Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений - Страница 29

Удивительным образом Конфедерация анархо-синдикалистов игнорировала собственно анархо-синдикалистскую литературу, существовавшую на русском языке: книги Ж. Сореля, Г. Лагарделя, Э. Пуже, X. Маурина и др.

Расширение теоретического багажа КАС происходило медленно и осторожно. Первый текст видного анархо-синдикалиста Г. П. Максимова был напечатан в «Общине» только в мае 1989 г.,[217] а анархистскую «классику» — работы Бенджамина Р. Таккера лидеры КАС «привлекли» к пропаганде лишь в сентябре 1989 г.,[218] несмотря на доступность источника.[219]

В 1990 г. анархистский пантеон КАС был расширен за счет Алексея Борового, но, впрочем, и здесь было отдано предпочтение изложению взглядов Борового и рассказу о нем, а не самим его текстам.[220] Едва ли можно считать, что на взгляды рядовых касовцев как-то повлиял Лев Толстой, которому почти не уделялось внимания.[221]

Долгое время идеологический багаж КАС состоял из своеобразно препарированного бакунизма, от которого сразу следовал скачок к Н. И. Махно — причем не столько к идеям Махно, сколько к рассказам о его военно-политической практике. Вообще, историческое образование лидеров КАС сильно сказывалось на их теоретической деятельности: история анархизма была для них интереснее философии анархизма.

Интенсивное расширение идеологического багажа КАС началось с возникновения в КАС «молодежной оппозиции», Беспартшколы и их рупора — журнала «Великий Отказ». Под влиянием Д. Костенко журнал и Беспартшкола превратились в «идеологическую червоточину» КАС, поскольку сразу же стали демонстративно ориентироваться не на анархистскую классику XIX в., а на идеологический багаж «новых левых» середины и второй половины XX в. Само название журнала было взято у Г. Маркузе, в качестве девиза был выбран лозунг «парижских бунтарей» 1968 г. — «Будьте реалистами, требуйте невозможного!».

В редакционной статье в первом номере журнал открыто объявил себя пропагандистом теорий и практического опыта «новых левых» и провозгласил своими целями «плюралистическую контркультуру», «экологическо-гуманистические ценности» взамен «старой нетерпимой потребительской морали», «свободную любовь и сексуальную революцию», «пацифизм и нерепрессивное сознание», «сит-ины и футуристический стёб» взамен традиционных форм политики, «создание своего сленга», «критические университеты и идеи студенческого синдикализма», «ренессанс коммун».[222]

«Великий Отказ» стал культивировать в молодежной анархистской среде «миф о 1968-м годе»;[223] ввел в анархистский оборот представление о круге идей леворадикальных теоретиков, идейных вождей «новой левой»: Герберта Маркузе, Вильгельма Райха (и вообще Франкфуртской школы), Чарльза Рейха и т. п.[224] — первоначально по доступным советским источникам. «Великий Отказ» был первым изданием, начавшим сознательную пропаганду «сексуальной революции» и феминизма в среде КАС и вообще анархистской молодежи.[225] Пропагандируя «контркультуру» 60-х, «Великий Отказ» не останавливался перед выражением симпатий к «Роте Армее Фракцион» (РАФ) и «Сендеро Луминосо».[226] Журнал стал первым анархистским органом, систематически пропагандирующим теорию и практику «оранжевого движения»,[227] причем со временем журнал даже нашел предшественников и основателей «оранжевого движения» — голландских ПРОВО и кабутеров 60-х гг.[228]

«Великий Отказ» первым внес в леворадикальные круги России адекватное представление о таких совершенно неизвестных ей раньше теоретических и практических феноменах левацкого мира Запада, как автономизм (теория и движение автономистов или, как принято говорить, «автономов») и ситуационизм.[229] Автономизм лидерами КАС осуждался как «идейно вредное» явление («…те, кто носит ирокезы и делает оранжевые акции, называются — автономисты. Они живут в домах, разрисованных непристойными картинками и ругательствами. У них нет секретариатов и секретарей — как у всякого нормального стада, у них есть только вожаки», — объяснял осенью 1988 г. А. Исаев молодежи КАС[230]). Позже с подачи Д. Костенко интерес к автономам и близким к ним «хаотам» станет в левацкой среде стабильным.[231] В результате Федерация анархистов Кубани (ФАК) даже назвала свое издание «Автоном».

