Северные рассказы и повести - Страница 44
ОРЛОВ
- А, может, не полетим никуда? А? Смотрите: погода совсем взбеленилась!
- Полетим. Успокоится. Вот увидишь, - чуть прищурившись, улыбаясь, объясняет Орлов одному из коллег, с которыми предстоит вертолетный облет нефтегазовой территории. Они - перед входом в здание вертолетной части аэропорта. Весна. Погода меняется внезапно. Часа полтора назад ничто не предвещало метели. Тишина. Покой. Облачность была, но видимость неплохая. А теперь вокруг – просто конец света! Снегопад с ветром. Видимость нулевая. Какой уж тут вылет! Впору по домам разбегаться.
- Это здесь, в городе – такое! Представляете себе: что сейчас в тундре на буровых творится? Наверное, сущий ад!
- А не факт, - усмехнувшись, отвечает Дмитрий Геннадьевич.
Подъехали члены комиссии из Тюмени. Обменялись рукопожатиями, проследовали в зал, подальше от небесной заварухи. Вылет отложили на час.
Через час автобус подвез одиннадцать пассажиров к вертолету. Дежурная вышла из кабины водителя, подошла к винтокрылой машине, обменялась с кем-то парой фраз, вернулась обратно. Двери автобуса для пассажиров так и не открылись. Минут через пять к вертолету подъехала машина, началась зарядка аккумуляторов. Потом машина отъехала, и вертолет начал раскручивать лопасти всё быстрее. При этом, компания, собравшаяся на нем лететь, по-прежнему находилась внутри салона автобуса. Покрутил вертолет винтами, покрутил и перестал. Двери автобуса, наконец, открылись, и пассажиры проследовали в салон.
До заправки в Тазовском лететь час. Погода за бортом хмурая. Орлов спокоен. Он дремлет, прикрыв глаза. В ушах наушники от плеера. Честно говоря, глядя на него, сложно поддаться панике, хотя вокруг всё грохочет, а за бортом белесая полумгла. Садимся не в Тазовском. Садимся в Газ-Сале. Сильный ветер и брызги из луж. Пока идет заправка, пассажиры обязаны покинуть борт. Между аэродромным домиком и вертодромом около ста метров грязи, ни асфальта, ни бетона. Просто грязь. Тюменские гости как-то нерешительно продвигаются по направлению к домику. Спавший в дальнем углу вертолета Орлов, легко обходит их и, не обращая никакого особого внимания на лужи и всё прочее, спокойно проходит к домику первым…
Через двадцать минут возвращаемся. И летим дальше. Вроде как погода есть. Никаких сомнений на лице Геннадьевича. Он просто дремлет, как и раньше.
И вдруг тучи исчезают! Солнце. Внизу блескучие снега! Красотища!. Долетаем до буровой. И тут Орлов преображается. Первым выходит из вертолета. Первым среди грязи и луж пробирается на буровую площадку. Вот он уже на складе ГСМ. Лично взбирается на цистерну, открывает, осматривает, вот он уже возле другой емкости, вот его каска белеет уже у склада химреагентов. Как? Где? Нет, он уже не там, он осматривает трубы для бурения, прикидывая их количество, а через минуту его куртку замечают возле дизелей. Никто за ним не поспевает. Хотя на этой буровой все мы впервые, Орлов на объекте – как у себя дома. Вот что значит опытный хозяйский глаз! Ничто не скроется. Никакой провал, никакой дефект. Мертвая хватка. Орёл. Только что – не летает. Хотя… как знать? «Не факт, » - как говорит Дмитрий Геннадьевич.
Всё облетели. Везде успели. И вернулись вовремя. Вот как он угадал погоду? А? Кто подскажет?
ТРЭКОЛ АЛЬ-МАНСУРА
Сегодня у меня первый день приемки изыскательских полевых работ. Серьезные мужики, наши подрядчики, - в полевой спецодежде, я тоже. Плюс на мне еще и белая каска, поскольку так положено по правилам техники безопасности нашего предприятия. На складе есть и оранжевые, но мне белая подошла. Виктор, смуглолицый старшой команды подрядчиков-полевиков, сопровождает меня к микроавтобусу, который должен доставить нас к трэколу, а тот - на линейный объект, трассу будущего трубопровода. На микроавтобусе игривая надпись «Ресторан для настоящих господ», сопровождаемая изображением солидного набриолиненого усатого господина с сигарой во рту, столика с яствами и вином, а также дамы в весьма ажурном туалете. Картина с надписью повторяется трижды – на обоих бортах нашего микроавтобуса и с тыльной стороны.
