Поцелуй смерти (Предел дозволенного, Заговор смерти) - Страница 10

– Пибоди запротоколировала расследование на месте преступления. Я немедленно представлю вам копию.

– Мне она потребуется, чтобы официально отклонить жалобу. На самом-то деле я не сомневаюсь, что все это – чепуха. – В комнате было два стула, шатких и скрипучих; Уитни с сомнением посмотрел на них, но все-таки риск­нул сесть. – Тем не менее, мне бы хотелось выслушать вас, прежде чем принимать меры.

– Я не считаю нужным бежать к начальству или стро­чить жалобы из-за незначительного инцидента между копами, – раздраженно отозвалась Ева. Поскольку Уитни молча смотрел на нее, она пожала плечами и продолжи­ла: – Полицейский Бауэрс к моему прибытию не обеспе­чила должным образом охрану места преступления и за это получила замечание. После этого она проявила явную склонность к нарушению субординации, на что ей опять-таки было справедливо указано. Ее стажер по собственной инициативе сообщил мне, что во время их прошлых обхо­дов рядом с временным жильем жертвы стояло другое, ко­торое сейчас было перенесено. Он докладывал об этом своему инструктору, но она не приняла во внимание его слова. Между тем именно это наблюдение помогло вы­явить важного свидетеля. Я пригласила стажера Трухарта присутствовать при допросе свидетеля, с которым он был знаком. Трухарт, как будет указано в моем рапорте, де­монстрирует отличный потенциал. – Ева на мгновение прервалась и ее глаза блеснули. – Я отрицаю все обвине­ния, кроме последнего. Вполне возможно, я и в самом деле пригрозила полицейскому Бауэрс физической рас­правой, что может засвидетельствовать моя помощница. Но сейчас я сожалею только о том, что не выполнила уг­розу и не пнула ее в толстый зад, сэр.

Уитни поднял брови, пытаясь скрыть усмешку. Лейте­нант Даллас редко вкладывала в устный рапорт личные чувства.

– Если бы вы это сделали, лейтенант, у нас возникли бы сложности. Зная вашу дотошность, я не сомневаюсь, что вы или ваша помощница просмотрели досье полицей­ского Бауэрс и, следовательно, осведомлены о ее много­численных переводах из одного участка в другой. Она, так сказать, «трудный ребенок», а таких обычно перебрасыва­ют с места на место. – Он потер рукой затылок, словно стараясь облегчить боль. – Бауэрс также чемпион по кля­узам. Ничто не нравится ей больше, чем писать жалобы. Она здорово невзлюбила вас, Даллас, и должен предупре­дить, что будет теперь изо всех сил стараться вам напакос­тить.

– Меня это не волнует.

– И напрасно. Такие, как Бауэрс, только и ждут, чтобы причинить неприятности коллегам. А она нацели­лась на вас. Я знаю, что Бауэрс направила копию жалобы шефу Тибблу и начальнику своего отдела. Поэтому вы уж представьте мне до конца дня запись протокола расследо­вания на месте преступления, ваш рапорт и тщательно продуманный ответ на эту жалобу. Для составления ответа воспользуйтесь помощью Пибоди, – с улыбкой добавил он. – У нее более холодная голова.

– Сэр! – В голосе Евы слышалось негодование, но она придержала язык.

– У меня в подчинении никогда не было лучшего копа, чем вы, лейтенант Даллас. И это будет моим личным ответом на жалобу. Такие полицейские, как Бауэрс, редко пробегают дистанцию – она обязательно на чем-нибудь споткнется и вылетит из департамента. А на вашем пути это всего лишь заминка. Примите ее всерьез, но не уделяйте ей больше сил и времени, чем она того заслуживает.

– Я и не собираюсь тратить на это больше пяти минут: в конце концов, у меня на руках дело об убийстве. Но в любом случае благодарю за поддержку.

Уитни кивнул и поднялся.

– Чертовски хороший кофе, – завистливо произнес он, отодвигая пустую чашку, и добавил, выходя из каби­нета: – Увидимся в конце смены.

– Да, сэр.

Еве очень хотелось пнуть ногой стол, но она сдержа­лась, так как ее пальцы все еще ныли после столкновения с неодушевленным противником. Не желая получить еще одно повреждение, она позвала Пибоди и велела ей разо­браться с компьютером и выяснить координаты ближай­ших родственников Снукса. Вскоре Еве удалось связаться с его дочерью, которая горько плакала, хотя и не видела отца почти тридцать лет.

