Романовы. От Михаила до Николая - Страница 76
Там же, у Белоусова, интересующиеся могут найти данные и о деталях. Например, о том, как при таком «ремонте» лица вставляются ресницы: «Особой тупой иглой расширяют волосяной канал выдернутой коротенькой ресницы, вставляют в него длинную ресницу и стягивают кожу впрыскиванием. Вы смотрите в прелестные глаза, опушенные длинными ресницами, и готовы слагать восторженные вирши о мерцающих звездах. А между тем дело здесь в героическом терпении: операция вставки ресниц болезненна, надо много терпимости и решимости, чтобы отважиться на нее, да и денег нужно немало. Институты красоты берут дорого».
Но состояние русских финансов в те годы позволяло и не такие траты. И вот под крылышком Марии Федоровны и Победоносцева совершает свои первые шаги молодой царь. Его главная задача — охрана самодержавия. Мы уже видели, какую обстановку застал он при восшествии на престол.
А что представляет в те годы он сам?
«Бедный, запуганный молодой человек», — говорит о нем Лев Толстой.
«Прекрасно воспитанный человек, но лживый, хитрый, безвольный и коварный», — определяет его С. Ю. Витте.
«Царь Николай интеллигентен, умен, образован», — говорит немецкий журналист.
«Это существо робкое, боязливое и меланхоличное», — определяет французский журналист.
И если умеренное «Освобождение» Петра Струве уверяло, что «царь сам по себе добр и страстно хочет облагодетельствовать Россию», а всему виной только «средостение», то неумеренная «Революционная Россия» в то же время говорит о «кровожадных наклонностях этого представителя гнилого царизма». В. Л. Бурцев вопиет о том, что «этот палач, чтобы удовлетворить свои прихоти, отнимет у голодного народа его суму, вырвет последний кусок хлеба из его рта и таким образом наполнит своими капиталами английские банки».
В этом разноголосом хоре, среди резких противоречий в отзывах, есть только одна черта, которую признают чуть ли не все: царь — неудачник.
«Твой день рождения, дорогой мой, — читаем в одном из писем Марии Федоровны к Николаю, — совпадает с днем рождения Иова Многострадального». Любители примет могли бы собрать целый букет таких совпадений в биографии Николая. Тут и хлеб-соль, оброненные во время первой же речи Николая II, и появление государыни в Петербурге впервые одновременно с телом Александра III («за гробом пришла», говорили в народе), и гора исковерканных трупов на Ходынке в день коронации, и многое, многое другое.
Да, он был неудачником, этот последний царь. У него было все что только мог пожелать человек. Александр III оставил ему крепкую Россию, богатую, сильную, верящую в нового царя, в идею царской власти.
Что же сделал с этим наследством Николай?
Не стоит говорить о том, что мог он сделать уже в начале своего царствования. Но еще и после 9 января, в дни Первой думы, даже за неделю — за три до своего отречения, когда не только М. В. Родзянко, но и великие князья и Александра Федоровна требовали от него перехода на новые рельсы, он мог многое изменить в своей личной судьбе и в судьбе России.
Тогда, в первые дни царствования, он, конечно, не думал о том, каким войдет его имя в историю России. Он был занят тем, чтобы справиться со своими обязанностями, не опозориться. Лишенный таланта начинающий писатель старается писать так, как пишут именитые авторы, дорожит тем, что у него в произведении «все, как у людей», не понимая, что все дело именно в индивидуальности, в неповторимости, что надо писать не так, как пишут все, а так, как пишешь ты, — и только ради этого стоит браться за перо.
Первое появление Николая II перед членами Государственного Совета было поистине жалким. «Члены Государственного Совета, из которых многие были ветеранами, служившими еще деду нового царя, — описывают английские корреспонденты, — вместо царского величества увидели ребяческую неловкость, шаркающую походку, бросаемые исподлобья взгляды. Маленький тщедушный юноша, пройдя бочком на свое место, опустив глаза, быстро произнес фальцетом одну-единственную фразу: „Господа, от имени моего покойного отца благодарю вас за вашу службу“. Затем, после некоторого колебания, повернулся и вышел. Присутствующие переглянулись между собой и после неловкого молчания разошлись по домам».
