Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник] - Страница 49

— Что? — воскликнул удивленный Сидир. — Вы хотите, чтобы я остался? Я, чей конь оставлял кровавые следы на ступенях Королевского Храма?

— Вы правите строго, но справедливо. Мы в долгу перед вами уже за то, что вы очистили город от преступников.

— Я правлю не один. — Сидир говорил резко, ибо счел за лучшее пресечь постоянные попытки Эрсера задеть Юру-сана. — Я занимаюсь военными вопросами. Арванет и его окрестности усмирены. Моя власть там установлена. А вот гражданскими делами ведает Наместник, выразитель воли Императора.

— Это так. — Исследование тысячелетнего развития различных слоев общества приучило Эрсера к мысли, что даже искреннее желание оказать услугу может стать предметом насмешки. — И все же двое таких незаурядных людей не имели бы одинаковых званий, если бы их задачи не переплетались. Позвольте мне перечислить, чем должен будет заниматься Главнокомандующий лично.

Впервые с того момента, как Юрусан официально приветствовал Советника, он принял участие в разговоре:

— Ваша мудрость, полагаю, что сейчас вы углубитесь в бесконечные детали. И боюсь, что у нас сегодня просто нет на это времени. Все это лучше сначала представлять в виде письменных докладов, фактов, цифр, которые можно проанализировать и подробно изучить. Если вы это сделаете, Ваша Мудрость, то при соответствующих обстоятельствах мы снова примем вас здесь и подробно все обсудим.

Во взгляде Эрсера блеснула ненависть. Он опустил веки, прикоснулся ко лбу кончиками пальцев в знак уважения и произнес:

— Я понимаю, что Главнокомандующий и его коллега сейчас заняты. Я подготовлю доклад, как этого требует Наместник, так быстро, как только секретарь сможет записать его под мою диктовку. Скорее всего, в следующий раз я буду беседовать только с Главнокомандующим. Нет причин беспокоить августейшего Наместника, которого, впрочем, я всегда искренно рад видеть. Видит Бог, я говорю правду.

Последовала церемония прощания. Наконец инкрустированная перламутром дверь захлопнулась и хозяева Арванета остались в Лунном Зале одни.

Сидир не мог сидеть на месте. Он встал и начал прохаживаться взад-вперед перед мраморным камином, потом пересек зал и встал у окна, заложив большие пальцы за кожаный пояс. Зал располагался на пятом этаже Полинского дворца, и окно было большим. Перед Главнокомандующим раскинулась широкая панорама завоеванного города.

Слева он видел сады Элзин, окружающие озеро Норму, к которому сходились все каналы Арванета. Справа изгибались арки Патрицианского моста, повисшего над Новым и Королевским каналами и, казалось, над всей рутиной и обыденной суетой столицы. Впереди расстилалась площадь, окруженная мраморными фасадами все еще величественных зданий. Время не пощадило их, выщербив колонны и обрушив резные карнизы. Время же сделало стекло, через которое он смотрел на город, радужно-фиолетовым, и казалось, что бесчисленные века оставили свой отпечаток и на облаках.

И все-таки этот мир был так полон суеты, как и всякий другой. На площадь выходило несколько основных улиц. За окружающими площадь общественными зданиями виднелись плоские крыши строений попроще — магазинов и жилых домов, построенных, в основном, из бурого кирпича. Перед ними теснились палатки, где люди в потрепанной одежде торговали немудрящими товарами, между палатками и ларьками бродили горожане, поросята, прыгали вездесущие воробьи. Время от времени по улице бочком пробегала тощая собака или медленно проплывал тяжело груженный фургон на скрипучих колесах.

Солдат не было видно, если не считать полицейского из местных — из-под зеленого мундира торчал подол полосатой рубахи, не оставляющий сомнений в характере его профессии. Сидир следил, чтобы его армия как можно меньше выделялась среди местного населения. Здешние мужчины носили рубахи, доходившие почти до колен. Большинство из них с приходом тепла скинули штаны, башмаки и зимние плащи с капюшонами и расхаживали теперь в сандалиях и вязаных шапках. Одежда местных длинноволосых женщин мало чем отличалось от одежды мужчин, разве что их рубахи были покороче и открывали смуглые ноги с узкими коленями. Материю здесь предпочитали яркую, носили много дешевых блестящих украшений. Исключение составляли старики, кутающиеся в неряшливые одежды неопределенного цвета, а также монахи и монахини четырех орденов мудрости — Красного, Белого, Серого и Черного.

