Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев - Страница 62

Федя. Сделаю. Скажите, что наверное сделаю.

- Как видишь, - сказал я, когда Тугодум дочитал этот отрывок до конца, - все уперлось в характер Феди. Такому человеку, как Федя Протасов, легче покончить с собой, чем участвовать во всей той лживой церемонии, через которую необходимо было пройти, чтобы добиться развода.

- Это верно, - сказал Тугодум. - Это я понимаю.

- Теперь возьми историю его разоблачения. Муж Екатерины Гимер, как ты помнишь, стал хлопотать о получении нового паспорта. И тут-то все и вышло наружу. Щепетильный Федя так поступить, конечно, тоже не мог. Он ни за что не подверг бы свою бывшую жену риску такого разоблачения. И вот Толстой, чтобы сохранить верность правде - правде характера своего героя, придумывает сцену в трактире, где Федя становится невольной жертвой подслушавшего его признание шантажиста-доносчика.

- Вот видите, - обрадовался Тугодум. - Сами сказали: Толстой придумывает.

- Ну да. Толстой. Но опять подчиняясь воле своего героя, логике его характера. Ну и наконец - финал. Тут-то уж и сомнений быть не может, что финал толстовской драмы целиком вытекает из характера главного ее героя. Такому человеку, как Федя, на самом деле легче умереть, чем снова связать себя с Лизой, - вернее, Лизу с собой. И тот приговор, который адвокату представляется наиболее благополучным - никакой ссылки, никакой тюрьмы, всего лишь церковное покаяние, но, разумеется, расторжение счастливого брака Лизы с Виктором, - для Феди этот "легкий" приговор оказался бы самым ужасным.

- Да, я согласен, - сказал Тугодум. - Такой человек, как Федя Протасов, и в самом деле не мог поступить иначе. Но ведь это не кто-нибудь, а сам Толстой сделал его таким. Никто ведь не мешал Толстому сделать своего героя... ну... как бы это сказать...

- Более покладистым? - подсказал я.

- Да хоть бы обыкновенным пьянчужкой, как этот Гимер. Зачем ему понадобилось, чтобы вся эта история происходила именно вот с таким, не совсем обычным человеком, как Федя?

- О, вот тут ты подошел к самой сути толстовского замысла. Как ты думаешь, почему Толстого так заинтересовала вся эта история?

- Ну, это-то как раз понятно, - сказал Тугодум. - История сама по себе такая крутая, что прямо просится, что бы из нее сделали пьесу. Или даже роман. Я думаю, ни один писатель не прошел бы мимо такого детективного сюжета.

- Значит, ты думаешь, что Льва Николаевича привлек только детективный характер этой фабулы?

- Ну да! А что же еще?

- Сюжет, забрезживший в его сознании, когда он столкнулся с делом супругов Гимер, вероятно, и в самом деле поразил воображение Толстого своей выразительностью, - согласился я. - Но история Гимеров, я думаю, привлекла его не только этим.

- А чем же еще? - спросил Тугодум.

- Необыкновенное решение Феди Протасова, - ответил я, - очень лично задело Толстого. Оно привлекло его как некий выход из тупиковой ситуации, в которой оказался он сам.

- То есть как! - изумился Тугодум. - Уж не хотите ли вы сказать, что Толстой...

- Нет-нет, - улыбнулся я - Толстой не был запойным пьяницей и не уходил в загул с цыганами. Но он, как и его герой, не в силах был жить так называемой нормальной жизнью. Как и его герой, он постоянно помышлял о разрыве с семьей, об уходе из дому. О формальном разводе для него тоже, как ты понимаешь, не могло быть и речи. И он мучился, страдал, не зная, как разрубить этот проклятый узел.

- Да, я знаю, - сказал Тугодум. - Но ведь это с ним случилось потом, уже перед самой смертью.

- Окончательно решился он на это только в тысяча девятьсот десятом году. Но еще задолго до своего ухода из дому он несколько раз был очень близок к такому решению. Собственно, даже не близок, а уже принимал такое решение. Но в те разы у него не хватало сил его осуществить.

ИЗ ПИСЬМА С. А. ТОЛСТОЙ Т. А. КУЗМИНСКОЙ

20 декабря 1885 года

Случилось то, что уже столько раз случалось! Левочка пришел в крайне нервное настроение. Сижу раз, пишу, входит. Я смотрю - лицо страшное. До сих пор жили прекрасно; ни одного слова неприятного не было сказано, ну ровно, ровно ничего. "Я пришел сказать, что хочу с тобой разводиться, жить так не могу, еду в Париж или в Америку"

- А в чем дело-то было? - спросил Тугодум, прочитав это письмо.

