Время «Икс»: Пришельцы - Страница 27

— Не думаю. На мой взгляд, он вполне здоров. Много работает, это да. Ты же знаешь, что его отставка теперь пошла по боку и он принимает участие в работе правительства. Или, точнее, того, что сейчас от него осталось. После Вторжения они отозвали его из отставки; ну, он, по-моему, и сам был не против. Он ничего не рассказывал в деталях, только упомянул, что недавно был в составе делегации, которая встречалась с Пришельцами. Попытка вступить с ними в переговоры.

Глаза у Ронни расширились.

— Шутишь? Расскажи поподробнее.

— Это все, что мне известно.

— Интересно, очень интересно.

Ронни отшвырнул полотенце, натянул трусы, и приступил к процессу выбора брюк на сегодняшний вечер. Отложил в сторону одни, другие, третьи и со скептическим видом принялся рассматривать четвертые, дергая себя за кончики светлых усов.

— Не можешь побыстрее, Рон? — Энс чувствовал, что его терпение истощается,— оно и было не так уж велико в отношении брата.— Осталось несколько минут. Он ждет нас точно в семь, чтобы выпить перед обедом. Надеюсь, ты помнишь, насколько он пунктуален.

Ронни мягко рассмеялся.

— Я ведь раздражаю тебя, правда, Энс?

— Любой, кому нужно больше пятнадцати минут, чтобы выбрать рубашку и брюки для неофициального семейного обеда, раздражает меня.

— Пять лет прошло с тех пор, как мы в последний раз с ним виделись. Я хочу предстать перед ним в лучшем виде.

— Ладно, только давай побыстрее.

— Скажи мне вот еще что,— Ронни, наконец, выбрал брюки и теперь натягивал их.— Что это за женщина, которая показывала мне комнату? Она сказала, что ее зовут Пегги.

Внезапно появившийся в глазах брата блеск не понравился Энсу.

— Его секретарша. Она из Лос-Анджелеса, но он встретился с ней в Вашингтоне, на совещании в Пентагоне сразу после Вторжения. Пришельцы еще в первый день захватили ее в плен. А в Вашингтон ее привезли, чтобы она рассказала, что видела. Она встретилась с Синди на борту их корабля.

— Надо же, до чего мир тесен.

— Очень тесен. По словам Пегги, Синди произвела на нее впечатление сумасшедшей.

— Кто бы стал спорить. А что, Пегги и Полковник?…

— Полковнику нужен помощник на ранчо, а она ему нравится, и ее, похоже, ничто не держит в Эл-Эй. Вот он и предложил перебраться сюда. Больше я о ней ничего не знаю.

— Очень привлекательная женщина, как считаешь?

Энс на мгновение закрыл глаза, медленно вдохнул и выдохнул.

— Оставь ее в покое, Рон.

— Да ради Христа, Энс! Совершенно невинное замечание!

— Свое последнее невинное замечание ты сделал в возрасте семи месяцев — «гу, гу, гу».

— Энс…

— Ты знаешь, что я имею в виду. Оставь ее в покое.

В глазах Ронни появилось выражение недоверия.

— Ты хочешь сказать, что она и Полковник… что он… что они…

— Не знаю. Не хотелось бы думать, что это так, но точно не знаю.

— Если между ними ничего нет, а я случайно оказался здесь, а она случайно одинокая привлекательная женщина…

— Она нужна Полковнику. Она поддерживает жизнь в этом доме и, как мне кажется, в нем самом. Я знаю, как ты можешь вскружить женщине голову, и не хочу, чтобы ты проделал это с ней.

— Ты дерьмо, Энс,— это было сказано спокойно, почти дружелюбно.

— И ты тоже, братец. А теперь будь добр, надень ботинки, и пойдем выпьем с нашим общим отцом.

За последний час напряжение переместилось из головы Полковника в область груди и дальше вниз, а теперь собралось в животе и жгло его, словно раскаленное железо. Даже за все годы Вьетнама он никогда не испытывал такого глубокого, граничащего со страхом беспокойства, как сейчас, в ожидании встречи с младшим сыном.

