Том 6. Зарубежная литература и театр - Страница 3

Из этого, конечно, не следует, что мы вполне согласны с Роменом Ролланом. Однако — вот мы издаем его сочинения, и это, безусловно, не случайность.

Мы тоже объективны, хотя корни нашей объективности иные, чем у Ромена Роллана. Мы отнюдь не выдаем себя за людей терпимых, мы очень резко отмежевываем полные истины не только от заблуждений, но и от неполных истин. Все же в наших спорах мы глубоко объективны, и объективность наша вытекает из нашего научного детерминизма. Мы исследуем всякое явление с точки зрения его причин и его исторической неизбежности. Исследовать общественное явление для нас значит установить, почему при данной расстановке классовых сил это явление становится неизбежным. Но этого мало. Мы не только сами объективно и глубоко исследуем общественные явления, что позволяет нам оружие нашей марксистской теории, — мы еще строим и боремся, а потому, как уже сказано, оцениваем явления. Мы судим все общественные явления. Мы судим и ролландизм. Мы его осуждаем за то, что он — не понимая создавшейся мировой ситуации — не принимает вооруженной борьбы трудящихся масс против эксплуататоров, которых он, однако, — так же как и мы, — признает врагами подлинного прогресса человечества на земле. Мы находим его гуманизм, несмотря на присущий ему пафос, на всяческую готовность вести мирную борьбу вплоть, может быть, до самопожертвования, — мягким и даже дряблым., Нам приходится бороться с этим гуманизмом в этом направлении; человек, застрявший в ролландизме, должен быть продвинут вперед к коммунизму.

Но значит ли это, что мы отвергаем ролландизм целиком и признаем его безотносительным социальным злом при всех обстоятельствах?

Нет, наши суждения не столь упрощенны, на то мы и диалектики. Мы прекрасно видим, что ролландизм есть продукт распада мелкой буржуазии, в особенности наиболее интеллектуально развитых слоев ее; ролландизм есть результат процесса выделения из мелкобуржуазной интеллигенции наиболее положительных элементов. Он может оказаться для отдельных лиц и групп этапом на пути к коммунизму, он может оказаться, и иногда оказывается уже сейчас, реальным нашим союзником в борьбе против реакции.

Огромная ошибка Ромена Роллана заключается в том, что он предвосхищает мораль будущего и хочет сделать ее моралью настоящего. Казалось бы, такое предвосхищение есть благо, но на самом деле это есть великая беда. Иногда это может даже стать бессознательным преступлением.

Недавно мы имели в нашей собственной среде человека, во многом весьма напоминающего Ромена Роллана. Это был писатель, по таланту своему не уступавший своему французскому собрату. Это был правдолюбец, человек чистейшей души, большого гражданского мужества. Это был социалист, мечтавший о гармоничном будущем человечества, — и это был вместе с тем гораздо более решительный теоретически — моральный враг ленинской революции, чем Ромен Роллан. Я говорю о Владимире Галактионовиче Короленко.

Короленко не захотел уйти от нас к белым. Но, оставаясь среди нас, он не захотел к нам примкнуть. В целом ряде заявлений и в длинном письме он протестовал против революции, клеймил ее за то, что она кровава, насильственна, за то, что на ней нет печати гуманности, любви, терпимости³.

В одной статье, которая была ответом на прямые нападения Короленко на нашу революцию и ее деятелей, задевавшие и меня персонально, я старался растолковать ему, что революция есть единственный путь, который действительно может привести к осуществлению того выпрямленного и светлого человечества, о котором он сам всю жизнь мечтал и которому сам служил.

Идеалы-то у нас общие. Мы, конечно, хотим такого человеческого общежития, в котором целиком и полностью будут отсутствовать насилие человека над человеком, всякая борьба, всякое оружие. Мы уничтожим войну, мы уничтожим самое понятие власти, мы создадим широчайшую арену для мирного социалистического соревнования между собою людей, сплоченных в то же время небывалым еще единством.

