Скажите, почему Практика телеинтервью и телерепортажа - Страница 5
Эвелина Закамская начинает с космоса.
Александр Мягченков: с интригой за пазухой.
Русскую песню защищает Марина Девятова.
«Впервые в России создаётся карта мусорных свалок. Эту тему мы будем обсуждать в нашем эфире через час», – объявляет ведущий. Чуть позже он опять анонсирует беседу, и, когда в кадре возникает гость, повторяет: «Итак, в нашей стране появляется такая необычная и такая нужная карта». Затем он представляет гостя и сходу задаёт первый вопрос: «Скажите, чем поможет этот документ специалистам?» Собеседник, человек обстоятельный и даже чуточку медлительный, делает паузу и заявляет: «Да вы знаете, такая карта и не очень-то нужна».
Казалось бы, интервью летит под откос. Вся интрига беседы строилась на этой пресловутой карте, а тут – на тебе. Может, вначале надо было о чём-то другом спросить, например, что можно считать свалкой, вот груда мусора перед дачным посёлком – она подходит под это понятие? А уж потом задавать основной вопрос. Но журналист пошел по другому пути – и, представьте, не проиграл. Вышло, что карта – это только повод для беседы, что настоящая проблема гораздо серьёзнее и интереснее. Таким образом, начало интервью стало просто её завязкой, после которой, минут через десять, наступила кульминация: речь пошла о замусоренности наших просторов, о неспособности властей на местах решить эту проблему, о том, во что обходится утилизация отходов.
Да, настоящее интервью строится по классическому принципу драматургии: завязка – развитие сюжета – кульминация – развязка.
Завязкой, а точнее – предзавязкой – может служить представление вашего собеседника и представление темы.
Сплошь и рядом интервьюеры забывают сделать и то, и другое, в начале беседы говорят, что, дескать, у нас в гостях «хирург Иванов», «депутат Иванов» или «стюардесса Иванова», а дальше – пошло-поехало. И этим самым сразу снижают интерес к интервью. В самом деле, что толку смотреть беседу с человеком, о котором зрителю известны только имя и должность. Конечно, проще обстоят дела с писателями, артистами, спортсменами: они всё-таки примелькались на экранах. Но и тех стоит всё же представить, упомянуть о книгах писателя, ролях артиста или достижениях спортсмена. Тем более необходимо сказать несколько слов о том, чем замечателен именно этот хирург, этот депутат и эта красавица-стюардесса.
Ну, хорошо, а тему-то зачем называть? Уже ведь по первому вопросу станет ясно, о чём пойдёт речь. Нет, не ясно. Зритель ждёт, допустим, от стюардессы сведений о скидках на билеты, а вы почему-то во время всего интервью её о сервисе спрашиваете. Вот если бы вы с самого начала назвали зрителю тему беседы, он на неё и настроился бы.
И ещё я просто обязан написать о забавной ошибке, которую почему-то делают многие журналисты. После фразы ведущего «мы сегодня беседуем с хирургом Ивановым» следует: «Здравствуйте, Иван Иванович!» Это было бы оправдано, если бы хирург влетел в студию со словами «фу ты, еле успел, пробки-то сегодня, пробки!» Но Иванов спокойно сидит себе рядом с интервьюером, и, судя по всему, сидит уже минимум как минут пять. Так чего здороваться? Если интервью идёт по радио, здесь «здоровканье» хоть как-то оправдано: этим самым обозначается, подтверждается наличие в студии Ивана Ивановича. Но тут зритель и так имеет возможность наблюдать хирурга. И что, вовсе не здороваться? Не здороваться. Потому что это нарушает правду, логику происходящего, нервирует не очень знакомого с телевизионными условностями хирурга Иванова: «Здоровается, значит, мы уже в эфире… Бр-р-р…» Ведущему куда лучше сразу перейти к обозначению темы: «Сегодня мы поговорим о будущем хирургии».
