Ошо. История жизни независимого мистика - Страница 33
В июне 1979 г. здоровье Ошо, которое находилось в прекрасном состоянии с тех пор, как он прибыл из Мумбая, пошатнулось, и ему пришлось прекратить проведение бесед и даршанов. Санньясины вместе с ним принимали участие в безмолвных музыкальных медитациях в Будда-холл с 11 по 20 июня 1979 г. Ошо не говорил из-за плохого физического состояния. Он отдыхал в течение нескольких дней; лекций и вечерних даршанов не было, и на третий день он поправился. Однако для беседы он так и не пришел. Помещение было заполнено ожидающими его учениками, наслаждавшимися музыкой, которая исполнялась как часть медитации в отсутствие Ошо. При входе в лекционную аудиторию располагалось пустое кресло Ошо, остро напоминавшее присутствующим о том, что Ошо с ними нет. На четвертый день Ошо появился, в лекционную аудиторию влилось легкое, нежное дыхание любви, он взошел на помост и сел в кресло, что подчеркнуло, как пусто там было без него.
На учеников это произвело прекрасное впечатление, хотя они не могли избавиться от беспокойства за здоровье мастера, они ощущали его даже более остро, с большей любовью и благоговением. Ошо оправился от болезни и с 21 июня возобновил свои беседы. Тем утром он говорил с учениками очень доверительно и, что особенно интересно, о самом себе. Он говорил о молчании, о ценности вхождения с ним в молчаливую связь, а также намекнул, что в близком будущем может прекратить говорить. (Он действительно прекратил разговаривать два года спустя.) Вот часть из его беседы от 21 июня 1979 г.:
«Мои возлюбленные бодхисатвы… Время пришло, для этого назрела пора. Мой здешний труд состоит в создании поля энергии Будды, энергетического поля, где снова может быть высказана вечная истина. Это редкая возможность. Только однажды за много столетий существует такая возможность… не пропустите ее. Будьте всецело собранны, внимательны; воспринимайте эти слова не только головой, но и своим сердцем, каждым фибром вашего существа. Позвольте вашей цельности смешаться с ними.
И после этих десяти дней молчания сейчас самый подходящий момент для возвращения Будды, чтобы дать ему возродиться в вас, позволить ветрам Будды пройти через вас. Да, позвать его назад возможно, потому что никто не исчезает навечно. Будда более не является физической личностью, разумеется, он не существует где-то как отдельный человек, но его сущность, его душа сейчас является частью космической души.
Я бесконечно рад, потому что после этих десяти дней молчания я могу сказать вам, что многие из вас уже сейчас готовы общаться со мной безмолвно.
В общении это наивысшая стадия. Слова не передают смысла полностью, слова говорят, но только отчасти. В молчании связь абсолютна.
А использование слов — это тоже опасная игра, потому что мое понимание остается при мне, до вас дойдут только слова, и вы придадите им свое значение, совсем другой оттенок. Они не будут содержать той истины, которую в них вкладывали. В них будет что-то еще, гораздо более бедное. Они будут нести ваше значение, а не мое. Вы можете исказить язык, фактически почти невозможно избежать искажения — но вы не можете исказить молчание. Вы его либо понимаете, либо не понимаете.
И в течение этих десяти дней здесь присутствовали только две категории людей: те, которые понимали, и те, которые не понимали. Но не было ни одного человека, который понял бы неправильно. Вы не можете неправильно понять молчание, вот в чем прелесть молчания. Различие здесь абсолютно, или вы понимаете, или вы просто не понимаете, но нет ничего, что можно было бы понять неверно.
Эти десять дней были днями странной красоты, а также мистического великолепия. На самом, деле я больше не принадлежу этому берегу. Мой корабль ожидает меня очень давно — я уже должен был отчалить. Просто чудо, что еще нахожусь в моем теле. Все полученное переходит к вам — вашей любви, вашему благочестию, вашему горячему желанию. Вы хотите, чтобы я побыл с вами на этом берегу чуть дольше, и с этого времени невозможное стало возможным.
