Северные рассказы и повести - Страница 47
Ехали не слишком долго. От КПП Русского ровно 5 километров 700 метров. Я по навигатору определил. Урал заглох. «Полетел» ремень генератора. Так сказали шофера. Ремни у них с собой были. После того, как порвали пару ремней, оказалось, что дело вовсе не в ремнях. В салоне становилось всё холодней. Вышел из строя генератор. А значит, аккумуляторы перестали заряжаться, и печка вот-вот должна заглохнуть. Мало этого, когда разрядятся аккумуляторы, машина останется без освещения. Двигатель молотить будет, если его не выключать. Если горючее не кончится. А оно обязательно кончится, его и так оставалось почти впритык до города доехать.
Выход один: возвращаться на КПП, пока аккумуляторы работают, звонить оттуда в гараж и просить привезти новый генератор. Так и сделали. В будке охранников по крайней мере есть тепло.
Пока дозвонились, пока те, кто должны были нас выручать, поняли положение и начали рассуждать на тему: «как нам организовать рабкрин»… В общем, много воды утекло с той поры. Сердобольные охранники предложили чай, потом и покушать предложили. Чаю мы попили, от еды вежливо и грустно отказались.
Пока длилось ожидание, в полудреме ко мне возвращались фрагменты увиденного за эти дни. Вот весь в снежной дымящейся пыли проносится мимо меня с ледяного берега Хеты вездеход геологоразведчиков, увешанный трепещущими на ветру флагами, словно ёлка. Здесь и флаг России, и флаг Украины, и флаг Ямала, и флаг Таймыра, и флаг Туруханского края.
А вот аккуратный вагончик маркшейдера Распопина на Сузуне. Его самого нет – он в отпуске, но есть чайник, есть две постели, стол, стулья, два больших монитора, сушилка для обуви, умывальник, масляные обогреватели, короче всё, кроме туалета. Туалет на Сузуне – в железном синем контейнере, какие грузят на баржи в портах. Не сразу и догадаешься. А какую замечательную ароматную выпечку готовят в здешней столовой три татарки – поварихи Лола, Регина и… третью не помню по имени. Пирожки с яблоками с пылу, с жару – всем понравились, не только мне.
Глаза мои полуприкрыты. В ушах – копошатся шорохи снега. Существует понятие «поющие пески», это происходит, когда песчинки под влиянием ветра трутся друг о друга. Чем больше масса текущего песка, тем выразительнее звук — от тихого писка до мелодии органа . Издают звуки лишь сухие пески. Люди говорят, что так говорят духи пустыни. Но снег на морозе тоже бывает сухим, как песок. Он и движется, как песок, собираясь в точно такие же барханы. И мне кажется, я слышал то, что можно назвать поющими снегами. Среди шороха прорезались тявкающие звуки. Да, это уже не снег, это песцы. Перебегают с места на места, носом чувствуя: где человек – там и пища.
Прибегают они к столовой на Тагуле. Вьются около помойки. Но это – когда нет собак. Когда же возле рабочих вагончиков появляются мохнатые друзья человека, то тагульским работникам сразу понятно: опять местные кочевые ненцы «ушли в крутое пике». Выпивка – бич не только для людей, но и для их собак. Пока люди пьют, их ведь кормить некому. Вот и бегут от чумов и стойбищ к столовским поварихам: авось, не прогонят, подкормят. Вот как они угадывают, что хозяева протрезвели, и можно возвращаться – загадка. Но однажды собаки вновь бегут к чумам и стойбищам. И тогда снова появляются тявкающие песцы.
Сейчас я слышу песцов. Значит, собаки вернулись. Вот они, возле ненецкого костерка на перекрестке зимних дорог. И нарты, и олени, и хозяева их – все тут. Однако, рыбу продают шоферам. Перекресток бойкий, машины на Ванкор едут часто. Правда, рыба мелковата и цена неглупая. Ненцы цены знают, не продешевят. Зато, кто захочет, может с оленями сфотографироваться. За так. Приезжим – экзотика. Местным – бесплатная реклама…
Всё, хватит дремать. Пригрелся тут. Пора в дорогу. Генератор, наконец, привезли. Поставили уже. Урал бодро шумит. Рассаживаемся и едем. Руслан радостно сообщает, что генератор новенький, только пока прилаживали, все ремни порвали. Вернее, не все. Последний остался. Вот он один и крутится теперь. Последний ремень… А что если и он по дороге выйдет из строя? Что делать будем?
