В тот год ликорисы цвели пышнее (СИ) - Страница 26

========== Часть 1. Изгнание. Глава 4. ==========

За столом как никогда царствовало гнетущее молчание. Саске исподлобья смотрел то на брата, то на отца, в который раз ощущая повисшее напряжение между ними.

Он не любил раздоры в семье.

Они казались ему предзнаменованием чего-то плохого.

Итачи по непонятной причине отказался от еды; он только маленькими глотками пил из пиалы чай, игнорируя пространство вокруг и задумчиво смотря прямо перед собой на стол. Его темные глаза сейчас казались как никогда холодными и стеклянными, почти безжизненно застывшими. Отец, несколько раз кинув на него свой взгляд, едва заметно нахмурился, но, выдавливая на губах скупое подобие улыбки, повернулся к Саске, который тут же перевел глаза от брата к Фугаку.

— Саске, как проводишь время, какие на сегодня планы?

— У меня сегодня абсолютно свободный день. Потрачу его на тренировки. Правда, вечером я вероятно буду занят, — на всякий случай, спохватившись, добавил Саске. Он так же не мог с подозрением не заметить, как мать выкладывала соцветия и бутоны, а так же разнообразные пожелтевшие скляночки с маслами из деревянного ящика, к которому в детстве он с любопытством принюхивался, чувствуя настойчивый запах сухих цветов и благовоний.

— Вечером у нас будет чаепитие. Я хотел бы тебя видеть там, если у тебя получится.

Саске кивнул головой.

Он не ждал другой просьбы.

— Да, отец, если смогу, только не долго. Я посижу, а потом незаметно уйду по делам, но если что, извинитесь за меня.

Фугаку коротко и сухо кивнул.

— Что и следовало ожидать от моего сына. Ты никогда не подводишь семью.

«Раньше не подводил», — Саске быстро и незаметно для родителей кинул взгляд на Итачи, внезапно встречаясь с его темными, внимательными глазами, в которых читалось что-то наподобие грустной отрешенной насмешки.

— Итачи, бери пример с Саске, — продолжил между тем Фугаку, — тебе следовало бы поучиться манерам твоего младшего брата.

У Саске перехватило дыхание от чувства гордости, как только, смотря на отца, а потом на брата, он услышал эти слова.

В груди медленно, большими кругами расходилось тепло, щеки запылали, и Саске показалось, что на его губах появилась язвительно-торжествующая улыбка. Да, его хвалили, да, его поощряли как брата, но чтобы сказать, что с него следует брать пример, с младшего ребенка в доме, который всегда был как птенец в гнезде, учился, следовал, старался, а теперь… Какой должно быть это позор для Итачи, что его поставили ниже, чем мальчика на пять лет моложе его самого.

Вот оно, признание. Видишь, Итачи, я лучше, лучше тебя. Я превзошел тебя, я оставил тебя позади. Так и должно быть, я заслужил этого.

Но тут же одновременно с горделивым чувством превосходства над страшим братом, пришла и неловкость перед ним же, поэтому Саске согнал с лица всякое выдающее его радость выражение и серьезным, чуть хриплым, не прокашлявшимся голосом спросил:

— А что брат сделал? — внезапно с губ сорвался тот самый неудачный вопрос, который Саске хотел задать самому Итачи, но не здесь и не сейчас, однако дело было сделано, поэтому немного нахмурившись, Саске хладнокровно посмотрел в глаза отцу.

Фугаку, судя по его поджатым губам, также не считал вопрос сына удачным.

— Твой брат решил позорно сбегать с наших приемом, как будто он здесь не живет.

— Но, — Саске с пониманием во взгляде посмотрел на Итачи и снова серьезно — на отца, — у него могут быть более срочные дела, чем у меня. Это же брат.

— Не надо оправдывать его, он просто решил, что ему можно все, и поэтому он считает удачной идеей опозорить нашу семью. Итачи, — в голосе прорезались угрожающие нотки, взгляд старшего сына, усталый и безразличный, изменился, отец и его наследник напряглись, но тут же вмешалась Микото, все это время в молчании стоящая в дверях и наблюдающая за семьей:

— Итачи придет, не кричи.

