Собрание сочинений-2.Зверь - Страница 94

Девлин нерешительно кивнул:

— Мне кажется, ты прав.

— Можешь в этом не сомневаться, — холодно сказал Пендрейк. — И еще хочу прояснить мою позицию: либо эту игру будем вести по моим правилам, либо вы будете играть в нее без меня! — Он встал и мрачно закончил: — Хотел бы я посмотреть на тех, кто будет щекотать Большого Олуха, не обладая моими мускулами, чтобы с ним справиться. Итак, что ты мне скажешь?

Нахмурившийся Девлин стоял у двери. Когда он поднял глаза, на его лице играло бледное подобие улыбки.

— Твоя взяла, Пендрейк. Я ничего не обещаю, но сделаю все, что в моих силах. В душе мои ребята — неплохие парни, и теперь они по крайней мере будут знать, что их поведет за собой правильный мужик. А сейчас тебе лучше пойти к Большому Олуху. Если он что-нибудь выкинет — закричи погромче.

— Для чего, — спросил Пендрейк, — я ему нужен?

— Не знаю, — прозвучало в ответ.

Пендрейк был уже на полпути к частоколу, когда вспомнил, что все еще не знает, как эти представители Дикого Запада добрались до Луны. Он также не спросил у Девлина, хватило ли у пещерных жителей ума разработать план обороны на тот случай, если немцы решат нанести ответный визит.

Он настолько оперативно переключился на проблему, связанную с непосредственной опасностью, что забыл про более серьезную, хотя и отдаленную угрозу.

Сквозь ворота частокола он был пропущен без проблем. Через несколько минут Большой Олух выкарабкался из дверей своего дома и встал на ноги.

— Не очень-то ты торопился, — прорычал он.

— Я болен, — объяснил Пендрейк, — если бы не меньшая по сравнению с Землей сила тяжести, я вообще бы не встал с постели. Да и драка с твоими людьми не способствовала восстановлению сил.

Ответом монстра было ворчание; Пендрейк смотрел на него настороженно. Они были одни внутри частокола, здесь возникало ощущение изоляции от Вселенной, странное и опустошительное чувство заключения в неестественном мирке.

Внезапно Пендрейк обнаружил, что маленькие глазки изучающе смотрят на него. Большой Олух нарушил молчание:

— Я здесь давно, Пендрейк, очень давно. Я был слишком глуп, когда попал сюда, глуп, как окружающие меня мужики, но мои мозги развились со временем, и теперь я обладаю здравым смыслом в достаточной степени для того, чтобы беспокоиться о тех вещах, о которых они даже не задумываются, об этих немцах например.

Он сделал паузу и взглянул на Пендрейка. Тот задумался и наконец произнес:

— О них стоит беспокоиться, и беспокоиться основательно.

Большой Олух протянул ему руку, больше похожую на лапу обезьяны, и пожал массивными плечами.

— Я упомянул их просто так, для примера. У меня имеются планы, которые не понравятся этим парням. Я хотел тебе дать понять другое: когда ты смотришь на меня, думай о личности, которая располагает мозгами сродни твоим собственным, не обращай внимания на тело. Хорошо, а?

Пендрейк мигнул. Это предложение было для него полной неожиданностью. Создавалась картина чуткого ума, заключенного в звериноподобном теле. Но потом он вспомнил про его пять жен и еще двух женщин, покончивших жизнь самоубийством, и медленно произнес:

— Есть ли другие проблемы, которые тебя беспокоят, Большой Олух?

Ему показалось, что, когда он произнес эти тривиальные слова, на волосатом лице промелькнула легкая гримаса разочарования. Затем Большой Олух произнес:

— Я шел по тропе на Земле и внезапно оказался здесь.

— Ничего себе! — выдохнул Пендрейк. Его мозг вернулся к словам человека-обезьяны, и он испытал шок еще раз. До него не сразу дошло, что ему выдали тайну появления этих людей на Луне.

Большой Олух продолжал:

— С другими было то же самое. И, судя по их рассказам, они шли по той же тропе. Меня это пугает, Пендрейк.

Пендрейк нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

— Там, на Земле, это что-то невидимое, но здесь ты выходишь из машины. Пендрейк, нам нужно каким-то образом отключить ее. Мы не можем спокойно жить здесь, не зная кто или что пройдет по этой тропе и попадет благодаря этой машине сюда в следующий раз.