Николая II встретили при его восшествии на престол до странности доверчиво и любовно. Стыдно читать нежные адреса верноподданных, исполненные надежд. Кажутся карикатурой и сатирой слова, которыми в те дни приветствовали нового царя не только в русской, подцензурной, печати, но и в зарубежной прессе!
С усердием, ничем не оправданным, пытались найти доказательства наступления новой, либеральной эпохи, пришедшей будто бы на смену дням сурового царствования Александра III. С каким восторгом отмечались, например, такие шаги Николая II, как рескрипт на имя великого князя Сергея Александровича, который был подписан словами «любящий Вас племянник Николай». Так и подписался! Подумайте только — «любящий Николай». Не гордый, сразу видно!
А когда Николай II посадил на три дня на гауптвахту градоначальника фон Валя, ликование либерально настроенных обывателей дошло до предела. Откуда было знать ликующему обывателю, что дисциплинарное взыскание, наложенное на градоначальника, объяснялось всего лишь старыми счетами на почве столкновений в ресторане, где кутил наследник. Откуда было знать обывателю, что взыскание было вызвано «бестактностью» фон Валя, оштрафовавшего родственницу царя графиню Строганову, вывесившую траурный флаг раньше опубликования сообщения о смерти Александра III.
Уже 17 января, в день первого высочайшего приема представителей дворянства, земства и городов, прозвучала знаменитая фраза Николая II о «бессмысленных мечтаниях». «Я буду охранять начала самодержавия так же твердо и неукоснительно, как охранял их мой незабвенный покойный родитель».
Чрезвычайно характерна вся картина этого выступления Николая. В барашковой шапке, которую он держал в руке, лежал заготовленный текст речи, где было написано — «беспочвенные мечтания». Но Николай чувствовал себя очень сконфуженно, начал свою речь с высоких нот и закончил криком. Отсюда и произошла эта оговорка. «Это был манекен царя, автомат. Впечатление было болезненное и сильное именно из-за его истеричности и автоматизма», — свидетельствует сообщение одного из иностранных корреспондентов.
Молодой царь прокричал свою фразу о «бессмысленных мечтаниях» так громко, что Александра Федоровна, в те дни еще плохо понимавшая русский язык, сочла долгом осведомиться у великой княжны, стоявшей рядом:
— В чем дело?
— Он им объясняет, что они идиоты, — ответила та.
Один из «идиотов», предводитель дворянства Тверской губернии Уткин, от крика царя вздрогнул настолько сильно, что выронил из рук золотой поднос с хлебом-солью для самодержца. По полу покатился хлеб, рассыпалась соль.
«Плохая примета», — шептали сановные старички, глядя, как Воронцов-Дашков поднимает с пола подарки.
Впрочем, вскоре подоспела Ходынская катастрофа, происшедшая в день коронации и затмившая все многочисленные приметы в жизни царя-неудачника.
Если иной раз словечко, вырвавшееся из уст, характеризует человека ярче, чем целая речь, произнесенная им обдуманно и сознательно, то о деятельности Николая II нельзя судить одними лишь «историческими данными».
Мы не знаем, писал ли Николай II стихи. Для ответа на этот любопытный вопрос у нас нет сведений. Но все-таки «литературное наследие» он оставил. Перелистайте «Правительственный вестник», пересмотрите архивные документы — какое обилие литературных произведений Николая в виде всяческих резолюций и высочайших пометок, речей, тостов, писем и телеграмм вы откроете!
Стиль этого автора чрезвычайно лаконичен! Надо писать так, чтобы мыслям было просторно, а словам тесно. Как твердо придерживался этого правила Николай!
«Прочел с удовольствием».
«Искренне всех благодарю».
«Ай да молодец!»