Поучительный эпизод я «подглядел» на канале «Первый Донецкий». В начале передачи «Парламентский час» ведущий Андрей Машков, «как и положено», поздоровался с гостем студии. А гостем в этот раз была депутат Народного Совета ДНР Алла Бархатова. Так вот, она, конечно, ответила: «Здравствуйте, Андрей». И тут же, повернувшись к камере, произнесла: «Здравствуйте, дорогие телезрители». Причём произнесла это «с напором», как главное. То есть Алла Викторовна, которой по роду занятий ежедневно доводится общаться с множеством людей, мгновенно повернула ситуацию таким образом: с ведущим надо поздороваться, раз уж так заведено, но всё же главное – поприветствовать зрителей. И дальше, на протяжении всего интервью, Бархатова, естественно, отвечала на вопросы ведущего, но чувствовалось, что говорила-то она прежде всего с людьми «по ту сторону экрана». Тем более тема беседы была чрезвычайно актуальной для Донецкой республики: распределение поступающей из России гуманитарной помощи. Эта помощь по-прежнему нужна, но сейчас есть необходимость не столько в продовольствии, сколько в строительных материалах – идёт возрождение жилищ, детских садов, больниц. Алла Викторовна рассказала и об одной школе, которую сейчас рабочие собираются тщательно… законсервировать. Здание находится неподалёку от линии разграничения, там опять идут бои. «Надеемся, что к следующему учебному году тут всё-таки можно будет начать занятия, дети любят эту школу».
Дай бог, чтобы к тому моменту, когда к вам в руки попадёт эта книга, в классы пришли уже не строители, а учителя, и в ответ на «Здравствуйте, ребята!» прозвучит дружное «Здравствуйте, Марья Ивановна!»
Выстраивая сюжет интервью, не делайте ошибки начинающих писателей: они находят эффектное начало, а дальше – дальше как вывезет. У них зачастую после бойкого первого акта идёт тягомотина, так и видишь драматурга, ночами напролёт шагающего по кабинету в поисках продолжения. Нет, вам нужно сразу решить, что будет основной интригой беседы, и тогда интересный сюжет, включая зачин и концовку, появится сам собой.
На канале «Россия-24» самым «главным интервьюером» по праву считается Эвелина Закамская. Перед годовщиной ГКЧП она повстречалась с несколькими основными участниками событий, приведших к распаду СССР. У нас ещё будет случай поговорить об этом интереснейшем цикле передач, а сейчас давайте приглядимся только к одной беседе.
Эвелина Владимировна приехала в гости к Олегу Дмитриевичу Бакланову, в советское время – министру общего машиностроения, крупному специалисту в области ракетно-космической техники, в 1991 году ставшего членом Государственного комитета по чрезвычайному положению. Вопреки ожиданиям телезрителей, да и самого Бакланова, она начала отнюдь не с ГКЧП. «Олег Дмитриевич, вот у вас на столе лежат книги о космосе. Сразу виден род ваших занятий, род ваших интересов. Как вы думаете, что произошло в этой отрасли за последние 25 лет, удалось ли нам удержать те лидирующие позиции, которые были завоёваны в советское время?» Конечно, Закамская хорошо знала, что для Бакланова эта тема вечно актуальная и вечно болезненная. И вот Олег Дмитриевич с досадой начинает рассказывать о том, как Горбачёв, по сути, закрыл блистательно начатую программу космических кораблей «Буран», перестав её финансировать. А потом разговор как-то незаметно выруливает на тему о военном лихолетье, которое застало девятилетнего Бакланова в оккупированном Харькове. «Были такие моменты, когда я и в живых-το не думал остаться», – вздыхает Олег Дмитриевич, и тут-то Закамская в разгоревшийся костёр беседы подбрасывает такое поленце: «Скажите, а были в вашей жизни ещё такие переломные моменты?» После этого, естественно, и всплывает история с ГКЧП. Журналистка спрашивает – вы сейчас так же поступили бы? И получает в ответ: «Да, так же, только лучше». Бакланов считает, что участниками ГКЧП «была проявлена мягкотелость, надо было изолировать человек 50, а народу объяснить, что же мы хотели».
Не знаю, рассчитывала ли Закамская на такой ответ, но дальше её слова несколько необычны для неё самой, ведь она старается в беседах не «встревать» со своими личными наблюдениями и переживаниями, не заслонять ими наблюдения и переживания собеседника. «Вот вы говорите – нужно было объяснить народу. А народ вас поддержал бы? Мне было 15 лет в 1991 году, я помню реакцию родителей, реакцию друзей, знакомых, и – она, скорее, была против ГКЧП. Потому что не понимали, потому что всем хотелось свободы, всем так хотелось воздуха, а воздуха не хватало. А вы не чувствовали, что воздуха не хватало?»