Разные жизни Грэма Грина - Страница 9

Мое собственное мнение на этот счет таково: Грин был слишком непоследователен и противоречив в своих политических взглядах, и его связи с разведслужбой в послевоенные годы объясняются прежде всего личными и сиюминутными соображениями. Мы знаем о его великой склонности к шуткам, розыгрышам и прочим способам дурачить публику; нам известно и то, что уже с младых ногтей он упражнялся в соглядатайстве отнюдь не по идейным сображениям, но исключительно из любви к искусству, а также из желания посмотреть мир за чужой счет. Несомненно, он извлекал массу удовольствия из того, что путешествовал по всему свету, запросто общался с политической элитой и был очевидцем войн, революций и политических заговоров. В конце концов, все это, как любят повторять писатели-профессионалы, и есть литературный материал.

Его отношение к «холодной войне» всегда отличалось своеобразием. Прежде всего, он был настроен антиамерикански, истоки этого следует искать в его довоенной карьере кинокритика. В заметке, написанной вдогонку уже упоминавшейся выше кинорецензии, он ясно дал понять, что глубоко презирает Голливуд и ни во что не ставит вклад, внесенный его деятелями в мировой кинематограф. Однако упреки в сексуальности девятилетней Шерли Темпл, которые он высказал в своей рецензии в журнале «Найт энд дэй», явно выходили за рамки дозволенного, и студия наказала Грина за дерзость, возбудив судебное дело по обвинению в клевете против него и журнала. В результате журнал прекратил свое существование, а Грин был подвергнут большому штрафу. Этого эпизода он не забыл и американцам не простил.

В романе «Тихий американец» (1955) Грин дал тонкую оценку безрассудной политике США, развязавших военные действия в Юго-Восточной Азии, и верно предсказал последствия такого вмешательства, однако несколькими годами раньше он как журналист поддерживал антикоммунистическую кампанию французских колониалистов. И вместе с тем ему ничего не стоило петь хвалы коммунизму в пику американцам, одновременно снабжая британские спецслужбы материалами, собранными в поездках за железный занавес. Именно антиамериканизм заставлял Грина бездумно поддерживать центральноамериканские революционные и народные движения и их лидеров — Кастро, Трухильо, Торрихоса и сандинистов {{ Рафаэль Трухильо (1891—1961) — диктатор Доминиканской республики; Эррера Торрихос (1929—1981) * президент Панамы, ему посвящена книга Г. Грина «Знакомство с генералом»; сандинисты — участники Фронта национального освобождения Никарагуа называли себя в честь Аугусто Сандины (1895—1935), возглавившего борьбу против оккупации Никарагуа США в 1921—1933 гг.}}, чьи идейные установки были сомнительны, а политические методы отличались жестокостью. Шелден весьма недвусмысленно высказывается насчет политических игр Грина в Центральной Америке, характеризуя их как двуличные и безответственные. Интересно, удастся ли Норману Шерри в третьем томе (относящемся к этому периоду жизни писателя) привести хоть сколько-нибудь реабилитирующие Грина данные.

В соревновании на лучшую биографию Грэма Грина Шерри и Шелден выступают в качестве тяжеловесов, и поединок между ними будет продолжаться еще какое-то время. Кроме них, есть Энтони Моклер — журналист и военный историк, воспитанный в католичестве. В молодости он был знаком с дочерью Грина и много путешествовал, нередко по маршрутам писателя. Казалось бы, он лучше других мог справиться с жизнеописанием Грэма Грина, однако, как это ни удивительно, его книга грешит дилетантизмом. Он то и дело прибегает к авторитету других исследователей, будто пишет статью в развлекательный журнальчик. Конечно, не стоит забывать о моральном ущербе, понесенном им в связи с судебным запретом первого варианта книги; кроме того, как и в случае Шелдена, душеприказчики Грина крайне ограничили его свободу по части цитат. Тем не менее из имевшегося в его распоряжении материала он все же смог добыть немало интересных подробностей, которые ускользнули от внимания его собратьев по перу или не были по достоинству ими оценены.

Самой странной из рецензируемых здесь книг являются воспоминания Леопольдо Дурана. Он познакомился с Грином в начале 70-х годов, после того как послал ему экземпляр своей докторской диссертации, над которой работал в Лондонском университете. Грин позвонил ему и пригласил на обед в «Ритц». Дуран, похоже, всю оставшуюся жизнь пребывал под впечатлением от этого яркого события. Вообще говоря, это был странный и нетипичный для Грина жест, так как писатель обычно избегал поклонников, особенно имеющих церковный сан. Если на то пошло, то и Дуран был не из тех священников, которых Грин предпочитал описывать в своих романах. И в силу характера, и в силу мировоззрения Дуран никогда не выходил за рамки общепринятых условностей, а в политике и теологии неизменно придерживался правых взглядов. Он был убежденным поклонником Франко, и это единственное, чем можно объяснить некоторые затруднения в его академической карьере. Дуран делает глухие намеки на то, что студенты бойкотировали его лекции, а также что он не получил повышения по службе, которому могли бы способствовать его публикации о Грэме Грине (писателя, по словам Дурана, крайне удивило столь несправедливое отношение академической среды).

Дуран простодушно рассказывает различные жизненные истории, невольно придавая отдельным пассажам своей книги комический оттенок. Например, однажды его пригласили прочесть лекцию о Грине в университет Комплутенсе {{ Комплутенсе * католический университет в Мадриде.}}. Грин сам помог ему отредактировать текст выступления, но на лекцию никто не пришел — ни единой души.

Позже, когда я позвонил Грину, чтобы рассказать о случившемся, в трубке установилась мертвая тишина. Я подумал, что нас разъединили. Но я ошибся: Грин просто задумался.

Очень бы хотелось знать, какие мысли пришли тогда ему в голову.

Почти каждое лето Грин в обществе Дурана, с корзинкой провизии и хорошим запасом спиртного в багажнике, несколько недель ездил в машине по сельским дорогам Испании, чаще всего на северо-востоке страны, на стоянках путешественники беседовали за бутылкой вина. Эти поездки Грин прозвал пикниками. Их разговоры, которые Дуран аккуратно записывал, чаще всего касались вопросов религии, особенно католического учения о взаимоотношениях полов:

Мы с Грэмом делились друг с другом самым интимным. Он всегда с большой охотой слушал то, что я рассказывал о своих подругах, и часто при обсуждении этих дел на глаза у него наворачивались слезы.

Возможно, эти рассказы смешили Грина до слез и он пытался скрыть это? Он, несомненно, распознал в священнике комическую фигуру и вывел его (при несколько игривом попустительстве самого Дурана) в качестве главного героя романа «Монсеньор Кихот» (1982), книги довольно странной и не вполне удачной, напоминающей затянувшийся анекдот. Воспоминания Дурана снабжены множеством фотоснимков, на которых Грин неизменно смотрит прямо в объектив с натянутой улыбкой, будто чем-то раздражен или просто не в духе. Однако неподдельная искренность испанского священника действовала на Грина умиротворяюще, и, прощаясь с жизнью, он вызвал его к своему смертному одру. Леопольдо Дуран причастил и соборовал писателя.