Я - твое поражение (СИ) - Страница 119

— Люблю тебя! За что, о боги, вы караете меня любовью!

И ты замер, на миг прекратив любое движение, ты остановился, едва переводя дыхание. Смотря зачарованно, так, словно я стал медузой Горгоной, а — ты её окаменелой жертвой.

— Повтори! Заклинаю тебя — повтори!

— Я люблю тебя! Александр! Люблю! — кричал, орал, как безумный, и кто мог, положа руку на сердце, отрицать очевидное: я сошёл с ума.

Я в ту ночь ощутил себя влюблённым мальчишкой, в Миезе, под старым платаном, где мы впервые поцеловались.

— Да наградит тебя Дионис, филэ! Вот она правда, которую я хотел услышать! — захрипев от переполняющих грудь эмоций, ты толкнулся в меня, и нега боли, оглушающей волной удовольствия разлилась по телу, достигая кончиков пальцев.

О боги наших отцов, я погиб! Я перестал существовать! Я стал частью тебя, твоей половиной, во мне застучало твоё сердце! Смертное страдание пронзило всё существо, как ты мог жить с ним? Как ты вытерпел то, что неподвластно смертному человеку?

— Теперь ты знаешь. —Прошептал, слегка отстраняясь, давая мне глотнуть живительного воздуха, тревога отразилась в глазах.

— Почему?

Мне хотелось узнать так многое, задать сотню вопросов, найти ответы — возможно ли так любить. И я хотел… но ты сделал второй толчок, и мысли мои разлетелись, как искры костра затерялись в ночи и погасли.

Ты ушёл утром, не сказав ни слова, сквозь ресницы я наблюдал, как ты долго смотрел на меня, потом, нагнувшись, в последний раз нежно поцеловал истерзанные губы и, обернув покрывала вокруг бедер, тяжело поднялся. Не было сожаления, напротив, как никогда я был свеж и готов к любым страданиям, ты влил в меня не своё семя, а мужество встретить надвигающийся день. Гестия ни о чём не спросила, найдя развороченную постель. Характерные пятна и своего супруга со следами ночной страсти по всему телу. Что я мог сказать ей? Ничего. По обычаю, принял необходимую заботу, был спокоен, даже, скорее, собран, узнав о гибели содержимого сундука, теперь мог оставить этот мир без сожалений — моё имя исчезнет вслед за своим хозяином.

— Я хочу, чтобы ты вышла замуж, и никто не упрекнул тебя в потере девственности, пусть думают, что это сделал я. Воспользуйся деньгами, спрятанными нами по всей Персии, только держись подальше от трона, чтобы не возникало лишних вопросов. А теперь уходи, скоро за мной придут. Хочу остаться в твоей памяти несломленным.

И всё же я был несправедлив к ней, в моей жизни, увы, не встретилось достойной женщины, которую я мог полюбить, как впрочем и в твоёй, в этом боги нас обделили. Страдал ли я? Нет, в те часы, думая, что жизнь кончена, ещё не знал, что наши отношения выходят на новый путь, еще более безумный. В обед пришел Пердикка, принёс свёрнутый трубочкой папирус, опечатанный сразу двумя государственными печатями. Истомившийся в ожидании, я находился на взводе, и появление предполагаемого палача встретил упреками, жалуясь на задержку казни.

— Гефестион, это царский указ, прочти и следуй ему. — Остановил друг поток ненужных претензий, я протянул руку, заметив, что она почти не дрожит и, волнуясь, сорвал печать.

Пробежал глазами официальное начало, ища главное — способ казни и наткнулся совсем на иное.

«…Оправдать Гефестиона по всем предъявленным обвинениям, восстановить его в прежнем статусе и выплатить из казны компенсацию…»

Дальше читать не мог — колени ослабли. Руки, словно плети, упали, роняя документ на землю.

— Как же так? Нет, невозможно!

Пердикка попятился ко входу, понимая, что вот-вот разразится буря, и она разразилась. За всю свою жизнь я не выкрикнул более ругательств, изощряясь в грубых эпитетах, поверь, тебе лучше не знать о них, ведь центром моих проклятий был именно ты, тебе я желал самой страшной погибели, тебе и твой семье, и друзьям и даже врагам. Взяв в оцепление мою палатку телохранители получили приказ не выпускать хилиарха, пока не остынет, если понадобится, копьями сдерживать его порыв.

А ты и не предполагал, каким оскорблением для меня обернется твоё прощение?

