Плавающий остров (Научно-фантастическая повесть) - Страница 45

— Нашел на полу в спальне. Там хаос. Мне показались они интересными. Какие-то записи… О! Мускатель! Читал о таком вине, но никогда не пил.

Никто вначале не придал значения находке Као Ки. Мускатель оказался необыкновенно вкусным напитком. От него приятно туманилось в голове. Костя потянулся еще к полке бара, но Петя сказал с сожалением:

— Нет, ребята, здесь все-таки повышенная радиоактивность. Пора улетать. Мы и так задержались.

— Тогда захватим для анализа, — нашелся Костя.

— Если с научной целью, то, конечно, можно, — поддержал его слегка захмелевший Ки.

— Вопрос решен! — сказал Костя и придвинул к себе листки.

Десять страничек, исписанных крупным, неровным почерком. Читал Костя, а иногда мы все вместе расшифровывали непонятные или сокращенные английские слова. Это были записки солдата, участника одной из войн, которые, как известно из исторических хроник, тогда велись беспрерывно. Эдгар Каули, автор записок, набрасывал их урывками, пропуская иногда по целому месяцу. Что-то мешало ему делать систематические записи. Здесь я приведу только несколько выписок из дневника, полностью они опубликованы в «Историческом вестнике» No Н-3-9, а также выпущены в издании «Открытия и находки».

«3. X.67.

Из всего отряда в сто человек нас осталось только пятеро. Необыкновенное везенье. Теперь только спать, есть человеческую пищу и ни о чем не думать! Не так уж плоха жизнь, черт подери!

8. XI

Шесть дней в Атами были необыкновенным сном. Прощай, Марика. Совсем недавно я чувствовал себя человеком. И снова становлюсь профессиональным убийцей.

20. XI

Перед атакой мы принимаем таблетки «прощай совесть» — так прозвали новый допинг. После приема каждый из нас, не дрогнув, может прикончить родную мать.

3. XII

Странно, что я до сих пор ни разу не ранен, хотя все ребята, с которыми я начинал, уже гниют в цинковых гробах или съедены зверьем в джунглях. Хотя я не прячусь и прослыл храбрецом. Все это чушь — храбрость. Просто мне все равно. Я знаю, что мне не выбраться. Какая была бы подлость, если после всего останусь жить.

10. V.68

Через полтора месяца я выберусь из этого ада. Неужели все это останется позади и я смогу смыть с души грязь, кровь, слезы своих жертв? Все возможно. Живут же подлецы и почище меня. Все зависит от точки зрения на происходящее. Главное — сохранить в себе остатки человека. Есть ли они?

15. V

Сегодня встретил Джона Хеймена из отряда «Зеленых беретов», он вернулся из очередной «экскурсии».

Жаловался, что невыгодно стало работать. Теперь он получает за ухо убитого не 15, а 10 долларов и оплачивается только, правое ухо. Хаймен потерял на снижении цен 180 долларов.

Мы с ним учились. Он был тихим парнем. Любил говорить о добре и зле, о назначении человека. Мы его звали Сократом.

25. VI

Дождь. День и ночь хлещет теплый водопад. Весь мир размок. Лагерь под серым колпаком с дырами, а там, наверху, океан теплой воды. Наши дожди — легкий туман из пульверизатора. В этом милом месте я пробуду целый месяц. Как старый опытный ландскнехт, я должен обучать туземцев стрельбе из автоматов и прочим нехитрым приемам уничтожения себе подобных. Но все понимают, что это рискованное занятие. Они только и ждут, чтобы им выдали оружие, и тогда перестреляют нас и уйдут в джунгли. Мы, то есть белые, по целому дню сидим в баре, а они — в бараках с дырявыми крышами. Для поддержания боевого духа каждый день по радио передается беседа, одна и та же, о наказаниях за неповиновение, дезертирство, подстрекательство к мятежу, кражу оружия и прочие воинские преступления. Наказание одно — расстрел. В довершение передается длинный список казненных. Каждый четверг, опять-таки в целях повышения боевого духа, в лагере происходит публичная казнь. Делается это по-будничному, на скорую руку, никому не хочется мокнуть. Солдаты жмутся к стенам казарм, командование стоит под специальным навесом. Режущий душу залп из автоматов, и то, что мгновение назад было человеком, надает в яму с водой. Жуткая штука эта яма с коричневой жижей…