- Дело было в том, что жизнь, которой он жил, тяготила его своим несоответствием тем представлениям, тем взглядам, которые он исповедовал и проповедовал. Жене эта его повседневная жизнь представлялась вполне нормальной, а ему - фальшивой, насквозь лживой. Мириться с этой ложью он не мог, а разрубить этот узел - не было сил. И он мучился, страдал. В тот раз, в 1885 году, все как-то уладилось, улеглось. Но двенадцать лет спустя повторилось снова. На этот раз он уже даже написал жене прощальное письмо, в котором объявлял о своем уходе.

ИЗ ПИСЬМА Л. Н. ТОЛСТОГО С. А. ТОЛСТОЙ

8 июля 1897 года

Дорогая Соня,

Уж давно меня мучает несоответствие моей жизни с моими верованиями. Заставить вас изменить вашу жизнь, ваши привычки, к которым я же приучил вас, я не мог, уйти от вас до сих пор я тоже не мог, думая, что лишу детей, пока они были малы, хоть того малого влияния, которое я мог иметь на них, и огорчу вас, продолжать жить так, как я жил эти 16 лет, то борясь и раздражая вас, то сам подпадая под те соблазны, к которым я привык и которыми я окружен, я тоже не могу больше, и я решил теперь сделать то, что давно хотел сделать, - уйти...

Если бы открыто сделал это, были бы просьбы, осуждения, споры, жалобы, и я бы ослабел, может быть, и не исполнил бы своего решения, а оно должно быть исполнено. И потому, пожалуйста, простите меня, если мой поступок сделает вам больно, и в душе своей, главное, ты, Соня, отпусти добровольно и не ищи меня, и не сетуй на меня, не осуждай меня.

- И в этот раз тоже сил не хватило уйти? - сказал Тугодум.

- Не хватило, - кивнул я. - Терзался, мучительно пытался найти выход. И так и не нашел. Но, не найдя его для себя, он нашел его для своего героя, для Феди Протасова. Потому-то и ухватился так за эту историю. В ней померещился ему тот самый выход из тупика, в котором они оба оказались.

- Кто это - они оба? - не понял Тугодум.

- Лев Николаевич Толстой и Федя Протасов.

- Скажете тоже! - возмутился Тугодум. - Да что между ними общего! Про Толстого вы мне все объяснили! что его мучило и почему. А Федя этот чем мучился! Слабовольный человек, алкоголик...

- Да, ты прав, - согласился я - Федя человек слабый. Но его тяга к алкоголю - не просто медицинский случай...

ИЗ ДРАМЫ Л. Н. ТОЛСТОГО "ЖИВОЙ ТРУП.

Федя. Я негодяй. Но есть вещи, которые я не могу спокойно делать. Не могу спокойно лгать.

Князь Абрезков. Я вас тоже не понимаю. Вы, способный, умный человек, с такой чуткостью к добру, как это вы можете увлекаться, можете забывать то, что сами от себя требуете? Как вы дошли до этого, как вы погубили свою жизнь?

Федя (пересиливает слезы волнения). Вот уже десять лет я живу своей беспутной жизнью. И в первый раз такой человек, как вы, пожалел меня. Спасибо вам. Как я дошел до своей гибели? Во-первых, вино. Вино ведь не то что вкусно. А что я ни делаю, я всегда чувствую, что не то, что надо, и мне стыдно. Я сейчас говорю с вами, и мне стыдно. А уж быть предводителем, сидеть в банке - так стыдно, так стыдно... И только, когда выпьешь, перестанет быть стыдно.

- Как видишь, - сказал я, когда Тугодум прочел это признание Феди Протасова, - Федя тоже не так прост. И в чем-то он даже похож на Льва Николаевича: так же, как тот, мучается фальшью, ложью той жизни, которая его окружает. Оттого и пьет... Пойми, я вовсе не утверждаю, что Федя Протасов двойник Льва Толстого. Но что-то от себя самого, от собственного душевного опыта Толстой в этого своего героя все-таки вложил... Ну, как? Понял теперь, почему Толстому понадобилось, чтобы вся эта история происходила в его пьесе не с обыкновенным пьянчужкой вроде Гимера, а с таким человеком, как Федя Протасов?