Настроение Евы слегка улучшила реакция Пибоди на жалобу Бауэрс.

– Грязная безмозглая сука! – воскликнула Пибоди, покраснев от гнева и упершись кулаками в бедра. – Мало того, что она никуда не годный коп, так еще и бессовестно врет! Какого черта она строчит на тебя жалобы?! – Пибо­ди взмахнула своей электронной записной книжечкой. – Сейчас я разыщу ее, и она увидит, как чувствует себя кля­узник, когда его бьют промеж глаз!

– Уитни сказал, что у тебя холодная голова, – с усмешкой заметила Ева. – Приятно, когда командир так хо­рошо знает своих солдат. – Она рассмеялась, так как глаза Пибоди едва не вылезли из орбит. – Сделай пару вдохов, Пибоди, покуда у тебя в мозгу что-нибудь не взо­рвалось. Мы ответим на все это должным образом – и через соответствующие инстанции.

– Значит, мы отделаем эту стерву как следует?

– И почему это считается, будто ты благотворно на меня влияешь? – Ева покачала головой и села за стол. – Ты мне нужна, Пибоди. Майор просил скопировать про­токол расследования на месте и написать собственный ра­порт. Изложи все коротко и ясно. Только одни факты. А я пока сочиню ответ на жалобу, и когда ты вновь обретешь холодную голову, которой так восторгается Уитни, то про­читаешь его.

– Не понимаю, как ты можешь относиться к этому так спокойно.

– Уверяю тебя, это не так, – пробормотала Ева. – Ну, давай приниматься за работу.

Ева трудилась над ответом, стараясь выдержать его в холодной профессиональной манере. Когда процесс бли­зился к концу, пришел список, который она попросила у Кэгни. Не обращая внимания на разыгравшуюся мигрень, Ева скопировала все диски, имеющие отношение к делу, и составила весьма сдержанное, по ее мнению, заявление в бюро ремонта, только дважды назвав его персонал олухами. Наступил конец смены, и она твердо решила для раз­нообразия съездить домой, даже если ей придется продол­жать работать и там.

Однако стоило Еве сесть в машину, как она почувство­вала, что гнев снова начал закипать в ней. Ева долго тру­дилась, чтобы стать хорошим копом, и ее значок свидетельствовал о том, что она этого добилась. И только она одна знала, что именно это помогло ей спастись.

Первые годы ее жизни либо забылись вовсе, либо представали в туманной дымке боли, горя и оскорблений. Но Ева пережила их, пережила отца, который избивал и насиловал ее. В конце концов он довел девочку до такого состояния, что, когда ее нашли в переулке истекающей кровью, она даже не могла вспомнить своего имени.

Евой Даллас ее окрестили работники социальной служ­бы, и ей пришлось сражаться за то, чтобы это имя что-ни­будь значило. Сделаться копом для нее означало не только перестать быть беспомощной, но и иметь возможность помогать тем, кто не мог постоять за себя. Каждый раз, когда Ева стояла над трупом, она вспоминала, что значит быть жертвой. Каждое дело, доведенное до конца, стано­вилось местью за убитого – и за девочку, забывшую свое имя.

А теперь какая-то злобная тупица попыталась испач­кать грязью ее значок. Для некоторых копов это явилось бы всего лишь мелкой неприятностью, но для Евы было жестоким личным оскорблением.

Она попыталась дать выход своим чувствам, представив себе рукопашную схватку с Бауэрс, звуки ударов, сладко­ватый запах первой крови… Но это лишь вызвало чувство бессилия. Ее руки были связаны: полицейский офицер не может поднять руку на низшего по званию, как бы тот этого ни заслужил.

Свернув в ворота, Ева подъехала к дому Рорка – вели­колепному сооружению из камня и стекла – и оставила машину перед подъездом, с удовольствием предвкушая, как Соммерсет начнет ворчать по этому поводу. Не чувствуя холода, она взбежала по ступенькам, открыла высокую входную дверь и огляделась. Обычно дворецкому Рорка не требовалось больше пары минут, чтобы выйти в вести­бюль и сказать в ее адрес что-нибудь оскорбительное. Се­годня она от души жаждала этого, но в доме было тихо, и Ева ощутила разочарование. Сегодня ей явно не везло. Она даже не могла двинуть как следует своего злейшего врага, чтобы выпустить пар. А ей так хотелось кого-нибудь ударить!