6. VII

Пошла вторая неделя, как я очутился на этой крохотной кучке кораллового песка. Среди жидкой рощицы пальм, в довольно приличном доме. Что я пишу? Это дворец! Никогда я не жил в таком доме. Только видел с улицы фасады похожих сооружений да еще в кино. Все эти дни я упивался чувством собственника, совершенно забыв, какую цену я заплатил за это. Хотя, как сказал майор Пирсон: «Что ты теряешь? Жизнь? Здоровье? Доллары? Ты все это потерял давно там, в джунглях. Ты живой мертвец. Убитый тысячу раз. Соглашайся! Через три года ты будешь богат и знатен. Можешь жениться на ком угодно! И только потому, что все эти три года будешь жить, как английский лорд, в уединении. Нет, тебе повезло. Немыслимо повезло. И знаешь, почему? И мы, грешные и безгрешные машины, нашли, что ты идеальный исполнитель чужих решений. Здесь не надо думать, анализировать, а только ждать приказов. В случае войны ты поступишь так же. А может, войны не будет еще лет двадцать. И если будет, безопасней места не найти. Это тебе не смертоносные джунгли. Всего три года поживешь на островке. Затем — куча долларов, ранчо в Калифорнии…»

Как я ухитрился запомнить весь этот рекламный бред, рассчитанный на людей, уставших от того набора нелепостей, что называют жизнью! Память у меня не особенно хорошая, я никогда не помнил номера своего автомата. А эту брехню запомнил и вот читаю ее сейчас, как стихи, выученные в детстве ко дню рождения бабушки.

И вот я, идеальный исполнитель чужих решений, сижу в этом бунгало, положив ноги на стол перед телевизором, и смотрю, как несколько исполнителей собственных решений собираются взорвать Белый Дом.

10. VII

Майор Пирсон сегодня утром спросил: «Ты что-то там мараешь карандашом. Дело твое, пиши что хочешь, но помни: все останется здесь. Лучше запоминай. Потом расскажешь внукам. Хотя что можно написать о нашем пункте? Но ничего не поделаешь: инструкция».

Пирсон у нас старший. Парень он неплохой, тоже был в джунглях. Это сразу видно по его взгляду. У меня, наверное, такой же потерянный взгляд убийцы. Всего нас двадцать один, включая ребят, обслуживающих базу и станцию. Но из джунглей только мы двое.

20. VIII

Джим Тэрбер вчера шепнул мне, для чего желтая кнопка. Простодушный парень этот Тэрбер. Все с первого дня знали, для чего эта кнопка. Как он догадался? «Ты скажи, для чего красная?» — спросил я. Действительно, над этим стоит подумать. Хотя нам платят деньги за то, что мы не думаем…»

— Что это за желтая кнопка? — спросил Петя Самойлов. — Вы не заметили ее там?

— Я ее нажал, — сказал Костя.

— Он пошутил, — успокоил я изменившихся в лице Петю и Ки. — Кнопка под колпаком, и до нее добраться без ключа…

— Кнопки две, — перебил Костя. — Один ключ мы нашли. Я захватил его. Вот он. Вторую кнопку давно нажали, и ничего.

Мы стали рассматривать ключ.

— Это хорошо, — сказал Ки, — что он у нас.

— Поэтому я и взял его.

Петя встал, и мы, так же как в подземелье, не произнеся ни одного слова, вышли из дома и побежали к лагуне, пробираясь сквозь заросли кустарника, мимо ржавых роботов, сопровождаемые криками попугаев.

Петя Самойлов сделал круг над атоллом и остановил машину на высоте трех тысяч метров. «Колымага» нуждалась в очередном ремонте, и Петя с Ки прилетели за нами на большом геликоптере с отдельной кабиной для дельфинов. От Протея и. Тави нас отделяла стена из органического стекла. Дельфины неподвижно стояли в прозрачной воде, с любопытством наблюдая за нами.

Петя Самойлов сидел в кресле пилота, мы втроем — возле окон, смотрели вниз, где среди белой ленты прибоя виднелось голубое пятнышко.

Костя повернулся от окна:

— Мне кажется, что этот остров с роботами вот-вот взлетит на воздух.

— Если он взлетит сейчас, то и нам будет нехорошо, — сказал Петя. — Учти, что там, кроме заряда взрывчатки, еще и атомная станция. Да нет, не взлетит, если только какой-нибудь робот не нажмет красную кнопку.