Реальность фантастики №01-02 (65-66) 2009 (СИ) - Страница 71

Забирай! и вдруг улыбнулась со странным вызовом. Знаешь, а я, пожалуй, выбрала бы тебя в мужья. Если, конечно, ты завтра не вернешься с Перекрестка каким-нибудь свинопасом!

Кир наклонился к ее лицу и, наконец, разглядел глаза девушки – серые, почти серебристые.

– Если я завтра вернусь с Перекрестка, – прошептал он очень тихо, но очень отчетливо, – я тебя саму свинопаской сделаю!

И, не дав Королеве опомниться, выбежал из подземелья.

Всю дорогу домой Кир пытался понять, что же такое на него нашло. Он ведь просто хотел поговорить с Нилой, объяснить, что сережки сестры дороги ему, как память, что сегодня его день рождения, и Нила могла бы сделать ему небольшой подарок… Но, проблема в том, что ему с каждым днем все труднее и труднее «просто говорить» с людьми. Потому что эти люди его жутко разд-ражали. Его бесила Нила, его выводил из себя Василь, он не мог видеть быв-ших одноклассников своих вчерашних товарищей. Его раздражали все… все, кто прошел Перекресток. Это уже не те люди, которых он знал. И дело не в том, что они якобы повзрослели. Они стали другими, не такими, как надо. Взять Василя – был заводилой, душой компании, а сейчас – хлюпик и нытик. А та же Нила? Ведь добрейшей души была человек! А теперь? Что происхо-дит там, на Перекрестке? И что, все-таки, случилось с Юликой? И не потому ли это случилось, что кузина не захотела превратиться в суррогат самой себя?

Юлика, Юлика, если бы ты успела сказать мне больше! Кир машиналь-но сжал в кармане сережки и колечко. Прищурившись, вгляделся вдаль, сквозь меркнущий вечерний туман разглядел верхушку шелковицы, той са-мой, с которой можно полюбоваться на разноцветные тропки. А что, если пойти прямо сейчас? Ему уже исполнилось семнадцать! Кто сказал, что на Перекресток нужно ступать именно днем? Что-то не помнил он такого в правилах. Да и потом, сколько раз он уже нарушал эти самые правила?

Когда-то Перекресток был доступен всем, но его не замечал никто.

Сейчас его видят все, но ступить имеют право лишь семнадцатилет-ние. И преступники.

Однажды он снова откроется для всех. Но многие ли смогут им вос-пользоваться?

Кир ступил на Перекресток. В самый центр босыми ногами. «Я при-шел!». Тихий шелест листьев за спиной, легкое дуновение ветра. Ни жары, ни духоты, как в прошлый раз. «Мы уже встречались, помнишь? – Кир сам не понимал к кому он обращается и чего хочет добиться. – Год назад. Я весь этот год ждал тебя, а ты?»

Ничего не происходило. Обычно тропинки загорались практически сра-зу. Может он что-то упустил, сделал не так? Что там говорила Нила – она изучила себя? А он только то и делал, что изучал Перекресток… А может, и правда, надо приходить днем? Может, Перекресток спит? Или…

«Я просто хочу вернуть то, что потерял здесь год назад. Я…» – мальчик импульсивно сжал в кулаке серьги сестры, застежка больно впилась в па-лец, раня его до крови.

Тишина. Ни звука. Даже шелковица шелестеть перестала. Кир вздохнул.

«Я, пожалуй, приду завтра. Днем»

Земля дыхнула жаром. Туман сжался плотным кольцом. Побежали по тропинкам разноцветные полоски. Замелькала перед глазами одна-един-ственная надпись.

Юлика, Юлика, Юлика, Юл…

Что за? Не так, все должно быть не так! Куда становиться, из чего выби-рать, если все тропинки одинаковые? Да и что означает здесь имя сестры? Забытое имя. Непонятое никем, а потому поставленное в один ряд с непрощенными. А может, она и была непрощенной? Что-то знала, что-то пыта-лась изменить, была ищущей среди давно нашедших. «Может, и мое имя за-будут сегодня… Если еще не забыли…»

Разноцветная пляска на тропинках замедлила ход. Надписи, потускнели. Жара начала спадать. Туман расслабил удушающие объятья. Буквы блед-нели, таяли, а сквозь них уже начинали проступать другие.

