Земля, и все остальное — по списку - Страница 27

…Меня определили в санаторий «Пихтовый». Санаторий был похож на затейливую конструкцию, собранную из разноцветных, разноразмерных и разноэтажных кубиков великанского детского конструктора, забытую неведомым проказником посреди соснового бора. Дорожки, покрытые крупным жёлтым песком, пересекали бор во всех направлениях. Разветвляясь, они сжимались до узких тропинок, тропинки же выводили путников к волейбольным площадкам, футбольным полям, беговым рингам, зелёным холмистым равнинам и великолепным безупречно-чистым пляжам.

Сад разбегающихся тропок, а вокруг сплошная пастораль и иддилия. Буколика и аркадия. Серенада Эдема. Однако не расслабляйтесь. Приметы жёсткого контроля не заметны, но определяемы. Сеть следящих камер; предупреждающие надписи на стенах: «Бокс-изоляторы расположены на нулевом уровне» и «Пользование пранк-связью исключительно с разрешения администрации»; индивидуальные медицинские браслеты и жёсткий распорядок дня, предписывающий выздоравливающим находится в своих комнатах с 23.00 ночи до 6.00 утра. И обязательное прохождение всех назначенных процедур и определённых персональными санаторными графиками осмотров. Нарушителю грозит недельное пребывание в изоляторе. В остальном ты вольная птица и можешь делать всё, что тебе вздумается. В пределах установленных правилами границ.

Граница пролегала точнёхонько по центру бегового ринга. Цветовая линия делила стометровый круг надвое. Выходило так, что бегун из сектора, в котором оздоравливались лежавшие в карантине и на стационаре (зоны «К» и «С») неизбежно попадал в сектор, в котором поправляли здоровье «отпускники». «Отпускники» считались привилегированной группой на Островах. У них тоже были проблемы. Стрессы, переутомление, максимум — синдром хронической усталости. Такие болезни прекрасно лечатся где-нибудь в районе альпийских горнолыжных курортов или на Багамах. Ветреные лыжницы, знойные островитянки, лёгкое вино, лёгкий флирт, безопасный секс. Неудачники. Они выбрали службу на Флоте. Флот живёт по регламенту. Уставы, предписания, инструкции. Поэтому они отдыхают на Сенсоре, а не на Земле.

Беговая дорожка была надёжно укрыта за кустами сирени. Погуляв по своей половине ринга, я с опаской приблизился к разделительной линии. Словно бы невзначай, переступил через прочерченную красным полосу и прислушался. Было тихо. Я с сомнением оглядел окрестности и шагнул дальше. В кустах тревожно чирикнула птаха. Я представил себя со стороны. Взрослый дядька, тридцати пяти лет, вздрагивая от любого звука, крадётся по запретной территории, готовый в любую секунду чесануть обратно. Опытный и много чего повидавший дядька, смелый первопроходец, космический волк и несгибаемый косморазведчик…

— Шага-а-й, не бойся, — раздался вдруг насмешливый голос. «О-п-па!» — я непроизвольно вздрогнул. Оказывается, с некоторых пор я был здесь не один. На скамейке напротив незаметно расположился мужчина, с интересом наблюдавший за моими циркуляциями. Одет он был по пляжному легкомысленно: разрисованные пальмами бермуды, шлёпанцы на босу ногу, лимонно-жёлтая майка с надписью: «Лучший отдых на Камчатке! ПЗ» (планета Земля, надо полагать), белая жёваная панама. На коленях он держал спортивный рюкзачок, украшенный фотографией смеющейся девочки с весёлыми косичками и подписью «Папе от Кашки». Солнечные очки, водружённые на панаму, органично завершали композицию.

— А можно? — довольно глупо спросил я.

— Отчего же, — сказал мужчина, извлекая из рюкзачка кроссовки, — конечно, можно. В угол не поставят, ремнём не отшлёпают.

— Да как сказать, — я подошёл к мужчине, — в угол не ставят, но изолятором пугают.

— А., это, — мужчина мельком глянул на табличку. — Это защита от дураков, — пояснил он, улыбнувшись.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением в голосе сказал я. — Мой сосед… по комнате… провёл в изоляторе трое суток.

— Неужели? — мужчина кинул кроссовки под ноги. — Значит, он дурак.

— Может быть, — сказал я. — Отличные кроссовки. Фирменные. Хотя, может быть ему просто не повезло.

