Ошо. История жизни независимого мистика - Страница 37
При все большем отходе от деятельности молчание Ошо в какой-то степени привело его существование в состояние третьей гуны — саттва. Он уже прошел через две первые гуны — тамас и раджас. Молчание Ошо, однако, имело добавочное измерение — измерение музыки. Объясняя соотношение музыки и молчания, Ошо говорит: «Музыка в некотором смысле абсолютно молчалива. Звуки существуют, но эти звуки только делают тишину глубже, они помогают молчанию… Шум — это просто звук, который не ведет вас к тишине. Музыка — это звук, открывающий двери в молчание… Существование мастера подобно музыке, поэзии, песне. Но все они ведут к молчанию, и только в тишине можно приблизиться к истине».
Пока ученики наслаждались благодатным обществом своего любимого мастера в этом глубоком, новом измерении, внешний мир становился все более и более враждебен и непримирим по отношению к Ошо, его ученикам и ашраму. Угрожающе росло число писем враждебного содержания и телефонных звонков, адресованных ашраму. Они содержали угрозы как жизни Ошо, так и жизням отдельных учеников. Например, одному жителю Шри-Ланки за убийство Ошо предложили четверть миллиона фунтов. Эта информация содержалась в письме, полученном 3 мая одним из санньясинов ашрама.
10 мая пресс-служба «Раджниш Фаундейшн» довела эту тревожную информацию до сведения печати. В сообщении для прессы отмечалось, помимо остального, что угроза исходила от группы, называемой «Римские католики Бомбея и Пуны», предупреждавшей, что они собираются убить Ошо и взорвать ашрам. Было получено послание, намекавшее на то, что некая тайная организация намерена инициировать против ашрама кампанию насилия.
Угрозы начали воплощаться в действительность. Рано утром 27 мая в Раджнишдхаме, Джадхаввади, Сасваде случились пожары. Через сутки, 28 мая, был подожжен книжный склад «Раджниш Фаундейшн», расположенный близ Пуны. Прозвучало несколько взрывов с небольшими промежутками, и огонь быстро распространился по сложенным в стопки книгам. Пожар начался около трех часов утра. Примерно в то же время в медицинском центре Фонда сработало взрывное устройство. По счастливому стечению обстоятельств никто не пострадал.
Несмотря на нападения, утренний сатсанг с Ошо в Будда-холле продолжался. Перед началом сатсанга собравшиеся ученики и гости воздели свои руки в знак протеста и осуждения в адрес нападавших. Фонд выпустил однозначное заявление: единственный предмет нашей озабоченности — это безопасность Ошо. Но несмотря на угрозы, он продолжал обращаться к человечеству так же, как и раньше.
Послание Ошо к миру было настолько важно, что никакие фанатики остановить его не могли.
Ученики восприняли случаи поджогов и нападки спокойно и с еще большим доверием и преданностью мастеру. Они оставались рядом с ним, пребывающим в молчании, с благоговением, глубокой любовью и бесконечной преданностью. Работа в ашраме продолжалась без перерывов. Но здоровье Ошо снова начало ухудшаться и становилось ясно, что ему придется ехать на Запад для лечения. Соответственно, последний сатсанг Ошо состоялся утром 1 июня 1981 г. В этот же день он попрощался со своими любимыми учениками и покинул Пуну так же тихо, как и прибыл сюда семь лет назад.
Ошо не раз спрашивали, хотел бы он навсегда покинуть Индию, и он каждый раз отвечал отрицательно. Он объяснил причины, по которым не хотел уезжать из Индии в беседе 30 августа 1978 г.
«Мне тяжело покинуть Индию. В Индии есть нечто невероятно ценное — самый долгий и самый глубокий опыт поиска истины. Множество Будд ходило по этой земле, под сенью этих деревьев; сама земля здесь стала священной. Находиться здесь — это совсем не то, что находиться еще где-то. И донести до вас то, что я пытаюсь донести, сделать здесь значительно легче.
Индия низвергнута со своего пьедестала. У нее уже нет былой славы. Это один из самых уродливых уголков земли, но все же по нему ходили Гаутама Будда, Махавира, Кришна и миллионы других…
Ни одна другая страна не может похвастаться этим. Иисус совсем один в Иерусалиме. Мохаммед — один-единственный на все арабские страны. У Лао-цзы очень небольшая компания — Чуанг Цу и несколько других. Они тяжко трудились, чтобы создать хоть что-нибудь. Но у Индии самая насыщенная духовная атмосфера. Она насыщалась по крайней мере 5 000 лет. И эти потоки все еще струятся.
