Орлиное гнездо (СИ) - Страница 127
Василика покачала головой, улыбаясь. Что за люди эти турки!
- Хорошо, Штефан.
Они поужинали вместе, а потом господин ушел. Василика не ждала его на другой день – ранее, чем к вечеру: но он, к ее изумлению, явился к завтраку, когда она только закончила одеваться.
- Мне так хорошо с тобой, что я пришел с утра, - заявил он.
Василика засмеялась.
- Будь моим желанным гостем.
Штефан шутливо поклонился.
- Как угодно моей Фатихе.
Они вместе сели завтракать, и Штефан кормил ее с рук, как любимого ястреба сырым мясом, а сам не ел.
Когда Василика кончила есть, господин поцеловал ее в губы. Потом запил завтрак вином, к которому она не прикоснулась.
- Мы с тобой христиане, нам можно пить! Даже правоверные этим грешат, - турок засмеялся так, точно насмехался в эту минуту и над исламом, и над христианством сразу. Над тем, как понимали эти учения обыкновенные люди…
Штефан ушел, наговорив ей ласковых, но почему-то чуждых сердцу слов, а Василика села за шитье. Но долго работать ей не пришлось.
Вдруг у нее схватило живот: боль была сильной и жестокой. Василика вскрикнула от страха, выронив работу; к ней подлетела испуганная Айгюль.
- Госпожа?..
- Мне дурно! – крикнула Василика.
И тут она все поняла.
- Господи, это яд! Я отравлена!
Айгюль закричала, вцепившись пальцами в щеки. Юная турчанка побежала прочь, оглашая криками дом, а Василика согнулась пополам, тяжело дыша. Резь в животе становилась нестерпимой, и она громко застонала; в глазах потемнело.
Она умрет!
Василика, поддавшись какому-то наитию, засунула немеющие пальцы в рот, и ее обильно вырвало. Она почувствовала, как ее окружили служанки, почувствовала, как они тормошат ее, снимают с нее испорченную одежду. Турчанки вопили не переставая, призывая Аллаха; и вдруг Василике стало противно.
И тут ее снова озарило.
- Дайте мне молока! – крикнула она. – Побольше! Слышите?
Ее завернули в покрывало и уложили. Василику бил озноб, хотя в комнате было жарко. Она покрылась холодным потом и вдруг почувствовала, что непременно умрет…
“Штефан, - подумала валашка из последних сил. – Он не ел со мной, слава Христу!”
Резь в животе немного утихла; и тогда Василика приподнялась и опять вызвала рвоту. Усмехнулась. Ничего, уберут…
Прибежала Айгюль с кувшином горячего молока. Налила в чашку и трясущимися руками подала госпоже. Василика залпом выпила и потребовала еще.
Она пила, пока не опустошила кувшин наполовину.
Потом приказала всем выйти. Испуганные служанки убежали только после повторного окрика, унеся еще одно оскверненное покрывало. Василика облегчилась, а потом легла на подушки, чувствуя слабость и ломоту во всем теле.
Ей было плохо, но она поняла, что смерть прошла стороной. В который раз!
“Где Штефан?” – подумала валашка.
Потом сил думать не стало, и она потеряла счет времени.
А потом ее вырвали из забытья гневные крики, крики боли и ужаса. Штефан ворвался к ней как шторм, и схватил ее за плечи.
- Жива?.. Слава богу!
Он отбросил ее назад на подушки, как куклу, и заметался по комнате.
- Проклятье моему дому! Дьявол! Я сам накормил ее этим завтраком!
Он стенал и рвал на себе волосы; потом вдруг сел рядом и припал к ней, схватив ее за руку.
- Как ты?
- Буду жить, - слабо улыбнувшись, ответила невольница.
Штефан страстно поцеловал ее в лоб; потом крепко обнял.
- Господи, я думал, что лишился тебя…
- А как ты? Ты ведь меня целовал, - прошептала Василика.
- Я здоров… Только голова заболела - а я удивлялся… Но теперь эти псы ответят мне за тебя! – яростно воскликнул турок. – Никто не смеет тронуть то, что принадлежит мне!
Василика поморщилась, но ничего не ответила.