Но на войне, думал он, беспокоиться нужно лишь о том, убьют тебя или нет. И если действовать с умом — и в случае удачи, конечно,— можно перехитрить противника и избежать этого. Сейчас, однако, в качестве противника выступал он сам, и проблема состояла в том, чтобы ни в коем случае не утратить самообладание. Он должен сдержаться, несмотря ни на что. Это семейное Рождество, и нельзя портить всем праздник, а именно этого Полковник опасался больше всего — испортить его. Он вообще почти ничего не боялся, даже смерти, но сейчас его просто трясло от страха, что при одном взгляде на Ронни накопившееся в сердце чувство разочарования и обиды выплеснется наружу.

Однако ничего похожего не произошло. Энс вошел в комнату вместе с Ронни, держась на полшага позади него. Полковник стоял между Розали и Пегги и внезапно почувствовал, что его сердце в одно мгновение растаяло, когда он, наконец, увидел здесь, в собственном доме, своего крупного, сильного, светловолосого и румяного младшего сына. Теперь вместо проблемы, как бы сохранить самообладание, возникла другая — как бы удержаться от слез.

Все будет хорошо, с облегчением подумал Полковник, чувствуя легкое головокружение. Кровь по-прежнему гуще воды, даже сейчас.

— Ронни… Ронни, мальчик…

— Привет, па, ты отлично выглядишь! Несмотря на все, что творится.

— И ты. Потолстел немного, а? Но ты всегда был у нас не из самых худеньких. И ты, конечно, уже не мальчик.

— Тридцать девять в следующем месяце. Еще год, и стану стариком. Ох, па… па… Так чертовски долго…

Внезапно они оказались в объятиях друг друга. Ронни с силой похлопывал отца по спине, тот от всей души прижимал его к себе. Когда они наконец оторвались друг от друга, Полковник предложил всем выпить. Ронни он протянул крепкий двойной скотч, помня, что тот предпочитает именно его, а Энсу — херес, теперь Энс не пил ничего более крепкого. После этого Ронни двинулся в обход комнаты, здороваясь со всеми. Сначала со своей сестрой Розали, потом с Кэрол, с унылой кузиной Элен и ее уравновешенным братом Полем, с неуклюжим мужем Розали Дугом Геннетом и их прыщавым толстяком-сыном, а под конец — с ребятишками Энса, подбросив в воздух всех троих сразу, двойняшек и Джилл…

Ох он и ловок, Ронни, подумал Полковник. Покоритель сердец. Полковник тут же прогнал эту мысль, понимая, что она может не довести его до добра.

Когда Ронни подошел к Пегги Габриельсон, она выглядела немного взволнованной. Может, под влиянием магнетической харизмы, включенной Ронни на полную мощность, а может, потому, что он был в семье парией, и она знала об этом. Непослушный сын, беспринципный человек, с которым Полковник годами не поддерживал отношений, а теперь вот по какой-то причине захотел вернуть в лоно семьи.

Вручив всем выпивку, Полковник громко объявил:

— Думаю, всех вас интересует один вопрос: почему я собрал всех вас здесь сегодня вечером? Вообще-то я надеюсь, что вы пробудете на ранчо еще несколько дней. Согласно моему плану, мы будем много есть и пить, а также обсуждать Высокие Материи,— последние слова он подчеркнуто выделил.— Выпивка запланирована на…— он выдержал драматическую паузу и бросил взгляд на свои наручные часы,-…ровно на девятнадцать ноль-ноль, и сейчас именно столько; за ней последует обед. А Высокие Материи отложим на завтра или на последующие дни.— Он поднял стакан.— Счастливого Рождества вам всем! Все, кого я люблю в этом старом исстрадавшемся мире, стоят сейчас передо мной. Это замечательно, совершенно замечательно… Наверно, с возрастом я стал слишком сентиментален?

Они согласились, что этим вечером у него есть все основания впасть в сентиментальность. Но кое-чего они пока не знали. А именно, что его сентиментальность — не целиком, но в значительной степени,— не более чем тактический маневр, так же как и примирение с Ронни. У Полковника было кое-что припрятано в рукаве.

Он обошел комнату по часовой стрелке, уделяя каждому немного времени, а Ронни двинулся в противоположном направлении, и в конце концов они встретились лицом к лицу, отец и сын. Полковник видел, что Энс издалека наблюдает за ними, готовый в любой момент броситься на защиту отца; очевидно, он воображал себя чем-то вроде амортизатора. Но Полковник незаметно покачал головой, и Энс отвернулся.