Ее голос был тихим и почему-то усталым, но глаза смотрели на Фугаку с укоризной и уверенностью, с необычной для женщины силой. Потом Микото, переведя уже ставший более ласковым взгляд на Итачи, сказала:

— Не волнуйся, сынок, ты обязательно займешься своими делами, но только пять минут, пожалуйста, ради меня, хорошо? Уйдешь вместе с братом, договорились, Итачи?

Фугаку отчего-то нахмурился, буркнув себе под нос нечленораздельные звуки. У его жены была удивительная способность владеть любой ситуацией, уговаривать и успокаивать, не стесняя при этом общение, и он, будучи негибким и упрямым, не мог не подчиниться ее голосу, голосу женщины, которую неимоверно сильно любил и прежде всего уважал. Микото подошла к Итачи, взяв из его рук пустую пиалу, и с невиданной прежде лаской, немного грустной, печально погладила его по худому плечу, что раньше редко позволяла себе делать.

— Отец встал не с той ноги, Итачи. Ночью у него сильно болело сердце.

— Все в порядке, мама, простите меня, — Итачи встал с пола, коротко кланяясь отцу и матери. — Я постараюсь прийти, отец.

Саске тоскливым и напряженным взглядом проводил брата, под столом уже которую минуту неосознанно сжимая и разжимая в руках край своего юкато. «Что-то случилось, раз брат опять так странно себя ведет. Этот взгляд, и родители. Что-то не так».

— Саске!

Тот вздрогнул, обращая свой мутный взгляд к матери. Судя по тону ее голоса, звали его уже несколько раз. Микото общалась с младшим сыном более раскованно, чем со страшим, которого где-то в глубине души не понимала и даже боялась, она, женщина, которая подарила ему этот мир.

— Раз ты до вечера свободен, помоги мне с приготовлениями и заодно отдохни от занятий.

Саске коротко кивнул.

— Конечно, мама.

Последний напряженный взгляд в проход, в котором скрылся незадолго перед тем Итачи.

«Брат».

***

На дворе медленно разгорался вечер. Небо, внезапно затянутое неоткуда взявшимися тучами, казалось темно-фиолетовым, низким, что протяни вверх руку и ухватишься за толстый конец. Разожженные в саду фонари горели ярким светом, освещающим дорожку из больших камней и место для чаепития. Гости, постепенно наполнявшие дом, начали шуметь на заднем дворе.

Приготовления к праздникам были не такими длительными и сложными, как казалось на первый взгляд, учитывая все затраченное время. Как раз-таки вся проблема и заключалась в длительности времени, а не в сложности самого процесса.

Главное, что было важным и обязательным, — идеальный порядок в саду.

Сад в поместье можно было разделить на несколько зон: чайная беседка, заросший лилиями уголок для «раздумий» — Фугаку там часто уединялся, решая проблемы, — площадка для тренировок и сам массив сада. Его пронизывали дорожки из крупного, мало обтесанного булыжника, старого, но именно в старых вещах и виднелось особое очарование времени. Трава, среди которой были разбросаны камни, была высокой, но в то же время ухоженной — удивительный контраст смеси необузданной природы и труда человека. Клумбы располагались хаотично, как и высокие деревья, и тут же низкие. Каждый участок островка с кустами и цветами был уникален и необыкновенен, пестрил разнообразием оттенков цвета. Сами по себе цветы, из которых складывались композиции, не были экзотическими или редкими, нет, растения были очень просты, но так, как их обустроила мать семейства, они казались прекраснее цветущей сливы. В саду всегда была прохлада, легкая тень от дома, тишина, звук уютного бамбукового фонтанчика.

Микото, завершая приготовления, отпустила Саске, который за весь день так и не смог найти свободную минуту, чтобы поговорить с братом. Он всегда чувствовал перемены его настроений, и сейчас это ощущалось особо остро, как навязчивая мысль о том, что Итачи никуда сегодня не придет.

Что в этом торжестве такого, чего не было в других? Чего может бояться или избегать брат?

В чем на этот раз дело?

— Мама, — наконец, Саске остановился посреди комнаты, где, стоя на коленях у столика, Микото, прервав последние приготовления, ласково посмотрела на сына.