— Я тебя понимаю, — произнес Пендрейк, задумавшись. На этот раз он был удивлен тем спокойствием, с которым произнес эти слова. Потому что внутри у него звенел каждый нерв; его тело бросило сначала в холод, потом в жар, потом опять в холод. Машина! Машина, которая пересылает предметы неповрежденными, сфокусированная на какой-то тропе в Соединенных Штатах, машина, сквозь которую может пройти армия, которая обрушится на коммунистические форпосты на Луне, захватит двигатель и все остальное…

Пендрейк перехватил пристальный взгляд неандертальца. Тот прислонился к краю деревянной платформы, на которой был установлен тронный стул; потом он наклонился — мускулы его груди обрисовались якорными канатами.

— Незнакомец, — произнес, нет, почти прошипел он, — пойми правильно: это место — огороженная территория. Здесь никогда не было много людей. Мир сошел бы с ума, если бы узнал, что внутри Луны есть город, в котором можно жить вечно. Теперь тебе понятно, почему нам нужно отключить эту машину и отрезать себя от Земли? У нас есть здесь кое-что такое, за что люди перережут друг другу глотки. Подожди! — Его голос напомнил Пендрейку свист бича. — Я хочу показать тебе, что происходит с теми, у кого появляются мысли другого рода. Иди за мной.

Пендрейк пошел. Большой Олух побежал вдоль по улице и за город, и Пендрейк, следуя за ним по пятам, вскоре понял, что они направляются к скале.

Большой Олух оказался там первым. Он указал вниз.

— Смотри, — хрипло прокричал он.

Пендрейк осторожно приблизился к краю пропасти и посмотрел вниз. Гладкая отвесная скала опускалась на расстояние в несколько сотен футов. Ее подножие утопало у кустах, дальше росла трава и…

У Пендрейка перехватило дыхание, голова пошла кругом, но он сделал усилие и взял себя в руки. И, весь дрожа, посмотрел еще раз.

В котловане сидел на задних лапах желто-зелено-голубо-красный зверь. Он казался размером с лошадь. Злобные глаза на склоненной набок голове уставились на людей. Выпирающие из челюстей отвратительные длинные клыки подтвердили мгновенное определение Пендрейка.

Дьявольской тварью был саблезубый тигр.

Постепенно дыхание Пендрейка успокоилось, колотящееся в груди сердце забилось ровно и ритмично. Потом пришло удивление: сколько же миллионов лет должна быть сфокусирована на земной тропе эта машина, чтобы в нее угодило это доисторическое чудище? И как же давно умерли те, кто построил эту машину и город!

Другая мысль пронеслась в голове — невероятно странная и тревожная, больше похожая на страх, внутреннее содрогание плоти, чем на идею-концепцию. Унаследованная от предков память издала крик ужаса и неверия, как если бы каждая клетка организма возопила при виде этого монстра: “Во имя всего святого, ведь мы давно уже пережили этот кошмар”. В подсознании сохранился образ древнего врага, и организм поддался инстинктивной панике.

Пендрейк облизал пересохшие губы и сделал на этот раз осознанный вывод: “Несомненно, опасность, исходящая от животного мира, еще не преодолена. Человек все время борется не только с разными тварями и природными бедствиями, но и с глубоко укоренившимися в собственном сознании животными импульсами”.

Раздумья кончились. Сузившимися глазами он посмотрел на Большого Олуха. Человек-животное сидел в десяти футах от него у края пропасти на корточках и внимательно наблюдал за ним. Пендрейк тихо произнес:

— Его кормят. Его специально оставили в живых.

Твердый взгляд серо-голубых глаз-буравчиков схлестнулся с его собственным.

— Поначалу, — сказал Большой Олух, — я сохранил ему жизнь, чтобы у меня была хоть какая-нибудь компания. Я часто садился на край обрыва и орал на него. Потом, когда пришли голубые люди и привели с собой стадо бизонов, у меня появилась мысль, что эта тварь может мне пригодиться. Она привыкла ко мне. — Он с жестокостью в голосе закончил: — Его желудок переварил очень много людей, а переварит еще больше. Постарайся не попасть в их число, Пендрейк.