Жители Арванета были невысоки ростом, стройны, у них были темные волосы, темные глаза и шафрановая кожа. Черты лица тонки и приятны. Обычно они двигались грациозно и проворно, и это делало их облик еще более изящным. Мертвый груз тысячелетней цивилизации не лег тяжким бременем бессмысленных традиций на неорганизованные, большей частью безграмотные низы. До Сидира долетал рыночный гомон, шарканье ног, стук лошадиных копыт, обрывки разговоров, смех, мелодия дудочки, под которую какая-нибудь танцовщица выделывала свои па на дощатом помосте, скрип тележных колес. Он мог представить себе запахи курева, дыма, навоза, жареных на вертеле бычьих ушей, человеческого пота, дешевых духов… все это смешивалось с вонью каналов и болот. И вся пестрота города растворялась в надвигающихся раскатах грома, выцветала в пока еще далеких вспышках молний. Упали первые капли дождя, близилась буря.

Сидир вдруг вспомнил, что он не один в зале, и повернулся к Юрусану.

— Что вы думаете о нашем госте? — спросил он и тут же почувствовал, что хотя он и задал свой вопрос на рагидьянском, но в нем сквозит чисто баромьянская грубость и прямота. «Этот дьявол примет меня за глупца», — подумал он.

— Я не хочу сегодня оскорбить его еще больше. У нас обоих и без того достаточно проблем.

— Мне кажется, мы совершаем ошибку, пытаясь поладить с этими так называемыми мудрецами, — ответил Юрусан. Голос его был совершенно лишен каких бы то ни было эмоций. Но как бы ровно не звучал его голос, эта сдержанность была равносильна тому, как если бы он наносил удар.

— А вы что предлагаете? — спросил Сидир.

— Это чисто риторический вопрос, Главнокомандующий. Распустить Совет, уволить чиновников и управлять Арванетом напрямую. Отстранить глав церквей. Держать в узде и контролировать низших чиновников, наказывать всех даже за малейшую непокорность, причем немедленно и беспощадно. Подготовиться к конфискации имущества церквей. Оно огромно и неплохо пополнит имперскую казну.

— Я чувствовал, что вы вынашиваете подобные идеи. Нет. Нам понадобится для этого целое море администраторов, которые приедут не просто управлять завоеванной провинцией, а найдут здесь самый настоящий сумасшедший дом. Не говоря уже о десятке-другом полков, которые понадобятся для поддержания порядка. Все это отсрочит покорение северных земель на несколько лет.

— Здесь Эрсер был прав. Покорение долго ждало и подождет еще.

— Не подождет. — Сидир старался говорить спокойно. — Юрусан, ты не похож на последователей толанской философской школы. Находясь в стороне от политической рутины, ты должен бы быть в первых рядах защитников освященного веками общественного уклада.

— Этот уклад больше не свят, — гнев прорвался-таки сквозь маску спокойствия. — Это общество мертво. От него остались высохшие мощи, и ничего более. Ему следует устроить приличные похороны и поскорее забыть.

— A-а… ну, теперь ваши побуждения понятны, — вздохнул Сидир.

Они стояли друг против друга.

Юрусан Зот-Зора был выше ростом, хотя возраст ссутулил его, волосы на голове поредели, густо пронизанная сединой борода закрывала грудь, бледная кожа стала похожа на пергамент, покрытый коричневыми пятнами. Но возраст не мог стереть черты истинного рагидьянца, а глаза за очками в золотой оправе оставались яркими, как ляпис-лазурь. Он носил плоскую черную шапочку выпускника философской школы с серебряной эмблемой Забета. Зеленая мантия с пуговицами из слоновой кости, красная лента и красные туфли, сумка для документов придавали его фигуре значимость, а палка с набалдашником в виде головы змеи служила знаком его почтенного возраста, а вовсе не опорой для немощного тела.