Но всего этого нельзя сделать, не пройдя через «красное море», ибо на нашем пути ко всему этому стоят беспощадные и могучие враги.

Я писал тогда: «Подождите, Владимир Галактионович. Вы не хотите пачкать в рабочей грязи и боевой крови ваши сияющие одежды праведника. Ну, что ж — постойте в стороне, подождите, пока мы кончим нашу работу, пока на развалинах старого и на костях погибших врагов и друзей расцветет наш социалистический сад, — тогда мы пригласим вас насладиться его цветами и плодами, и тогда вы, конечно, найдете в себе силу духа не только простить тех, кто был жесток к врагу необходимой жестокостью и кто вместе с тем жертвовал собой, но и прославите их, как лучших друзей человечества»⁴.

Нечто подобное можно сказать и Ромену Роллану.

Надо различать два коммунизма: коммунизм в движении, коммунизм борющихся, — и коммунизм победивших, коммунизм триумфирующий. Тот коммунизм, к которому мы стремимся, то есть законченный коммунистический строй общественной жизни, являет собой картину глубочайшего мира между людьми, никогда до сих пор не виданную гармонию всех их сил. Коммунизм, который живет сейчас, — являет собой картину беспощадной героической борьбы, напряжения и трудного строительства. Тот коммунизм есть цель, — этот коммунизм есть путь, и никак нельзя то, что будет свойственно тому коммунизму, перенести в современный, активно борющийся коммунизм, потому что это значило бы парализовать коммунизм борьбы и тем самым навсегда упустить из рук великий грядущий коммунизм мира.

Когда же мы говорим о наших идеалах, мы до такой степени близко подходим к Ромену Роллану, что легко можем протянуть друг другу руки. Я думаю, что нет ничего неприемлемого для людей, подобных Ромену Роллану, и в том, что этот великий коммунизм грядущего, согласно нашему учению, даже вовсе не есть идеал, а нечто вытекающее из нашего капитализма и процессов, в нем происходящих, — не субъективное наше «желание», а объективное будущее⁵.

Когда-то Щедрин с грустной усмешкой писал об «Обществе предвкушающих гармонию будущего»⁶. Ну, мы совсем не похожи на членов этого общества. Мы говорим, что эта гармония будущего придет, но мы знаем, что она придет через людей, через нас, через борьбу и жертвы, — или не придет вовсе.

Ромен Роллан тоже, конечно, не простой мечтатель, не простой вкушатель гармонии будущего. Он тоже готов бороться и зовет бороться, но он хочет уже теперь, в нынешней борьбе, употреблять только то оружие, которое совпадает с моралью будущего: у них — пулеметы, а у нас — проповеди. Люди, подобные толстовцам и ролландистам, уверены в победоносности этого метода. С нашей же точки зрения — это совершенно неверно. Мы очень хорошо знаем, вместе с тем же упомянутым мною Щедриным, что ни один безоружный карась никогда не изобретет и не произнесет такого «волшебного» слова, которое заставило бы щуку отказаться от своей хищной натуры⁷. Ошибочно было бы и утверждение, будто бы наш метод, метод великого вооруженного восстания мирового пролетариата и бедноты под руководством его, уже доказал свою негодность, все эти россказни о том, что «взявший меч от меча и погибнет», все эти утверждения, что революции уже бывали и, однако, оказались бесплодными. Никогда на земле не было еще таких сил, которые есть сейчас. Никогда еще человечество не располагало такими производительными силами, реально обеспечивающими ему всеобщее богатство при правильном их употреблений. Никогда еще имущие не представляли собой такой горсти людей, притом все уменьшающейся. Никогда имущие не имели против себя такого мощного и сплоченного класса, как пролетариат, такого коренного производительного класса, держащего, в сущности, в своих руках самые процессы производства, хотя и не имеющего еще власти над материальным капиталом. Никогда еще человечество не подходило к порогу новой обновленной жизни. Мы впервые у этого порога, и ничто в мире не заставит нас вновь потерять путь и вновь идти блуждать по бесплодным пустыням морализующих проповедей исправления человеческой натуры и т. п.