Военные приключения. Выпуск 7 - Страница 47

— Сегодня я решил начать борьбу с властью Наджибуллы, и уже скоро мой отряд, — главарь мельком глянул на часы в позолоченном браслете, — покажет, что значит сила Изатуллы. Так получилось, что первыми под мой удар попадут шурави, но что поделаешь, — хозяин поднял руки кверху, закатил глаза, — Я взамен верну одного из вас. Витюню Дурачка. Сумасшедшие и калеки — они будут дольше напоминать вам о войне, чем убитые. Да?

«Да–да, только быстрее бы к ребятам. Если заманить охранника в камеру… Да, это выход, это выход!»

— А может, ты тоже хочешь к своим? Могу послать. Но только таким, как Витюня. Да?

— Нет, нет, я согласен, я хочу жить, продай меня, — упал на колени прапорщик. Протянул руки. «Не переиграть бы, только бы ничего не почувствовал». — Иван тоже хочет, сержант. Продай двоих. Я поговорю с ним, он согласится. И узбек согласится, только сапер нет, он уже сумасшедший. Отпусти меня к ним, и я приведу Ивана и узбека. Приведу — и ты пощади меня. — Рокотов пополз на коленях к Изатулле. Тот поднял руку, и в ту же минуту один из телохранителей замер за спиной прапорщика. Володя замер тоже. «Поверит или нет? Поверит или нет?»

— Ты хочешь меня обмануть? — Изатулла пощипал свой подбородок.

Чтобы скрыть вспыхнувшее лицо, Рокотов поклонился главарю до пола.

— Я жить хочу. Я боюсь змей. Я не хочу быть как Витюня Дурачок. Я докажу…

— Хорошо, — оборвал хозяин дома. — Иди. Я хочу, чтобы ты вернулся. Не один.

Он сказал последние фразы с нажимом, придавая им особый смысл. «Все–таки мы нужны, нужны ему, и очень послушные, а не как Олег».

Пока Изатулла объяснял что–то телохранителю, Рокотов, кланяясь, пятился к двери.

Машина стояла на месте. Стояла! От тюрьмы до нее — метров сто пятьдесят. Сколько же «духов» там работает, три или четыре? Раз, два… это опять первый… особо не смотреть туда, конвоир очень насторожен… Три… Зайдет ли он в камеру? У него автомат, это очень хорошо. Надо заманить… Три, у машины — три «духа». Нет, еще один в кузове, значит, четыре… Двое часовых у ворот. Наверняка по периметру сидят еще пулеметчики и какие–нибудь посты вдоль дороги… Но это — потом, главное — охранник. Но вдруг ребята не согласятся и у них есть другой план? Тогда он выйдет из камеры один… Сто пятьдесят метров, это где–то секунд сорок. Много… Эх, был бы Цыпленок, вдвоем бы они сработали. Войдет ли охранник?

Охранник, открыв дверь, остался стоять снаружи, и Рокотов почувствовал мелкую дрожь во всем теле. Остановился на пороге, не давая конвоиру захлопнуть дверь. Ребята смотрели на него выжидательно: Заявка — сидя на корточках, Асламбек — отойдя в угол, и только Олег — подавшись вперед. Охранник уже скрипел дверью, закрывая ее, и Рокотов решился. Обернувшись, он попросил жестом ладони охранника подождать. Не сходя с места, дотронулся до захоронки и вытащил жестянку.

— Сволочь, прапорюга! — заорал Олег и метнулся к нему. — Задушу!

Он и вправду бы ухватился за горло, если бы Рокотов не подался назад, под защиту конвоира. «Дух» выставил вперед автомат, и Олег остановился перед ним. Из глаза вытекла слеза, скатилась в бороду.

— Там, еще там, — стараясь не смотреть, как трясется у Олега голова, показывал конвоиру в глубь камеры Рокотов. — Прогони его, там, покажу.

Охранник указал сначала Олегу, потом Заявке в угол, где замер Асламбек.

— Ну, я тебя встречу, прапор, ты меня будешь помнить, — стонал, разрывая на груди рубаху, сапер, — Ну, гад же ты, гад!

«Погоди, Олег, сейчас, сейчас…»

— Там вот, смотри, — Рокотов подбежал к окну, показал, где Олег вырезал камень

Сапер отвернулся, уперся лбом в стену, и конвоир прошел к окну, потянулся, ощупывая пальцами свежие бороздки. Довольный, хотел уже опустить руки, но Рокотов, чуть присев, со всей силы, а может, со всей злости отчаяния ударил его по затылку. «Дух» стукнулся лицом о стену, упал на колени. Автомат стукнул о пол, и Олег резко обернулся — у него в самом деле оказался отличный слух, различающий любой звук. А Рокотов, прыгнув на мятежника, изгибом локтя уже давил ему горло. И хотя охранник еще пытался освободить голову, дотянуться, нащупать упавший автомат, прапорщик чувствовал, как обмякает его тело.

