Великое княжество Литовское и белорусский национальный миф - Страница 6

Страница Статута ВКЛ 1588 года.

Так чьим «старо» является этот язык великокняжеской канцелярии? По мнению автора, в большинстве текстов обнаруживаются как черты современного белорусского языка, так и украинского. Причём их примерно поровну. Можно найти явные полонизмы, да и хорошо знакомые современным россиянам слова — не редкость. Кроме того, различные документы написаны по-разному, где-то белорусские черты выражены меньше, а где-то больше.

Автор данной книги не является профессиональным лингвистом. Разумеется, многие профессиональные языковеды посвящали языку официальных документов ВКЛ серьёзные исследования. При этом белорусские специалисты зачастую доказывают, что язык канцелярии ВКЛ всё же правильнее называть «старобелорусским», а их украинские коллеги, соответственно, нередко настаивают на «староукраинском». Литовские историки в это время называют язык статутов канцелярским, не желая величать его государственным, как это делают белорусы.

Стоит отдельно заметить, что популярные в определённой среде утверждения об «искусственности и навязанности» белорусского языка, а также о том, что это якобы некий «искажённый русский», не выдерживают критики.

Первоосновой современного белорусского языка действительно можно считать русский язык Древней Руси, который, как можно предполагать, стал приобретать региональные различия ещё в период существования державы Рюриковичей. Но отождествлять язык Древней Руси с современным русским ошибочно.

От языка державы Рюриковичей произошли современные языки восточных славян, то есть современный русский, украинский и белорусский. Какой-либо из этих современных языков никогда не был «искажённым вариантом» другого. Каждый из них имеет общего «языкового предка» и развивался свои путём, и, хотя специалисты и дискутируют насчёт взаимного влияния этих языков в процессе их развития, тем не менее очевидно, что ни один из них не является первоосновой для другого.

Возвращаясь к вопросу «русского языка» ВКЛ, можно заметить, что проводниками так называемого «старобелорусского» в высших эшелонах власти ВКЛ были прежде всего предки белорусов, а его высокий статус, за который ратовал всё тот же Лев Сапега, в те годы был неоспорим. Не зря же поэт из ВКЛ Ян Казимир, носящий явственно белорусскую фамилию Пашкевич, написал:

Полска квитне лациною,

Литва квитне русчизною,

Без той в Полсце не пребудзеш,

Без сей в Литве блазном будзеш.

В конце данной главы автор хочет показать ещё одну цитату, на этот раз из текста, созданного представителем знатного балтского рода, осевшего на землях бывшего Пинского княжества, когда-то активно поддерживавшего второго великого князя Литвы Войшелка.

В первой половине ХХ века, во времена, когда период образования ВКЛ остался в далёком прошлом, да и само ВКЛ не существовало уже больше сотни лет, Роман Скирмунт, в одном из своих писем, запечатлел следующие мысли:

«Я сам уроженец белорусского Полесья, потомок литовской семьи, с древних времён, с испокон веков, осевшей в этом крае, и мои предки до 17-го столетия пользовались белорусским языком, как домашним. Я всегда был и буду горячо предан своей родине и своему народу — их местонахождение не за Неманом и Бугом, и не на Волге, а здесь, в Белоруссии».

Спор о том, кто же был предками белорусов, русины (русские) ВКЛ или же всё-таки литвины, периодически вспыхивает в интернет-пространстве и даже кабинетах учёных, поэтому стоит начать рассказ о национальной исторической мифологии именно с этих двух имён.

Говоря коротко, это весьма разные люди, в том смысле, что подобные названия могли использовать в разном значении.

Такая изменчивость смысла сбивает с толку авторов маргинальных исторических теорий, которые не способны почему-то уяснить, что одни и те же названия, в зависимости от контекста, могут иметь разное значение. Ничего уникального в этом, однако, нет, более того, даже в современном мире легко найти образцы подобной «игры смыслов».

Автор лично имел возможность сталкивать с применением в современном городе Гродно слова «поляк» в значении конфессионима: «Он поляк, венчается в костёле». В данном случае поляк по сути означало католик.

Разумеется, нередко поляк является этнонимом, то есть указывает на принадлежность человека к польскому этносу. Легко найти и пример употребления данного слова в значении политонима, то есть поляк, в этом случае, будет обозначать «польский гражданин», «человек с польским паспортом», даже если паспорт этот выдан украинцу или белорусу. Хорошо известна подобная ситуация и жителям РФ, где один и от же человек может быть россиянином по паспорту и, к примеру, татарином в этническом смысле.

Именно так обстояли дела и у древних литвинов, для которых это наименование могло быть, в отдельных случаях, указанием на веру человека, либо, зачастую, его гражданство, нахождение в подданстве великого князя ВКЛ.

Таким образом, литвинами, в определённых смыслах, являлись предки части современных литовцев, белорусов, россиян, поляков и украинцев, соответственно, у белорусов нет неких исключительных прав на это наименование в значении политонима и уж тем более этнонима, но как будет показано ниже, эти исключительные права и не нужны.

Русинами же зачастую назывались православные жители ВКЛ, хотя есть эпизоды, указывающие и на применение подобного наименования в качестве чистого этнонима, то есть на принадлежность человека к русскому этносу ВКЛ, потомкам жителей русских княжеств, вошедших в состав литовского государства.

Инцептобелорусы — авторский термин. От английского inceptive — начальный, которое возводят к латинскому incipio (я начал), автор этой книги образовывает название для предков современных белорусов.

Разумеется, ради простоты и отсутствия вычурности предков коренного населения РБ, принадлежащих к белорусскому этносу, можно именно так и называть, то есть «предки современных белорусов» либо, при желании, «прабелорусы».

Многие термины, до того, как хорошо прижились в научной среде и вышли за её пределы, звучали несколько необычно, поэтому, не страшась некоторой витиеватости, автор всё же последует традиции введения научных названий и попробует применять приведённое выше слово.

В рамках этой короткой, написанной достаточно доступным языком и ориентированной на массового читателя, книжки, нет нужды подробно останавливаться на различных теориях этногенеза белорусов. Стоит, однако, уточнить, что происхождение белорусов от кривичей, дреговичей, радимичей и летописных литовских племён автор считает неоспоримым фактом, ибо указанные выше общности древних жителей территории Беларуси, конечно же, не растворились в воздухе и должны были, выражаясь образно, стать ингредиентами в котле белорусское этноса.

Разумеется, в этом котле варились и другие «добавки», о которых можно дискутировать. На помощь историку, в вопросах определения давних истоков того или иного народа, приходят и генетики, со своими гаплогруппами и прочими сложными для простых обывателей терминами.

Автор считает «генетическую историю» перспективным направлением, однако стоит заметить, что к интерпретации историко-генетических исследований (здесь речь именно о помощи историкам со стороны генетиков, а не историко-генетическом методе) следует относиться с осторожностью.

На момент написания этой книги существуют исследования генофонда белорусов, проведённые разными и, насколько можно оценить, приблизительно равными в авторитете специалистами, однако же, учёные получили значительно разнящиеся результаты, ибо в некоторых случаях белорусы объявляются балтами и близкими, в генетическом плане, современным литовцам, а в других — этносом весьма похожим на нынешних западных русских и весьма далёким от балтов. Анализ результатов вышеуказанных исследований наводит на мысль о некоторой, скажем так, пристрастности авторов, обусловленной, в частности, их национальностью и цивилизационным выбором.