Однажды кто-то увидит свою тропинку, раньше, чем ее покажет Пе-рекресток.

Тропинки потускнели. Лишь одна продолжала гореть ярко-желтым. Мальчик покосился на часы он простоял на Перекрестке всего пару се-кунд. А казалось…

…раньше, чем ее покажет Перекресток.

Кир зажмурился и сделал шаг вперед.

– Верни мне их! Они нужны мне!

– Но что же останется мне?

– Твоя слава первопроходца.

– Ты! Ты первопроходцев! Ты всегда умудрялась найти новые пути, а я… просто оказался рядом… Ю…

– Tccc! Хе грусти. Я всегда буду с тобой. Только, пока мы здесь, не на-зывай моего имени!

– Но ты не должна быть непрощенной!

Смех. Звонкий, легкий, беззаботный

– Я прощенная!11 Увы, Кир, но все не так, как мы думали. Прощенные уходят, непрощенные остаются.

– А я? Кто же тогда я?

– Решай сам. Можешь остаться и изменить свою жизнь. Или стать

первым, кто вернется и изменит ваш мир.

Первое, что увидел Кир, открыв глаза, – свет. Уже утро. Сколько же он пролежал на Перекрестке? Ощупал карманы, – пусто, сережки с колечком исчезли. Осмотрелся по сторонам, тропинки почти погасли, надписи теперь уже самые разнообразные – поблекли.

Ну и кто я?

Мальчик поднял голову. Возле шелковицы, прислонившись к могучему стволу, стояла встревоженная женщина. И во все глаза наблюдала за сы-ном. А за его спиной все еще горела желтым одна единственная тропка с именем, которое здесь называть нельзя.

Кир закрыл глаза и шумно вздохнул. Пора делать шаг.

Август и ноябрь, 2007

ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ? ВОЗМОЖНОСТЬ ПОЧЕСАТЬ ТАМ, где чешется. Ар Кад пе знал, кто дал такой ответ па один из веч-ных вопросов, но был вынужден признать что-то в этом есть. И сейчас, укрытый от любопытных глаз, в надежде растянуть миг удовольствия, с упоением придавался процессу, Чесаться на лю-дях считалось неприличным пе дай Бог спровоцируешь сезон-ную линьку! Более бестактный поступок придумать сложно… Кстати, а не линька ли это приближается?

Ар Кад впимательпо осмотрел руки зудело правое предплечье, и именно на руках обычно начинали отслаиваться лоскутья старой кожи. Тогда каждый уважающий себя человек брал больничный, запасался продуктами на неделю-двс, запирался дома и нс выходил до тсх пор, по-ка липька пе заканчивалась.

Первичным симптомом, кроме собственно зуда, было постепенное изменение цвета кожи от светло-зеленого к более темному. После тща-тельного, как и учили па подготовительных курсах, осмотра Ар Кад убедился, что цветовых изменений не наблюдается, и, следовательно, это не линька, а всего лишь нервы. Что, однако, не отменяло негласно-го запрета чесаться при посторонних.

А посторонних уже в самом ближайшем будущем было запланирова-но достаточное количество целый зал. В большинстве своем, конеч-но, «профессиональные» зрители и студенты первых курсов театраль-ного института. В какой-то степени и не люди вовсе, а элеме IT интерь-ера студии. Но ведь картинка из зала в прямом эфире чуть ли не па весь Марс транслируется…

Именно прямого эфира Ар Кад боялся болыпе всего. А потому и нервничал. Слишком много было поставлено на карту. Сказать, что к этому дню он шел всю свою сознательную жизнь, было бы излишне па-фосно. Да и некоторое преувеличение явно присутствовало бы в таких словах.

Но уж лет 7-8 так точно Ар Кад все усилия направлял имеппо па дос-тижение этой цели. И сейчас он находился от нее буквально в одном ша-гс. В таком маленьком шаге для всего человечества, но таком великом для пего лично.

В дверь гримерной заглянул ассистент режиссера.

– Вы готовы? Через минуту начинается блок рекламы, после него-ваш выход.

Во рту пересохло, и Ар Кад только кивнул. Ассистент опытным взгля-дом оценил состояние клиента и быстро налил ему в стаканчик грамм пятьдесят какой-то жидкости. Ар Кад пригубил – марсоньяк!1! Эх, где наша не пропадала!