Первым, как ни странно, пришел в себя Асламбек. Он кошкой прыгнул на еще дрыгающие ноги душмана, прижал их своим худеньким телом. Олег, еще не веря, видимо, в происходящее, тем не менее выхватил из–под дерущихся автомат, быстро передернул затвор, загоняя патрон в патронник. Заявка выглядывал в дверь.

— Там машина, — вытягивая ноги из–под обмякшего «духа», кивнул на дверь Рокотов. — Надо брать.

Прошел к двери, на ходу отобрав у Олега автомат. Сапер с откровенной жалостью разжал пальцы. Он, видимо, до сих пор до конца так и не осознал происшедшее, но автомат, настоящий автомат, с помощью которого можно уже бороться на свободу, был у него в руках, был!

Машины в проем не было видно, и Рокотов отстранил Заявку.

— Ну, так что?

— Абордаж, — оскалился Олег, — Абордаж!

— Кто умеет водить машину?

— Я, — тихо отозвался Асламбек. Боясь, что его не услышали, повторил: — Я.

— Значит, так. Я бегу первым, огонь открываю в самый последний момент. Асламбек — за руль, Иван — с ним в кабину. Мы с Олегом — в кузов. Больше шансов не будет, братцы.

Всю свою военную жизнь Рокотов только подчинялся — погоны прапорщика в ВВС много не дают. Но, видимо, умеющий подчиняться готов в любой момент и сам принимать командование.

— Готовы? — Рокотов оглядел товарищей.

— Слушай, я не знал… — начал было Олег, но прапорщик отмахнулся, еще раз взвесил в руках автомат, привыкая к его уверенной тяжести, набрал полную грудь воздуха и выбежал из камеры.

«Почему они не стреляют? Если они есть — то должны стрелять».

Костя стоял у (разрушенной дороги, спиной к горам, и спиной же ждал выстрелы. Что–то изменить он уже не мог. Колонне не развернуться, сдавать назад — это все равно что стоять на месте. Так почему же не стреляют? Почему медлят? Им что–то мешает? А может, «духов» и в самом деле пока нет? Может, разрушенная дорога — это не остановить «ниточку» для прицельной стрельбы, а просто задержать до прихода банды? Если так, то тогда время вообще на вес золота.

— Что предлагаешь? — опросил афганца, а сам уже осматривал ближайшие деревья. Несколько штук, похожих стволами на осины, росло внизу у реки, поблескивающей на дне оврага.

— Может, детей вынести сюда? — Афганец разложил свою карту. Вся страна лежала перед ним со своими городами, дорогами, реками, долинами, а нужно–то было всего миллиметр желтой полоски–дороги да квадратик–кишлак.

Верховодов тоже глядел в эту точку, и ему из всей карты тоже нужны были эти миллиметр и квадратик. Правда, если поднять взгляд выше, то у самого обреза захватывается кусочек Союза, и как раз с Термезом…

«Все в сторону, никаких Термезов».

— Что? — переспросил афганец.

— Ничего, это я про себя. Я думаю так: дорогу разрушили, чтобы запереть нас здесь. Но раз нет стрельбы, значит, «духи» еще не подошли. А идти они будут как раз сюда. Мы не можем детей принести под пули. Надо делать дорогу и уходить отсюда.

— Дорогу? — удивленно переспросил эмгэбэшник и, обернувшись, повторил это по–афгански своему связисту, приглашая удивиться и его.

— Да, дорогу. Мои — на охране, твои — пилят все деревья вокруг и таскают сюда. Будем делать настил. Только быстро, все делаем очень быстро. Пилы — на бронетранспортерах.

Афганец сначала прикинул, как ляжет настил на остаток дороги, почесал за ухом и согласно махнул рукой. Впрочем, иного выхода и не было.

Пока Гриша Соколов рассыпал свою охрану по ближним высоткам и уступам, подчиненные Захира уже притащили первые бревна к дороге.

«Штук тридцать надо, — прикинул Верховодов и оглядел растущие внизу деревья. — Короче, все».

Вот и еще одну память о пребывании наших войск он оставлял в Афганистане. Дурную память, если учесть, что дерево здесь ценнее серебра и, как хлеб, продается на весах на килограммы. Но какой бы умник подсказал иной выход? Слева — пропасть, справа — скала. Неужели и в самом деле о нашем присутствии в Афгане будут судить только по фактам, без учета обстоятельств?