— Верная отмазка. Для дураков, — мужчина подхватил кроссовку, согнул, демонстрируя качество подошвы. — Прочные, лёгкие и невесомые, как пушинка. И ноги в них не потеют. В кроссовках, — уточнил он.

— Я понял. — кивнул я. — Разрешите? Мужчина передал мне кроссовку. — А что с дураками?

— Дураки умирают, — жёстко пояснил мужчина. — И умирают дураки по пятницам. Преимущественно.

— Какая жалость, — я вернул кроссовку мужчине.

— Садись, — сказал мужчина. — Куришь?

— Курить — здоровью вредить, — я опустился на скамейку. — Минздрав предупреждает…

— Согласен, — мужчина протянул ладонь, — Станислав.

— Алексей, — на запястье у Станислава была выколота буква «А» в обрамлении ангельских крылышек. — О, — сказал я, — Четыре «А»{Четыре «А» — «Артемьевск», «Алапаевск», «Архангельск», «Абакан».}. Какой из четырёх?

— Угу, — невпопад подтвердил Станислав, — легендарная четвёрка. — Не убирая очки, он ловко приподнял панаму и снял с макушки распечатанную пачку сигарет. — На самом деле их несколько больше, — проинформировал он меня, возвращая панаму на место, — как минимум четырнадцать. — Ну, закуришь?

— Что у тебя?

— «Капитан Блейк». Настоящие, с планеты Голуаз. Табак крепкий, сигарный. С кремовым вкусом.

— Ладно, давай. На халяву, как говориться, и уксус сладкий.

Я взял предложенную сигарету. Станислав похлопал себя по бокам. — Чёрт, кажется зажигалку забыл. — Он принялся рыться в рюкзачке. Зажигалка обнаружилась в боковом карманчике.

— Так вот, — продолжил Станислав, — в серии сейчас всего четырнадцать. Я хожу на первом. Первом с начала. Лидер «Артемьевск». Пилот-навигатор. Копылов Станислав Петрович.

— Душевно рад. Гордиан Алексей Викентьевич. Космический поиск и разведка. До недавнего времени был в составе специальной исследовательской бригады. Поисковая операция на Вальдшнепе.

— Вальдшнеп? ОК. Странная планета.

— Вообще-то планет в системе числом три. Два газовых гиганта. То-ли протопланеты, то-ли протозвёзды. И третья — землеподобного типа. Действительно необычная. Оптимально удалена от местного светила и постоянно обращена к нему одной стороной.

— Вечная зима и вечное лето. Я и говорю, странная планета.

— Возможно. Мы работали на солнечной стороне. Исследовали Большой Каньон. Пожалуй, самый большой в данном квадрате галактике. Протяжённость — свыше двадцати тысяч километров. Пересекает континент точнёхонько по двадцать восьмой параллели.

— Ширина варьируется от пяти метров до тысячи, высота — от восьмисот метров до трех с половиной километров. Сдавал экзамен по сравнительной планетологии.

— Да, верно. Факт общеизвестный.

— На любителя. А я не любил сравнительную планетологию. И как же гордые исследователи Большого Каньона оказались на Сенсоре?

— Роковое стечение. Обстоятельств.

— Сочувствую. — Копылов сбил с сигареты столбик пепла, посмотрел на окурок, грустно вздохнул и заботливо утрамбовал его в землю. — Хорошего помаленьку, — констатировал он.

— Отличный табак, — сказал я.

— Гадость, — возразил Копылов. — А для чего курю? Таким образом я самоутверждаюсь. Злостно нарушаю…

— Безумству храбрых., — я придавил окурок носком ботинка. — и всё такое прочее. Так по каким причинам храбрецы попадают на Сенсор?

— Так по разным, — сказал Копылов. Я здесь, например, из-за любви к животным. — Он сдвинул панаму на затылок и продолжал, — Ходили мы по маршруту Полуденный Сезам — Коралл в составе грузо-пассажирских караванов. Сопровождали транспортные паромы с переселенцами и корабли с грузами для Колониальной Администрации Коралла. Мотались туда и обратно практически без передышки. Треть стандартного месяца висишь на «плече»{Плечо (жарг.) — маршрут.}, пять местных суток на осмотр, профилактику, ремонт и отдых, затем цепляешь сформированный конвой и тащишь его к от Сезама к Кораллу. И наоборот. Это называется вертушка. Туда, сюда, обратно и дюже неприятно.