Смеётся татарин. Говорит, начальник ему велел завтра на этой же машине ехать в другую «тмутаракань» - Юрхарово, в новую командировку. Так что последний ремень обязательно нас довезёт, не подведёт. Ему ведь кивать и надеяться уже не на кого, он же – последний. Доедем!
ДЫМЧАТО-МОРОЗНО-ГОЛУБОЙ…
- Покажите технику безопасности! – здоровенный охранник в плотной тёмной куртке напряженно смотрит на моего коллегу и напарника Андрея. Только что на «уазике» подрядчиков мы подъехали к шлагбауму перед въездом на территорию лицензионного земельного участка, где ведется добыча газа. Впереди тундра, позади тундра, посреди – шлагбаум и будка охранника. Здесь земельными участками называют не дачные огородики, где всей землицы с гулькин нос, не больше, а многие десятки заснеженных ледяных километров влево , вправо и вперед тоже.
Долговязый и чуть сутуловатый Андрюха глянул на меня, бодро доставая из нагрудного кармана пластиковый пропуск, с которым мы ходим на работу в офис. Охранник пару мгновений во что-то, насупившись, вдумывался, потом резко развернулся в мою сторону и задал тот же потрясающий вопрос, на который ни я, ни Андрей понятия не имели что отвечать:
- Покажите вашу технику безопасности.
Я, следуя примеру товарища, тоже вынул из кармана скромный пропуск на работу. Охранник немедля отвернулся от нас и, не оглядываясь, направился скорым шагом к своей будке. Шлагбаум поднялся. И мы на «уазике»-буханке двинулись дальше.
Всюду, сколько видят глаза, бесконечное пустынное снежное поле, в котором изредка гордо белеют крытые толстыми ресницами инея, одиночные лиственницы. Словно шкура диковинного змея, снег под солнцем ослепительно переливается мелкими ледяными чешуйками. Но искринки в воздухе не реют и не плавятся, покачиваясь из стороны в сторону.
Значит, ветерок, хоть и слабенький, но есть. И морозно. Мы подъезжаем к какому-то кусту. Здесь кустами называются группы скважин, из которых либо ( в основном) качают газ, либо ведут ими иные сопутствующие работы. Короче, целый рабочий цех под открытым небом. Здания тут тоже присутствуют – административного характера, естественно. А позади всего этого хозяйства поодаль, возле колючего забора рядочками стоят жилые и нежилые вагончики.
Два геодезиста из фирмы подрядчика, которые были с нами в машине, выходят и начинают расчехлять пару снегоходов. Ну, вот, конечно, бензин теперь только понадобилось искать. Потом при попытке прогреть двигатели выясняется ( и это всегда так, не одно – так другое), что двигатель Ивана – бородатого очкастого детины огроменного сибирского роста – в общем, барахлит.
Виктор – молодой улыбчивый приземистый паренек в чёрной шапке с ушами, залихватски завязанными назад уже “готов к бою”. Андрюха садится позади него на Буран-“коротыш” и – только их здесь и видели. А я, молчаливо дождавшись, когда изматерившийся Иван, наконец, приводит в порядок своего «стригунка», уезжаю на “буханке” к началу принимаемой нами от подрядчика изыскательской трассы - без него. Так мы договорились: Встречаемся с Иваном в условленном месте, я пересаживаюсь в санки, прикрепленные к “Бурану”, и катим вдоль трассы: смотрим наличие реперов, поворотных угловых знаков, выносных… Как обычно.
Зимняя дорога петляет от куста к кусту, а снегоход мчится к исходной точке по прямой. В скорости “буханка” его превосходит, но за счет сокращения пути Иван оказывается на месте раньше. Санки напоминают узкий железный гробик цвета хаки, но с автомобильными отражателями по бокам. Как бы тоже ведь – транспортное средство, между прочим…
Вдоль края дороги замечаю в снегу цепочку следов, завершающихся красивым отпечатком крыльев.
- Глухарь прогуливался, - улыбается Иван. Небо над головой изумительно голубое, а вдоль горизонта – кольцом, по всему окоёму – седая белесая дымка… Ну, что ж. Помчались. В принципе, работа выполнена на совесть. Для памяти фотографирую каждый пункт наблюдения по трассе, которая была пройдена совсем другими геодезистами еще летом, полгода назад. То, что – другими, становится понятно сразу: Иван явно ищет следы трассы, всматривается всякий раз, хотя рельеф тут открытый, видно далекоооооо.