Садимся и едем. По дороге интересуюсь у Виктора по поводу надписи. Он, подрагивая от смеха, отвечает, что их фирма имеет договор с местным автотранспортным предприятием на доставку людей к месту, где они могут перебраться с асфальта и бетона на грунтовые дороги, куда каждое утро выдвигается уже их собственная вездеходная техника. И каждый раз один Аллах знает: какие будут надписи на машине, которую им предоставят. Это может оказаться микроавтобус для похоронной команды или для брачующихся, или вот – реклама услуг ресторана… Ни к селу, ни к городу, конечно, но что дали – то дали. Времени для разборок нет.
В условленном месте возле перекрестка нас поджидает белоснежный, как рояль, трэкол. Трэколом называется наш, российский четырёхколёсный вездеход на шинах низкого давления, который выпускается в трех видах, отличающихся кузовами: «тентованный», «цельнометаллический» и «удлиненный». Мы поедем в цельнометаллическом - с люком вверху. С нами два топографа, каждому лет около тридцати: Иван в синей бейсболке с лицом себе на уме и Николай русоволосый и простоватый на вид,
Мы собираемся осматривать и фотографировать плоды работ этих двоих товарищей, а главное, на месте убедиться в том, что полевые работы действительно выполнены, причем, качественно. Или некачественно, если это будет обнаружено....
Добираемся до места начала трассы и начинаем осмотр первых реперов. От точки к точке. Методично, как в аптеке. По-маркшейдерски. Сильный ветер, поэтому летающих и кусающих кровососов не видно. Трэкол идет по кочкам, мягко покачиваясь, словно обволакивая шинами землю. Открываем люк, Виктор сказал, что ему душновато. Проезжая мимо пустынного озера, покрытого пупырышками мелких волн, замечаем в романтичном дымчато-голубом небе белоснежную парящую чайку, которую здесь по-местному называется «халей». Топографы в одночасье выражают Виктору беспокойство и просят закрыть люк. Тот упорствует. Через минуту в открытый люк прилетает небесный «подарок» от халей, перепачкавший одежду и левую часть лица старшого. Люк закрывается. Никто из топографов не смеётся: над начальником смеяться – себя не любить. Неловкую заминку прерывает сам Виктор:
- Между прочим, это – хорошая примета, к деньгам!
Топографы согласно кивают, я молчу, мысленно поражаясь необыкновенной точности птичьей бомбардировки. Будто она всю жизнь тренировалась. Или Виктор – и впрямь счастливчик?
Трэкол по голой тундре, покрытой кочкарником, идёт хорошо, но очень уж медленно, поэтому порой мы пытаемся воспользоваться внутрипромысловыми дорогами, если, конечно, они попадаются на пути. Однако, тут выясняется одно беспокойное обстоятельство: разрешение на работы на нашем лицензионном участке сторонним организациям выдает наша же служба техники безопасности и охраны труда. И срок этого разрешения как раз истек, а нового не выдали, поскольку не хватает каких-то протоколов о сдаче топографами экзаменов по этой самой технике безопасности и охране труда. Обстоятельство это выяснилось для меня самым неожиданным образом: только мы въехали с кочкарника на промысловую дорогу, как наш водитель Мансур ( я его всю дорогу видел в основном только со спины, но спина эта оказалась надежной) с криком «шухер!» стал съезжать с дороги и прятать трэкол за насыпью. Вездеход, как партизан, крадущийся понизу вдоль дорожной насыпи, иногда выглядывая из-за импровизированного «окопного бруствера» - зрелище живописное. Оказывается, наш Аль-Мансур ( так я мысленно «окрестил» Мансура) зорким взглядом разглядел впереди на дороге некий легковой автомобиль, который принял за машину наших (то есть, моего же предприятия) охранников.
Меня в этой ситуации позабавила мысль о том, как наши подрядчики, фактически прячась от своего заказчика на его территории, героически пытаются ему же сдать выполненные по договору работы. Прямо скажем, не самая ординарная ситуация.