Ультиматум. Ядерная война и безядерный мир в фантазиях и реальности - Страница 35

При перечислении научных заслуг Эйнштейна становятся неуместными запятые. Он не тратился на частности, открывал только фундаментальные закономерности…

Общественная биография великого физика также поражает разнообразием и проглядывающей во всех ее внешне не связанных эпизодах целеустремленностью.

Отвлечемся на миг от перипетий "атомной гонки" и обратим внимание на некоторые штрихи к портрету общественного деятеля, гуманиста, выдающегося "философа мира".

Еще во время марокканского кризиса 1911 года, спровоцированного германским милитаризмом, молодой физик — но уже в зените славы — крайне презрительно высказался в печати по поводу немецкой военщины. А спустя три года, когда, поддавшись шовинистическим настроениям, многие ведущие ученые Германии подписали документ, известный как "Манифест 93-х" (среди них В. Нернст, Ф. Хабер, В. Рентген, Ф. Ленард, Э. Гаккель, В. Освальд, М. Планк — цвет немецкой и мировой науки!), Альберт Эйнштейн снова пошел против волны. Он составил свое собственное "Воззвание к европейцам", в котором призвал ученых использовать свой авторитет для скорейшего прекращения войны.

На протяжении всех 20-х и 30-х годов он в водовороте общественной деятельности: участвует в работе различных "обществ" и "союзов", сам создает объединение борцов за мир, десятками подписывает различные воззвания…

До 1933 года это образец бескомпромиссного пацифиста, для которого естествен отказ вообще оправдывать участие в войне. Но, по свидетельствам его биографов, пацифистское мировоззрение Эйнштейна дало заметную трещину после прихода Гитлера к власти. Когда весной 1933 года бельгийские пацифисты обратились к Эйнштейну с вопросом, что им делать в случае нападения Гитлера на их родину, великий физик "разочаровал" их ответом: "В этом случае каждый, по мере своих сил, должен бороться за свободу своего отечества"^[26].

Есть еще одно любопытное свидетельство.

В начале 30-х годов он публикует статью-размышление под названием "К вопросу о разоружении". В ней, очевидно, впервые промелькнула мысль, которая позже — пройдет война, упадут атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки — ляжет в основу знаменитого "Манифеста Эйнштейна — Рассела": "От нас самих зависит, найдем ли мы путь мира или будем продолжать идти по прежнему, недостойному нашей цивилизации пути грубой силы. Наша судьба будет такой, какую мы заслужили"^[27].

Такова ретроспектива. Вернемся теперь к событиям 1939 года. Эйнштейн подписал письмо Рузвельту. Только 11 октября друг Эйнштейна крупный финансист Александр Сакс передал письмо президенту. Тот вначале не проникся содержанием письма, не убедили его и пояснения Сакса, но потом, видимо, суть схватил и заразился тревогой ученых. Так на историческое письмо Эйнштейна слева, в углу, легла историческая же резолюция президента: "Это требует действия!" Машина завертелась…

Интересно, что в тот же год, в апреле, на приобретавшем знаменитость "физтеховском" семинаре впервые, по-видимому, задумался о возможности военного применения цепной реакции еще один непосредственный участник событий, которых недолго осталось ждать. Это был тридцатишестилетний советский физик Игорь Курчатов…

За две недели до этого семинара произошло событие: физики-антифашисты, эмигрировавшие в Америку, обратились к своим французским коллегам с призывом прекратить публикации по делению урана. Известно, что немецкий ученый Виктор Вайскопф послал в Париж телеграмму Жолио из ста слов, убеждая знаменитого физика прекратить исследования, так как Гитлер может употребить их открытия во зло.

Знал о телеграмме и Курчатов. Было от чего задуматься! Драма еще в будущем — почти каждый из творцов атомной физики в той или иной мере ощутит ее после Хиросимы, — но сомнения возникли. И судя по свидетельствам очевидцев, застряли в сознании Курчатова надолго…

Вот что пишет в своей книге "Творцы" (1979) советский писатель Сергей Александрович Снегов, которому довелось принимать участие в создании советской атомной бомбы:

"— Что-то мы недооцениваем или чего-то не знаем, — задумчиво сказал Курчатов. — Главная предпосылка цепи — появление вторичных нейтронов — обнаружена. Но в экспериментах Флерова и Русинова нет даже намека на цепь… Почему? Очередная загадка! И еще одно — взрывная реакция может быть использована в военных целях.

Возражения не развеяли тревоги. Жолио четыре года назад говорил, что взрывные превращения ядер могут уничтожить всю планету, если охватят большое количество элементов. Тогда это казалось фантастикой. А если это пророчество? Фашизм ведет мир к истребительной войне. Деление урана открыто в Берлине, не надо об этом забывать. Из Германии масса талантливых физиков бежала, но и многие остались. Кто даст гарантию, что все они сейчас не нацелены на создание ядерной взрывчатки?

…Курчатов всегда засыпал, чуть голова касалась подушки. В эту ночь он долго не мог уснуть. Тревожная беседа породила тревожные мысли и видения. Это не был кошмарный сон, это была бессонница, расцвеченная кошмарами"^[28].

Уже в 50-е годы в одном из выступлений он скажет: "Нестерпима мысль, что может начаться атомная и водородная война…" ^[29]

Курчатов-то засомневался, а отечественная печать в 30-е годы вовсю успокаивала читателя оптимистическими сценариями будущей войны — даже с использованием новейшего оружия. Причем порой совершенно фантастического… Сегодня для нас это не новость, но все же приведу еще два примера. Они взяты из журнала "Вокруг света" за 1933 год и дают, на мой взгляд, достаточное представление об общей атмосфере тех лет.

"В прошлом году, — сообщает журнал, — американец Барлоу объявил, что он изобрел "лучи смерти". Так называются лучи, которые могут на расстоянии останавливать машины, взрывать пороховые погреба, зажигать здания, убивать людей. Впрочем, о них еще мало известно. Но зато известно точно заявление Барлоу. Барлоу сказал, что он не хочет, чтобы его изобретение послужило убийству людей. Он отдаст свои "лучи смерти" только той стране, которая действительно хочет мира. "Если начнется война," — сказал Барлоу, — я отдам мое изобретение СССР"^[30].

Как в таких случаях пишется: "Журнал печатает и фантастику!.." Впрочем, наряду с подобными умилительными сказками в журнале публиковались и научно-популярные статьи, в которых авторы разъясняли читателю, что "на изобретение новых, более сильных взрывчатых веществ, по мнению химиков, рассчитывать нельзя. Но если бы даже открыли такие вещества, вряд ли пушки выдержали бы давление при взрыве"^[31].