Я - твое поражение (СИ) - Страница 117

Приведённый на очередной, десятый по счёту, допрос, усевшись в отведённое мне место, ниже уровня земли, для чего сняли лопатой дёрн и заглубили основание, я думал, что готов к любым неожиданностям и тщательно продумал ответы, но сразу всё пошло не так, как задумывалось. Ты сидел на троне в окружении подобострастной свиты, состоящей, в основном, из наших восточных братьев, в толпе я заметил сыновей Оксиарта, братьев Роксаны, разве они могли пропустить момент моего унижения, собрались, чтобы вечером пересказать ей всё всех подробностях. В ногах царя пристроился Багой, разлёгся, подобно золотистой пантере, сверкая темно-синими глазами, готовый в любой момент броситься и вонзить в меня клыки. Кратер зачитал приговор. Меня обвиняли во взятках, в том, что, пользуясь положением, я незаконно возвысил себя, вёл неподобающе гордо. Вроде бы мелочь, и я так поначалу решил, предполагая, что на этом мои страдания закончатся, — это было только наивная надежда.

Начался допрос Тамаза. О боги, мой любовник, человек, доверяясь которому я спал, прижавшись плотно к телу, обнявшись под одним одеялом, начал свидетельствовать против. И поначалу я даже понял его предательство и был готов простить, списав всё на пытки и страх за собственную жизнь, но… впрочем, лучше по порядку.

— Есть ли у тебя, царедворец, некая информация, которую ты бы хотел доверить великому царю и нам?

Кратер нервно пожевал невидимую жвачку крупным жёлтыми зубами и нехорошо ухмыльнулся.

— Есть, мой царь, — просто ответил Тамаз. Возвысив голос, громко произнёс. — Я обвиняю Гефестиона Аминотида в государственной измене и могу подтвердить мои слова.

Я дёрнулся, невольно желая подскочить и врезать наглецу по лицу, стоящие рядом стражники сдержали порыв и, чтобы прекратить дальнейшие попытки, положили тяжёлые ладони на плечи. Тамаз невозмутимо продолжал:

— Гефестион имел тайное свидание мой царь, способное угрожать твоим интересам и интересам твоей империи.

Ты сидел на троне и ни одна жилка не дрогнула на лице, ладони расслаблено поглаживали подлокотники и я, о прокляни меня Аид, смотрел только на эти руки.

— С кем встречался благородный Гефестион?

И, хотя к Тамазу обращался Кратер, перс предпочитал говорить глядя на тебя.

— С великим Дарием! Сразу после памятного сражения при Гавгамелах.

— Гефестион был один?

— Один, согласно их договору. Скрываясь ото всех, он ночью навестил тайное убежище царя и имел с ним разговор.

Твои руки остановились, сжавшись в кулаки. Дурной знак, понял я, готовясь к вспышке царского гнева.

— И о чём говорили Гефестион и великий царь?

— Об обещании, мой царь, данного тобою, подкреплённого вещественным символом, — перстнем правящего дома. Я присутствовал при той беседе и могу слово в слово пересказать её, то, как доверившись порядочности твоего друга и полководца, великий царь молил его спасти жену и мать, не губить царскую семью. Дарий не просил ни о чём ином, полагаясь на твоё честное слово и его правдивость, ждал несколько дней нужного решения. Его не последовало.

— Что же препятствовало?

— Неведение. Благородный Аминотид оказался предателем ваших общих интересов, он спрятал тот перстень, все годы держал его под замком, делая вид, будто бы никакого свидания не было. Я нанялся к нему в слуги и даже стал любовником, ради одного — найти доказательство его преступления. Сегодня я могу подтвердить мои слова. Вот тот самый перстень, о великий царь.

Тебе передали для ознакомления знакомый предмет, много раз мною перепрятываемый, но не уничтоженный. Тамаз украл его, пользуясь моим доверием, разузнал и выкрал. Теперь всё встало на свои места. Все месяцы, пока он был рядом, искусно притворялся моим любовником, с одной единственной целью — погубить. Я понял это слишком поздно. Как можно остановить колесницу, уносимую взбесившимися конями?

Допрос продолжался.

— Твои слова звучат, как серьёзное обвинение, ты говорил, есть ещё нечто.