Господин опять уложил ее и, погладив по волосам, сказал:
- Отдыхай, тебе нужно поправляться!
Он вышел, крупно и гневно шагая. А Василика подумала, кто и как ответит Штефану за нее, - но она ничего не могла с этим поделать.
“А ведь повинна его мать”, - вдруг пришло ей в голову; и сразу же стало ясно, что так и есть.
Василика закрыла глаза и, повернувшись на бок, застыла, как мертвая. Ей иногда хотелось исчезнуть из этого мира, где из-за нее большие господа делали такие вещи.
А на другой день Штефан пришел к ней с видом палача, упивающегося своим искусством. Поставив ногу в сапоге на табурет, он подбоченился и сказал:
- Преступник найден и казнен, Василика!
Василика лежала; но при этих словах быстро села.
- Кто он?
- Это мой кухонный работник. Из него вынули все потроха на главной площади! – сказал Штефан.
Василика упала обратно на постель, глядя на Штефана во все глаза; а тот засмеялся.
- Да, моя несравненная роза, теперь тебя никто больше не тронет! Все знают, как ты для меня драгоценна!
Он сел рядом и схватил ее руки, прижимая к губам. Василика не отвечала на его ласки, лежа в оцепенении. Она выросла в жестоком краю, во времена самой лютой жестокости – но даже великие бояре, даже свирепый Влад Дракула никогда не казались ей такими нелюдями, как сейчас этот нежный любовник. И ведь он знал, что во всем повинна его мать!
А может, Василика просто не привыкла к тому, что она госпожа и что из-за нее делаются такие вещи: ведь для господ это обыкновенное дело!
Штефан гладил ее руки, и против воли она стала опять покоряться его чарам. Турок лихорадочно шептал:
- Нам нужно уехать отсюда… Мы скоро уедем туда, где никто не посмеет тебя обидеть.
- Куда? – спросила Василика.
Она знала.
- В Стамбул, - ответил Штефан. – В Царьград. В великий город.
* Подлинный исторический анекдот.
========== Глава 76 ==========
Василика поправлялась дольше, чем ей представлялось вначале: верно, Фериде не пожалела отравы на ненавистную ведьму-валашку. Персидский врач, которого приглашали к ней, сказал, что это, должно быть, мышьяк, не имеющий вкуса и запаха, и потому один из самых коварных ядов.
Невольница вышла в сад, как обещал ей ее покровитель. Вначале она не могла работать, но Штефан все равно очищал сад от слуг ради нее, ее уединения. Где еще она могла бы найти такого заботливого хозяина - возлюбленного? Но его любовь была другой стороной его дикости, его ненависти.
Василика сидела на скамье и, закрыв глаза и закинув голову, молилась об исцелении сердца этого турка, которое сделалось для нее так драгоценно. Она хотела бы стать его женой, его вечной возлюбленной… но так бывает только в мечтаньях.
Чья-то великая земная любовь – другая сторона чьих-то великих земных страданий. Кто сказал ей такое? Прежде Василика не мечтала высоко ни о себе, ни о своем счастье, а думала только о службе, и была добродетельная девица. Неужели же добродетель значит бездумье?
“Есть ли колодезь, из которого можно черпать счастье и не вычерпать? Хоть на небесах?” - мучительно думала турецкая полонянка.
Потом она услышала шаги своего господина, и повернулась к нему, сияя небесным счастьем. Это были шаги убийцы, мясника – но Василика протянула ему руки и прильнула к устам этого человека, как к источнику жизни.
- Моя драгоценная, - прошептал Штефан. – Моя роза…
- Что ты думаешь делать со мной? – шепнула Василика, уже без ярости первых дней: словно сдаваясь на милость.
Он сел рядом и обнял ее, а Василика положила голову ему на плечо.
- В Стамбуле все еще есть христианские церкви, - прошептал турок. – Когда мы будем там… тогда…
Василика перебила его дрожащим голосом.
- Нет, не тешь меня такими словами! Я знаю, что этому не бывать!
Казалось, Штефан жестоко насмехается – так жестоко, как еще не смеялся: а ведь он много смеялся над ней…
Абдулмунсиф не стал ее уговаривать, а только крепко взял ее за руку, словно боялся, что невольница улетит.