Ту Индию, о которой вы читаете в газетах, я уже покинул. Ту Индию, что вы знаете, я уже покинул. Видели вы меня хоть когда-либо выходящим из этих ворот? Я живу в своей комнате. Находится ли эта комната здесь или еще где-то, я буду жить в своей комнате. Она останется той же самой. Мне нет дела до той Индии, о которой вы узнаёте по радио, телевидению, через газеты — Индию политиков, лицемеров, махатм с мазохистскими наклонностями я давно покинул.
Ноя не могу уехать. Существует также и скрытая Индия, эзотерическая Индия, где все еще живут Будды, где вы можете пообщаться с махавирой легче, чем где бы то ни было, где все еще существует тайная традиция пробужденных. Вот этого я не могу оставить. Для меня в этом нет проблемы — я могу уехать; я везде буду одинаков — но для вас это будет не одно и то же».
Но Ошо все-таки уехал из Индии. Почему? Частично ответ был дан как раз за месяц до того, как он перестал говорить на публике. Ему часто задавали один вопрос — что будет после того, как он покинет свое тело. На это он ответил ясно и подробно:
«Я покину свое тело, когда это будет нужно. Меня ни на йоту не беспокоит, что будет происходить после этого. Возможно, это прозвучит для вас очень безответственно, но мои критерии ответственности диаметрально противоположны тем представлениям о так называемой ответственности, что существуют у других людей. Я ответственен перед текущим моментом, перед существованием — и не отвечаю за что-то в том смысле, что имею перед этим какие-то обязательства, я ответственен в том смысле, что я отзываюсь на них всецело, добровольно. Какими бы ни были обстоятельства, я совершенно им соответствую. Пока я жив, я живу, когда я умру, я буду мертв. Я не вижу в этом никакого вопроса.
В момент смерти для меня умрет весь мир, и, чтобы потом ни произошло, оно произойдет. Я не принимал на себя ответственности за все сущее. Кто такое может сделать? Но были люди, пытавшиеся сделать подобное, и все они потерпели сокрушительную неудачу.
Я никем не управляю — я не политик. Я не заинтересован в контроле над кем-либо сегодня или завтра. И когда меня здесь не будет, что я могу поделать? Глупцы останутся глупцами. Поклонялись ли они мне или кому-либо еще, не будет иметь большого значения. Если они хотят кого-то обожествлять, они будут обожествлять.
Каждый общественный институт мертв по определению, только человек — живое существо. Ни одно учреждение не живет вечно. Как оно может существовать вечно? По самой своей сути оно обязательно умрет.
Я совершенно не обеспокоен тем, что будет, мне ни в малейшей степени не интересно, что случится в следующий миг. Если эта фраза останется незавершенной, я не приложу ни малейшего усилия, чтобы закончить ее. Я даже точки в ее конце ставить не буду. У меня нет никакого желания доминировать над кем-либо, но я не могу продолжать твердить людям: „Не обожествляйте меня!“, потому что это и есть способ породить обожествление.
Люди все время заблуждаются. Пока мастер жив, они не идут к нему, потому что пока он жив, у них нет возможности заблуждаться. Они приходят к нему тогда, когда его здесь больше нет, потому что покойным мастером можно управлять, манипулировать.
Во-первых, я человек последовательно непоследовательный. Из моих слов невозможно будет сделать догму; кто-либо, пытающийся сделать из моих слов религию или догму, сойдет с ума! Вы можете создать догму из махавира — он очень последовательный человек, очень логичный. Вы можете сделать философское учение из Будды — он очень математичен. Вы можете создать философию из Кришнамурти[59] — в течение сорока лет он просто повторял одно и то же снова и снова; у него вы не найдете ни единой непоследовательности.
Со мной это невозможно; я живу одним мигом и, что бы я ни говорил прямо сейчас, верно это лишь для текущего момента. Я не соотношусь с моим прошлым, и я совершенно не думаю о моем будущем. Поэтому мои утверждения похожи на отдельные атомы, они не являются частью какой-то системы. И вы можете создать мертвое учреждение только тогда, когда ваша философия очень систематична; когда в ней больше нет изъянов, когда в ней нельзя обнаружить ошибок, когда отметены все сомнения, решены все вопросы, а вам дают заранее заготовленные ответы на все, что случается в жизни.
Я настолько непоследователен, что вокруг меня невозможно создать мертвое учреждение, потому что мертвое учреждение будет нуждаться в инфраструктуре в виде мертвой философии. Я не учу вас какой-то доктрине, я не даю вам каких-то принципов. Напротив, я пытаюсь смести все философии, которые вы поддерживали до этого, я разрушаю вашу идеологию, верования, культы, догмы и не замещаю их чем-то еще. Мой способ действовать заключается в чистом разрушении ваших условных рефлексов. Я не стараюсь выработать у вас новые условные рефлексы. Я оставляю вас открытыми.