Эти десять дней я не ощущал себя со своим телом единым целым. Я чувствовал себя, словно был оторван от корней, выброшен из жизни. Так что это было очень странно — находиться в собственном теле, чувствуя, что ты в нем не находишься. А еще более странно продолжать жить в том месте, которое тебе более не принадлежит — мой дом находится на другом берегу. И меня туда постоянно манит! Но из-за того, что я нужен вам, из вселенского сочувствия — можете назвать это Божественным состраданием, — вот почему он позволяет мне побыть с вами еще немного.
Слова даются мне все с большим трудом. Они требуют все больше и больше усилий. Мне есть что вам сказать, поэтому я продолжаю с вами говорить. Но я хочу, чтобы вы возможно скорее приготовились к тому, что мы будем просто сидеть в тишине… слушая птиц и их песни или просто прислушиваясь к биению собственных сердец. Просто находясь здесь, ничего не делая.
Приготовьтесь к этому как можно скорее, потому что я могу перестать говорить в любой день. И пусть эта новость долетит до самых дальних уголков мира: те, кто хочет понимать меня только посредством слов, должны прибыть поскорее, потому что я могу прекратить говорить в любой день. Это может произойти непредсказуемо, в любой день — это может случиться даже посередине фразы. Потом я не стану продолжать фразу! Она останется незавершенной навсегда… навсегда.
Но на этот раз вы задержали меня здесь».
Пока санньясины наслаждались энергией даршана, пребывая в ликовании и с воодушевлением работая, они не осознавали, что одно, невероятное по силе переживания событие случится так скоро — это была смерть отца Ошо, Дадды. Дадда и большая часть его семьи, включая мать Ошо, его братьев с женами и детьми, покинули Гадарвару и с 1978 г. жили в ашраме. Было совершенно невозможно не заметить Дадду, человека с седыми волосами, который был стар телом, но чье лицо выражало полноту существования и радость. Его сияющие, смеющиеся глаза выражали внутреннее умиротворение и довольство. Он был радушным хозяином во время исполнения киртанов, которые каждую неделю проходили в его жилище.
С некоторых пор Дадда был нездоров. С 1975 г. у него было шесть сердечных приступов, для лечения сердечной недостаточности его на месяц положили в больницу, но за две недели до окончания этого срока он покинул свое тело. Вот мои личные переживания относительно этого печального события.
Это был один из сырых вечеров сезона муссонов в сентябре. После ужина я работал в своем кабинете. Я проработал с полчаса, когда услышал женский голос: «Свами, Дадда умер. Мы собираемся провести молебен в Будда-холле». Это известие было тяжким ударом. Я немедленно отложил свои бумаги, встал и присоединился к другим санньясинам в Будда-холле.
Ровно за неделю до этого я встретился с Даддой в его больничной палате. У меня с ним была назначена встреча. В действительности мы договорились поговорить об Ошо, и он хотел рассказать мне кое-какие истории, случаи из детства Ошо. Он выглядел таким же бодрым, как и всегда, и также, казалось, он прекрасно оправился от приступа слабости. К этому времени он пролежал в больнице примерно пять недель. Доктора уверяли, что его выпишут через несколько дней. Но как только я сел, прикоснувшись к его ногам, он посмотрел на меня и сказал: «Не думаю, что я могу рассказать что-то вдобавок к тому, что уже рассказал (об Ошо). Я больше не хочу видеться с людьми. Я даже не хочу есть. Мне жаль, что ты специально за этим ехал так издалека».
Я сказал, что не надо извиняться и что он может перенести встречу на потом, когда полностью поправится и вернется в ашрам. Я быстро переговорил с Аммаджи (матерью Ошо), Шайлендрой и Амитом (братьями Ошо), с помощью своих сыновей Дадда медленно вышел из своей палаты, чувствуя жар и упадок сил. Мы привели его обратно в палату и уложили на кровать. Он закрыл глаза и заснул, я вернулся в ашрам.
Дадда покинул свое тело 8 сентября 1979 г. в 20.45. Но это была смерть его физического тела. Рано утром того же дня, в три часа, он достиг состояния самадхи, состояния отделения разума от тела. И с этим первым проблеском вечности он осознал, что умирает. Он отправил Ошо сообщение, чтобы тот приехал, поскольку хотел с ним попрощаться. Однако немедленно после этого он послал другое сообщение — что Ошо не должен беспокоиться и ему нет необходимости приезжать. Тем не менее Ошо приехал повидаться с отцом.