— Истинно, мой царь. Гефестион имел связь с Бессом, человеком убившим Дария. Они встречались в пустыне, решая, как погубить и тебя, даже на пару принесли жертвы Молоху, бросив ему в огненное брюхо новорождённых младенцев.

Ты не выдержал, встав с трона, приблизился к месту осуждённого.

— Это правда, Гефестион? Правда, что ты знал местоположение изменника и не донёс мне, столь безуспешно ищущему убийцу великого царя? Ты строил планы моей смерти?

Что я мог ответить? Отрицать? Оправдываться? Унижаться? Я сказал, то единственное слово, которое ты ждал.

— Правда.

Тамаза увели, и многие начали высказываться. На мою голову сыпались обвинения, порой настолько нелепые, что опровергать их не было сил, к тому же я и не хотел. Ясно, как день, перс не простил мне смерть семьи Дария и пронёс свою месть через годы. Кратер торжествовал, он самолично поднёс тебе витиевато написанное на пергаменте обвинение и, победоносно ухмыляясь, ждал решения.

— Гефестион, скажи хоть что-то в своё оправдание. — В твоих глазах не было злобы, скорее усталость, желание поскорее всё закончить. — Ну же, ответь им!

— Зачем? Всё так и было.

Откинувшись на спинку трона, ты сцепил пальцы на животе, чем напомнил мне своего отца, затаившегося, как дикий зверь, перед очередной сварой.

— Надеюсь, ты понимаешь, что тем самым подписываешь себе смертный приговор?

— Смертный приговор? — усмехнувшись, горько переспросил я. — Разве он не был свёрстан ещё до моего ареста, так стоит ли тянуть?

— Участь Филоты не пугает? Хочешь, как Каллисфен, закончить дни в железной клетке на потеху солдат? Ты добьёшься желаемого, если не перестанешь заноситься перед царём! Гефестион, ты ещё можешь молить о милосердии!

— Купить жизнь ценой унижения? Однажды я прошёл через это и понял: она того не стоит! Поэтому делай, как задумал!

Подлокотники треснули, развалились на щепки, когда ты, заорав, вцепился в них сильными ладонями, привыкшими несколько часов кряду вздымать меч, дымящийся от крови врагов. В тот момент ты был страшен.

— Несчастный! Боги лишили тебя разума, даже будучи одной ногой в могиле, ты смеешь издеваться надо мной!

— Кто я такой, чтобы бросать вызов тебе, о великий царь! Всего лишь один из сотен тысяч солдат. В юности поверивший в твой гений, прошедший за тобой всю Азию, Персию. Индию. Кто я такой, стоящий за твоей спиной и держащий в повиновении империю? Кто я такой, деливший с тобой ложе и оставивший его по одной твоей прихоти? Я Гефестион, сын Аминтора, и это единственная правда в моей жизни. Всё же остальное — ложь, как и мои друзья. И чем ты мне угрожаешь? Пытками? Мучениями? Стыдом? Прибереги страшилки для иных лиц, я же, продавший свою душу демонам Аида, давно мертвец!

— Приведите Аминту.

Не знал, хотя и мог предполагать, но до конца не верил, что ты снизойдёшь до такой низости и будешь допрашивать моего племянника. Когда его привели, я впился взглядом в его лицо и тело, облегчённо отметив, что, в отличие от Тамаза и Феликса, юношу не пытали.

— Посмотрим, как сейчас запоёт «мертвец», когда против него выступит самый родной человек! Говори, Аминта, не бойся!

Мой дорогой, мой любимый племянник подтвердил все приведённые ему факты. О моём желании захватить трон, узурпировать власть он говорил так складно, будто бы накануне допроса его заставили заучить нужные слова. Ты слушал с каменным выражениям, не останавливая Аминту, но и не желая подробностей. Когда он закончил, наступила тишина, здесь уже и самый смелый захлопнул рот, боясь даже единым словом попасть под подозрение. Слишком суровым было выдвинутое обвинение, ты поднял руку, призывая всех к вниманию.

— Гефестион виновен и не отрицает! На протяжении многих лет он лелеял только одну мечту — самому сделаться царём. Ради этого хитростью и лестью постепенно забрал все бразды управления моей страной, от моего имени чинил беззакония, губил мирные народы. Пользуясь неограниченным доверием, опорочил царское имя. Какой же приговор мы готовы вынести ему? Ответ прост — смерть!