Я просто делюсь с вами своим мироощущением, своей радостью. Я наслаждаюсь жизнью, и кто бы ни желал наслаждаться ею со мной, я принимаю его. Естественно, когда я уйду, найдутся несколько глупцов, которые попытаются разгадать это, привести в систему, хотя я сделал такое почти невозможным.
Не знают, что случится, лишь те самые люди, что пытаются создать мертвое учреждение. Мои люди не могут создавать мертвые учреждения — это невозможно. Те, что были связаны со мной, абсолютно и категорично поймут одну вещь: жизнь нельзя ограничить учреждением; в тот момент, когда вы ограничиваете жизнь какими-то рамками, вы разрушаете ее. Таким образом, пока я жив, они будут жить в радости. Когда я уйду, они будут ликовать по-прежнему. Они будут прославлять мою жизнь, они будут прославлять мою смерть, и они будут жить.
Я готовлю моих людей жить радостно, экстатично, так что когда я уйду, для них не будет никакой разницы. Они продолжат жить в том же темпе, и, возможно, моя смерть только добавит им энергии.
Я никому ничего не оставляю. Я объявил себя Бхагваном. Почему я что-то должен кому-то оставлять? Я знаю, что я Благословенный, и только я это могу знать. Как это может знать кто-то еще? И я пытаюсь склонить моих людей к пониманию — они тоже Благословенные. Невозможно меня обожествить — я уже сделал это! Что еще вам остается? Я ни от кого не завишу».
В американских СМИ было широко объявлено, что рядом с городом Энтилоуп, штат Орегон, «Раджниш Фаундейшн Интернэшнл» было отведено 64 000 акров земли. Это место было предназначено для реализации идей Ошо — так, как это было описано в одной из его бесед:
«Новая община не будет относиться к какой бы то ни было религии. Она будет религиозной. Но религия не будет неземной, она будет приземленной; следовательно, она будет творческой, она будет использовать все возможности, даваемые творчеством. Там будут поддерживаться и поощряться все виды творчества.
Действительно религиозный человек должен давать миру что-то ценное. Он должен делать мир чуть прекраснее, чем нашел его, появившись на свет. Он должен сделать его чуть радостнее. Он должен сделать его чуть благоуханнее. Он должен сделать его чуть более гармоничным. Вот таким должен быть его вклад.
Новая община должна значительно увеличиться: 10 000 санньясинов, живущих вместе как цельный организм. Ни у кого не будет собственности, все пользуются всем, все получают удовольствие. Все будут жить настолько удобно, настолько обеспеченно, насколько нам это удастся. Но ни у кого не будет собственности. Не будет собственных вещей, но и личность в этой новой общине тоже не будет принадлежать кому-то. Если вы любите женщину, живите с ней, но только из чистой любви и чистой радости — вы не станете ее мужем, этого вы не можете. Вы не станете чьей-то женой. Быть мужем и женой — это уродливо, потому что порождает собственничество, унижает человека до положения имущества.
Новая община будет свободна от собственности, полной любви — живущей в любви, но без обладания чем-либо, обмениваясь всеми возможными радостями, создавая общий источник всех радостей… Когда 10 000 человек сложат свои радости, это будет настоящий взрыв. Ликование будет невероятным.
Иисус повторял снова и снова: „Возрадуйтесь! Возрадуйтесь! Возрадуйтесь!“ Но его никто так и не услышал. Христиане выглядели слишком серьезными, и они изображали Христа таким образом, что могло показаться, что он никогда не радовался сам. Христиане говорят, что Христос никогда не смеялся. Это же смехотворно. Человек, который постоянно говорил „Возрадуйтесь!“, человек, который любил хорошую еду, хорошее вино, человек, который часто бывал на званых ужинах и участвовал в празднествах, человек, в честь которого постоянно устраивались торжества — он никогда не смеялся? Христиане преподнесли миру ненастоящего Христа.
В моей общине будет петь и танцевать сам Будда, Христос будет петь и танцевать. Бедняги, им до этого никто не позволял делать такого! Давайте посочувствуем им — позволим им танцевать, петь и играть! В моей новой общине работа превратится в забаву, жизнь превратится в любовь и смех.
Запомните этот девиз — освящать Землю, сделать все святым, превратить обыденные, приземленные вещи в необыкновенные, духовные вещи, пусть вся ваша жизнь превратится в храм, ваша работа пусть превратится в предмет вашего обожания, любовь пусть станет вашей молитвой.
Каждый пусть станет Буддой, пусть этот мир станет раем Лотоса».