Пропаганду идей Ситуационистского интернационала продолжил вслед за «Великим Отказом» член КАС М. Цовма в издававшемся им журнале «Аспирин не поможет»,[232] создав в конце концов среди части анархистов и «новых левых» «микромоду» на ситуационизм. В 1997 г. журнал «Радек», издающийся «социалистическим художником» Анатолием Осмоловским, уже публикует подборки аутентичных текстов ситуационистов, одновременно критикуя М. Цовму за использование вторичных текстов вместо первоисточников, за «безликость и необязательность» этих текстов, за отход от обязательного для ситуационистов диалектического метода.[233]

«Великий отказ» расширил круг привлекаемых теоретиков до совершенно неожиданных для анархистов авторов — протоэкзистенциалиста Льва Шестова и известного психопатолога Чезаре Ломброзо.[234]

Очень быстро «Великий Отказ» прошел стадию мифотворчества и уже в № 4 опубликовал резко критическую статью об идейной и политической эволюции Даниеля Кон-Бендита — культовой фигуры Красного Мая 1968 г. в Париже.[235] Первым из левацких изданий «Великий Отказ» напечатал (в переводе В. Дамье) оригинальную статью леворадикального классика XX в. — Герберта Маркузе.[236]

«Великий Отказ» вырвал современных российских анархистов из идеологической архаики XIX века и показал анархистскому сообществу, что возможно безграничное расширение теоретической базы анархистского движения. «Великий Отказ» подорвал монополию на идеологию, которую пытались присвоить себе «исторические лидеры» КАС. «Великий Отказ» приблизил теоретические интересы российского анархо-сообщества к теоретическим интересам современных западных леворадикалов. Интересно, что сделано это было за счет освоения не анархистской мысли, а идей «новых левых». Таким образом, «Великий Отказ» помог в создании собственной теоретической базы российским «новым левым». Д. Костенко в 1989 г. выступал со специальными докладами о «новых левых», на которых присутствовали многие будущие лидеры и активисты будущих «новых левых» организаций.[237] Для последующих этапов анархо-движения важным было также то, что «Великий Отказ» дал возможность проявить себя В. Дамье, будущему лидеру ИРЕАН, ГРАС и КРАС — МАТ, который в области теории был, безусловно, более образован, чем «исторические лидеры» КАС, но которого последние, рассматривая как «идейно вредный элемент», старались изолировать от касовской молодежи.

Ленинградские (петербургские) анархисты появились независимо от КАС и действовали в условиях значительной идеологической самостоятельности (даже когда АССА и АКРС входили в КАС). В частности, поиск источников по теории и истории анархизма осуществлялся ими в основном самостоятельно. Независимо от А.Исаева ленинградские анархисты освоили наследие Я. И. Новомирского (Д. И. Кирилловского) — причем не только периода его увлечения анархо-синдикализмом, но и предшествовавшего анархо-коммунистического периода.[238] Д. Жвания трактовал наследие М. А. Бакунина в анархо-коммунистическом и отчасти даже в ницшеанском духе, что, конечно, совершенно не совпадало с умеренными взглядами лидеров КАС.[239] Один из лидеров АССА Фред Щербаков питал, как все хиппи, интерес к контркультуре, «новым левым», наследию «Мая 1968-го», философии неофрейдизма, экзистенциализма и неокоммунизма, причем знания его распространялись и на предшествующий 60-м годам период — на учение 3. Фрёйда и на наследие битников (Джек Керуак — один из любимых авторов Щербакова). Ленинградские анархисты изначально были готовы к восприятию более широкого круга идей, чем «Община», и изначально пользовались более широким кругом источников, что вызвало сразу же многообразие анархистских течений в Ленинграде (Санкт-Петербурге). Дело доходило до резкой критики М. А. Бакунина со стороны АССА,[240] что для московских анархистов было равнозначно богохульству.