Утраченная невинность - Страница 87

— Еще одно слово, — предупредил стражник, — и я отрежу тебе язык. Понял? — Это был Девер. Как-то раз они вместе ночь напролет метали дротики в «Гусе». Теперь Девер не шутил, не улыбался, не старался похлопать по плечу, угостить пинтой эля, не собирался поболтать о девчонках.

Теперь взгляд его был убийственно холоден.

Из толпы опять бросили яйцо. На этот раз оно попало в цель — ударило Эшера в висок. Запах был тошнотворный. Еще кто-то кинул кусок свежего коровьего навоза. Он ударил прямо в лицо, залепив нанесенные Джарралтом раны на лбу и щеках.

Стражники и не думали препятствовать глумящейся толпе. Только если кто-то подбирался слишком близко к клетке, они кричали и грозили копьями. Спасения от оскорблений, тухлых яиц и гнилых помидоров не было. Надо просто пережить это, как он пережил пытки Джарралта. В конце концов, Эшер свернулся калачиком и постарался не обращать внимания на крики, оскорбления, боль, зловоние, вообще на все происходящее вокруг него. Вместо этого он сосредоточился на одном чувстве, которое еще могло помочь ему вынести этот кошмар. На ненависти. Ненависть горела в нем сильным, но ровным огнем, как пламя в хорошем очаге. И питалось это чувство одним-единственным именем, которое Эшер повторял про себя снова и снова:

Гар.

Когда он очнулся во второй раз, было еще темно, а над головой все также светил плавающий магический шарик. Враждебный гул голосов вздымался и опадал, как океанская волна. В воздухе носился аромат жареного мяса — предприимчивые торговцы съестным сновали среди зрителей, пришедших поглазеть и поглумиться над ним. Толпа собралась настолько огромная, что пришлось соорудить вокруг телеги с клеткой настоящий барьер, сдерживающий ротозеев. На дежурство у клетки с Эшером заступила новая смена стражников.

Что случилось с этими придурками? Им что, ночевать негде? Нет детей, о которых необходимо заботиться? Неужели нет более важных дел, чем стоять здесь и подобно баранам пялить на него глаза?

Очевидно, нет.

Он пошевелился и застонал, потому что боль сразу проснулась и запустила в тело все свои когти и зубы. Эшер промерз до костей; за всю свою жизнь он ни разу так не замерзал. Невзирая на боль и холод, он заставил себя сесть.

— Что б тебя… — начал он было и осекся. Уставился взглядом в одну точку и сжал кулаки.

Возле клетки, улыбаясь ему, стоял Уиллер. Он держал в пухлых пальцах кусок хлеба с горячей говядиной и зубами отрывал от него большие куски. Кровавый сок капал прямо на грудь, пачкая ярко-зеленый сюртук, но Уиллер не замечал этого. Его раздутое лицо блестело от жира и сияло от радости, а глаза горели в свете огней.

— Я говорил, что ты заплатишь за все, — добродушно произнес он с набитым ртом. — Говорил? — Улыбка стала еще шире, губы растянулись, рот стал как у жабы. — А ты не верил. Теперь будешь знать, что это значит не верить мне.

— Убирайся, — прохрипел Эшер, хотя и знал, что зря теряет силы.

Уиллер затрясся от возбуждения.

— Палач целый день точил топор в казарме. Я ходил посмотреть. Вжик, вжик, вжик. Не поверишь: горожане начали делать ставки, сколько ударов ему потребуется, чтобы прикончить тебя. Они ненавидят изменников, Эшер. Благодаря тебе жизнь их теперь изменится к худшему. Надеюсь, палачу придется сделать не меньше трех ударов, чтобы разделаться с тобой. А может, и четырех. Наверное, это очень больно. Но ты заслужил страдания. Ты заслужил все, что постигло тебя.

— Дурак ты, Уиллер, — сказал Эшер устало. — Обыкновенный дурак. Ты понятия не имеешь, что натворил.

— Я совершенно точно знаю, что сделал, — возразил Уиллер злорадно. — Я помог уличить изменника и богохульника. — Забыв про говядину, он шагнул к клетке вплотную. — Стражники сказали, что слышали, как ты кричал. Как жаль, что в тот момент меня там не было. — Его голос был полон вожделения. — Ты меня всегда презирал. Оскорблял. Глумился надо мною. Ты унижал меня самим своим присутствием. Думал, я забуду? Думал, прощу? Мне говорили, ты обделался, как младенец, когда…

— Уиллер, — произнес Дарран, выходя из тени. — Довольно. Он знает, что ты победил. Иди домой.

