале Редж, жадно глотая морской воздух, видел, как всех, оставшихся в живых, кроме того, кто грудью бросился на штыки охранников, уже гонят на борт. Несколько человек бились в мнимых припадках эпилепсии. Трое с шумом бросились в воду. Стонущих раненых впихнули в тесную толпу. Оказалось, что среди них есть и убитый. Здоровые как могли втаскивали их по сходням на борт. Редж снова закричал по-русски, и его, одетого так же, как и все несчастные, в британскую шинель, не обратив внимания на офицерскую нашивку на рукаве, отправили на борт. Когда он вместе с лагерниками очутился на палубе, человеческие голоса перекрыл низкий гудок парохода, и, как в классическом кадре Эйзенштейна, Редж видел только немо орущие рты и стиснутые кулаки. Потрясенный зрелищем, британский морской офицер решил бежать без оглядки, но двое мрачных русских из военной миссии перекрыли ему путь. Редж каким-то уголком оглушенного сознания вспомнил свой побег в Эйвонмуте и готов был уже прыгнуть в воду, но его оттеснили от борта. Ничего не оставалось, как только смириться со своей принудительной погрузкой, но тут один тип, явно из НКВД, наорал на него за то, что тот якобы потерял свой вещмешок, и вырвал из рук Реджа чудом уцелевший пакет с цивильной одеждой. В ответ Редж огрызнулся по-английски, и его тут же затолкали в кают-компанию, где притаился перепуганный насмерть стюард в грязной белой куртке. В кают-компании воняло мазутом, блевотиной и подгоревшей рыбой. Редж спустился в трюм, битком набитый плачущими, потерявшими волю к сопротивлению русскими. Они сидели и лежали прямо на полу – гамаков им не предоставили. Многие его узнали. Послышались вперемешку возгласы гнева и сочувствия.

– Шкура британская, предатель!

– Да нет, это его предали, друг ты наш, батюшка.

– Шпион, провокатор, лизоблюд советский, шакал капиталистический.

Одни тянули к нему руки с мольбой, другие указывали на него пальцами с черными полосками грязи под ногтями. Он кричал всем без разбора, даже тем, кто был из других лагерей, что он с ними. Когда Редж собрался вернуться наверх, оказалось, что люк трюма задраен.