Чего уж тут сложного, ты выставил меня шлюхой, способной решать свои проблемы через постель, ни для кого не секрет, что ночь накануне казни мы провели вместе. Позже в армии шептались, что стоит Гефестиону раздвинуть бёдра, так Александр готов исполнить любое его желание. Именно тогда укоренилась пословица о твоём единственном поражении. Глупая и непристойная. Она мне очень не нравилась, по иронии богов именно она и осталась в последующих поколениях, выставляя меня чуть ли не гетерой.

Спустя день, я уехал в расположение своей армии. Ты и не ждал благодарности, знаю, во главе маленького отряда ты скрытно сопровождал нас до берега и там, укрывшись в густых зарослях местного кустарника с маленькими кожистыми листьями, долго смотрел, как переправляется твой филэ на противоположную сторону. Спустя день, меня догнало царское письмо, в котором ты объяснял причины своего суда и своего оправдания, я его не читал, велел выбросить в навоз проходящих в обозе верблюдов. Это было началом конца. С тех самых дней я стал быстро приближаться к трагедии сегодняшнего дня и сам отныне желал смерти.

========== 29. Кратер. ==========

Малый совет, собранный сразу после возвращения в расположение моей армии, начался с молчания. Молчал я, в упор разглядывая бывших соратников, опираясь кулаками о колени, медленно скользил тяжёлым взором по лицам Пердикки, Леоната, Марсия и других. Смущение и явная тревога владела всеми участниками своеобразных смотрин, многие отворачивались. Мяли пальцы, не смея поднять глаз.

— Дрова для погребального костра собрали? — наконец я нарушил тягостную атмосферу. — Места у царского трона распределили?

— Гефестион, — выступил вперёд Пердикка желая взять гнев на себя, — ты же понимаешь…

— Предательство? Его можно понять?! Страх за собственные головы?! Я прямо сейчас могу снять любую из них, только это ничего не изменит. — Вздохнув, я поворошил пергаменты, лежащие на столе.

Ругать трусов — неблагодарное дело: они и так знают о своём неблаговидном положении. Озлоблять их, людей, которые завтра будут сражаться со мной плечом к плечу, — неразумно, и потому махнул рукой.

— Идите, совет окончен. Вечером выступаем.

Оставшись один, неосознанно потрогал алый след, оставленный твоими губами на шее, он почти исчез, но боль пока осталась, забывшись, крикнул Феликса и, вздрогнув, осознал: не придёт. Надо начинать жить сызнова, привыкать к новым лицам, надо встать, позвать слуг, сказать, чтобы принесли чистые одежды и воды для омовения, но я продолжал сидеть и молчать, так, словно окриком наносил умершему другу оскорбление.

Наш переход по левому берегу Инда ознаменовался несколькими победами над местными правителями — раджами. Желая доказать свою преданность, соратники расстарались, с таким ожесточением кидались на препокорных индусов, что стало понятно: если мы продолжим в том же духе, то переплюнем тебя в количестве завоёванных городов. Пришлось немного охладить пыл, дав воинам сугубо мирное занятие. В устье одной из речушек я заложил очередную Александрию, двадцать третью по счету. Узнав о строительстве, ты прислал мне каменщиков и своё разрешение, полное дружеских слов и просьбу… не задерживаясь, соединиться с Кратером, осваивающим правый берег священной реки. Неотлучно при мне находился Пердикка, смышлёный малый и неутомимый шутник, хотя ему далеко было до мудрых рассуждений Тамаза, вскоре я привязался к простоватому парню. Ранее мы несколько раз встречались, но как-то не срослось и, узнавая его сейчас, порой поражался его необычайному взгляду на жизнь. Пердикка всегда и всем был доволен. Идёт ли проклятый тропический ливень или напротив жарит солнце, идём ли маршем прорубая просеку в джунглях или пируем с недавними врагами — он неизменно весел, даже слегка беззаботен. Позже, я узнал, что это только маска: Пердикка внутренне очень серьёзен, и, увы, влюблён в меня. Недавнее предательство перса дало ему хороший урок, и потому он не решался открыться, решив, пусть всё идёт своим чередом. Мы несколько раз ездили на охоту, стреляли тонконогих антилоп, издали любовались на скрытых сухой травой индийских тигров, видели диких слонов и множество разнообразных обезьян, коими буквально кишели те места. Одна мартышка украла дорогое золотое ожерелье — твой подарок, не помню по какому случаю, так Пердикка пропадал неделю, вернулся грязный с головы до ног, весь в мокрой глине и обезьяньем помёте и с неизменной улыбкой протянул мне пропажу. Целых три царства удалось покорить мне лично, не сомневаюсь, что славу припишут тебе, а потому скромно отступаю в тень лишь с одной целью — раскрыть более страшную страницу наших непростых отношений.