Испуганный Уиллер быстро повернулся.

— Дарран! Что ты здесь делаешь? Ты же должен нянчить маленького калеку Гара!

Дарран шагнул ближе. Поправил складку на запачканном кровью сюртуке Уиллера.

— Когда я вспоминаю, что в былые времена испытывал симпатию к тебе, меня тошнит, — сказал он низким, дрожащим от возмущения голосом. — Иди домой. Пока я не потерял голову и не устроил сцену.

Стараясь не показывать испуга, Уиллер оттолкнул его морщинистую руку.

— Почему ты защищаешь его, Дарран? Ты же ненавидишь его не меньше меня! Ты же хотел его падения, как и я, не отрицай этого! Вспомни свои слова! «Дайте ему достаточно длинную веревку, и он повесится сам!» Так ты говорил? А потом ты предпочел его мне, мне, который годами служил тебе, как пес! Почему?

Дарран с горечью пожал плечами, словно учитель, пеняющий ученику.

— Потому что Гар попросил меня. Потому что, как и ты, я клялся служить ему верой и правдой. Потому что, в отличие от тебя, я сдержал свою клятву.

У Уиллера отвисла челюсть.

— Эшер — изменник! Богохульник! Он преступил Первый Закон Барлы!

— Преступник, — кивнул Дарран, соглашаясь. — И поэтому он умрет. И все-таки таким человеком, как он, ты никогда не был. Тебе до него далеко.

— Помощь изменнику сама по себе является изменой! — прошипел Уиллер. — За это я могу подвести тебя под арест. И я это сделаю! Я тебе больше не мальчик для битья! Я теперь человек влиятельный и шутки шутить не собираюсь! — Он повернулся, отыскивая глазами ближайшего стражника, и мокрый рот уже раскрылся, чтобы выкрикнуть приказ.

Пальцы Даррана сомкнулись на его запястье.

— На твоем месте, Уиллер, я не стал бы этого делать. — Голос Даррана звучал мягко, совсем не так, как голос Эшера, наблюдавшего сейчас за ними. — Для человека, гордящегося своей памятью, ты слишком забывчив. Несмотря на все происшедшее, я ведь тоже обладаю некоторым влиянием. Помнишь Боллитон? Я помню. И доказательства у меня есть. Скажу одно слово, кому следует, и…

— Что? — взвизгнул Уиллер, вырываясь и отскакивая от Даррана. Его жирное лицо выражало страх и ярость. Он ударился локтем о решетку клетки Эшера. — Да как ты смеешь угрожать мне? Я расскажу королю, что ты грозил, и тебя бросят в тюрьму, я…

Толстяк забыл, где находится. Хотя кандалы и мешали ему, но Эшер смог дотянуться пальцами до воротника негодяя, схватил его, резко дернул на себя, одновременно скручивая, чем перекрыл Уиллеру дыхание.

— Ты ничего не скажешь, иначе убью тебя прямо сейчас, здесь, — прохрипел он в ухо Уиллеру. — Думаешь, не сумею? Думаешь, не убью? Что они мне сделают, если я сверну тебе шею? Отрубят голову дважды?

Задавленно хрипя, Уиллер рванулся и высвободился. Ближайший стражник наконец-то заметил, что у Эшера посетители, и обернулся. Взяв копье наперевес, он подошел. Потом разобрал, кто перед ним, и заколебался.

— Господин Дарран. Господин Дрискл.

Дарран кивнул.

— Добрый вечер, Джессип.

— Господин Дарран, здесь нельзя находиться, — извиняющимся тоном произнес Джессип. — Вам тоже, господин Дрискл. У нас строгий приказ.

— Не беспокойся, Джессип, — сказал Дарран с самой ласковой улыбкой. Он положил ладонь на плечо Уиллера и впился в него пальцами. Мерзавец приоткрыл рот, скривившись от боли. — У меня тоже приказ. Строго секретный. Государственное дело. Ты меня понимаешь? — Он перешел на шепот, доверительно склонившись к уху стражника.

Эшер затаил дыхание. Джессип был из новичков. Совсем молодой, всего боящийся. А Даррана в городе все знали.

— Только пару минут, господин Дарран, — разрешил Джессип. — Приказ там или нет, больше я вам дать не могу.

— Благодарю, — произнес Дарран. — Я позабочусь, чтобы твоя готовность к сотрудничеству была оценена должным образом.