Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях - Страница 35

Пока они беседовали, в окно постучал дядя и сказал:

— Видно издалека: по озеру кто-то едет. Сдаётся, это пан Мороговский с детьми возвращается из Полоцка. Прикажи кому-нибудь, милостивая пани, поскорей навести порядок в комнате; до сих пор ещё пол не метён.

Резвые лошади свернули с большой дороги, сани въехали на берег озера и вот уж гости у ворот. Дядя встречает их: в санях сидел пан Мороговский, рядом с ним — трое детей, укутанных медвежьей шубой и обвязанных платками так, что были видны только глаза. Из дома выбежала панна Малгожата и детей унесли в дом.

На завтрак было подано подогретое пиво. Школяры, почувствовав тепло, зашумели, как пчёлы в улье. Каждый рассказывал о своей учёбе, о товарищах, учителях, о разных школьных событиях и происшествиях. Слепой Францишек подсел к их компании, и они по секрету стали читать ему свои стихи, которые выучили на память, чтоб поздравить отца.

Передо мной они хвалились наградами, которые им дали за экзамены; достали из сундучка разных размеров образки работы Клаубера,[192] крестики и медные медальки. Рассказали много выученного из Альвара и немало перевели с латыни из священной истории.

Пан Мороговский подтвердил отцу, что отец-префект и учителя похвалили Стася и Юзя за прилежание в учёбе и за хорошее поведение и наградили их; дядя радовался этому, обещал пошить им новые капоты и дать денег на разные школьные надобности.

Долго тянулся разговор про Красную[193] полоцкую ярмарку. Мороговский рассказывал о ценах на рожь, овёс и ячмень, о домашней птице, что привозят туда со всех сторон; о стоимости льна, пеньки и о купцах из других городов с платками, сукном, шёлковыми и хлопковыми тканями да прочими товарами для нарядов; про знакомых помещиков, которые приехали по делам и чтоб купить нужные в хозяйстве вещи.

В разговорах прошёл целый день; солнце скрылось за лесом, наступили вечерние сумерки. Несколько соседей, что жили возле озера Нещерды, были приглашены на кутью и приехали к моему дяде с жёнами и детьми. На небе показалась первая звезда. Посреди комнаты поставили длинный стол, устлали его сеном и накрыли белой скатертью. На стол подали постную пищу, мёд и отборную рыбу. Завáльня разломил облатку[194] с паном Мороговским, а потом по очереди с каждым гостем. Стал рассказывать, как когда-то князь Огинский, добрый и ласковый пан, приглашал к себе на такой вечер каждого из соседей, не взирая на то, беден тот или богат, был бы только шляхтич да честный человек. С какой любезностью принимал он гостей, с каждым говорил сердечно и открыто, развлекал его рассказами о разных стародавних историях.

Мороговский вспомнил, как свято в прежние времена во всех домах нашего повета хранили обряды предков. Нынче нравы уже не те, некоторые паны изменили старым традициям и обычаям, за это Бог и не благословляет, и времена приходят всё горше и горше.

Во время разговора некоторые гости, сидя за столом, подсовывали руки под скатерть, выбирали наудачу из сена самые длинные стебли и, показывая их друг другу, загадывали, высокий ли лён уродится на полях, а паннам предсказывали скорое замужество. Искали под сеном зёрна ржи, пшеницы или ещё какие-нибудь, ибо если их случайно найти на столе под сеном, то это к большому урожаю.

После ужина, глядя на чистое небо, усеянное звёздами, и на огненные дорожки падающих метеоритов, предрекали хорошую весну и изобилие плодов следующей осенью.

О! сладкие воспоминания о праздниках и обычаях родной земли. Как недолгое счастье, как прекрасный сон и как вера предков — на вечные времена останутся они в памяти и всегда будут самым приятным предметом одиноких раздумий; по ним, как изгнанница из рая, тоскует истомившаяся душа.

От заката до восхода солнца сидел я на берегу Финского залива, любуясь прекрасной картиной майских ночей. Звёзд было не видать, белый свет заливал небесный свод и морской простор. Майские ночи чужого края! лишь вы внимали грустным и печальным песням моим, когда тут, на берегу залива, погружённый в мысли, вспоминал я горы и леса родимой земли.

Горят золотым огнём купола храмов столицы; какая тишина царит в воздухе! Пробили часы на башне, их звучный гул достигает дальних окраин города. По спокойной воде плывёт лодка, слышу весёлые песни матросов; в пышных садах звучит музыка, допоздна шумят весёлые танцы и ещё не разошлись гуляющие под покровом парковых деревьев.

Майские ночи родимой стороны! милей мне было встречать закат солнца на берегу Нещерды, не сравнить мне самую виртуозную музыку с нежным и восхитительным пением соловьёв и тоскливым голосом кукушек. Дикие леса, вы куда милее пышных парков! шум ваших ветвей погружал меня в раздумья о неразгаданных тайнах природы, что скрываются в тени ваших столетних деревьев. В народных повествованиях прозревал я искренние чувства и глубокую истину, слышались в них мудрость и молитвы всего народа, и они милее мне во сто крат, чем пустые разговоры в раззолоченных салонах.

Море! Я читал стихи, что слагали о тебе поэты, тихие или бурные воды твои сравнивал с родными озёрами, которые сверкают среди заросших берегов, как хрусталь, или шумят, потревоженные ветром. Когда я был ещё совсем юным и неискушённым, то представлял всех людей добрыми и справедливыми и смотрел в будущее с надеждой. Находясь в безопасном порту, безмятежно мечтал я в те времена о грозовом небе и о высоких океанских волнах.

Море! В твоих глубинах воображал я себе иной мир, счастливый и чудесный, о котором слышал столько преданий из уст простых людей. Там когда-то обитала дочь великого Океана, необычайно прекрасная дева Анна; была она королевой духов, незримые силы земли и моря тотчас исполняли все её приказы. Чудо доброты! она оценила благородство полюбившегося ей юноши, который спустился в морскую пучину и предстал пред великим Океаном, чтоб отслужить ему за возвращение своего отца на родную землю. Но он был всего лишь слабый человек и не мог выполнить повеления властителя морей, и тогда Анна, спасая возлюбленного, отдала духам приказ, и за одну ночь возник дворец из кораллов и драгоценных жемчугов. Оценил Океан достоинства и ум человека и в награду отдал ему в жёны свою дочь Анну.[195]

Море! Ныне я уже не то думаю о тебе. Ты подобно слепой фортуне — то обогащаешь людей, то бросаешь их в бездонные глубины. Когда несчастный мореплаватель, занесённый волнами далеко от родной земли, гибнет в одиночестве на берегу пустынного острова от тоски либо от голода, не пробудится жалость в твоём холодном лоне. Даже в ясную погоду не дремлют на дне твоём ненасытные чудовища с отверстыми пастями, наблюдая за теми, кто путешествует по спокойной глади вод. О море! ты похоже на мир людей, по которому человек странствует разными дорогами жизни.

Скоро сменится погода, с востока подул ветер. Над водою белеет поднятый парус. О люди высшего света! взгляните на небо из ваших высоких и пышных дворцов! Над морем и над городом нависли густые облака, и в вышине из них возникают дивные видения, будто кто-то возводит в воздухе величественную твердыню. Её окружают валы и стены, возносятся высокие башни и дома, а неподалёку становятся в боевой порядок конные рыцари исполинского роста. Но через несколько минут видны лишь торчащие руины, а всё войско превратилось в клубы дыма, и огненная молния, словно змея, промелькнула среди туч.

О люди высшего света! взгляните на небо из ваших высоких и пышных дворцов, постарайтесь постичь знамения в изменчивых очертаниях облаков, что испокон веку плывут пред вашими глазами — Божья рука предостерегает, что нет на земле ничего вечного. Дворцы ваши превратятся в руины, сила, богатство, гордость и слава рассеются и исчезнут, как лёгкий туман в воздухе.