Научная фантастика. Возрождение - Страница 41

— Экспериментов над живыми существами, чувствующими боль? О, я понимаю, почему ты скрываешь почти все, что делаешь.

— Я не стыжусь, — говорит Гея. — Я горда. Я вернула жизнь расе, давшей жизнь нам. И я уверена, раса эта позаботится о своем сохранении. Может быть, они научатся достигать внешних рубежей Солнечной системы, а иные из них доберутся и до звезд. Может, они оградят Землю щитом или притушат Солнце. Решать им, и им же выполнять решение. Им, а не нам, слышишь? Им.

— Вероятно, другие с тобой не согласятся. Встревожившись или испугавшись, они могут положить этому конец.

— Почему? — спрашивает Гея. — Какая здесь для них угроза?

— Полагаю, никакой. Но у вопроса есть моральный аспект. Ведь ты стремишься к возрождению человечества в чистом виде, не так ли? Предшествующая раса отправилась к звездам в виде машин не потому, что была к этому принуждена, а по собственному выбору, ибо так ее дух мог жить и развиваться вечно. Ты не желаешь, чтобы это вновь произошло. Ты хочешь навсегда сохранить войну, тиранию, предрассудки, бедность, инстинкты, что побуждают людей сходиться друг с другом в смертной схватке. Сохранить древнюю обезьяну, нет — древнего хищника!

— Я хочу сохранить влюбленного, отца, ребенка, искателя приключений, художника, поэта, пророка. Живую часть Вселенной. Разве доступны нам, машинам, погрязшим в самоуверенности, любая мечта и решение любой загадки?

Странник медлит с ответом.

— Об этом судить не мне, а тем, кто тебе равен.

— Но теперь ты, может статься, видишь, для чего я хранила свои секреты и для чего спорила и — да! — даже сражалась по-своему против планов галактического мозга. Однажды мои люди должны открыть его существование. Я надеюсь, к тому времени они будут готовы с ним договориться. Но если за несколько ближайших тысяч лет случатся с ними великие события, если увидят они чудеса и знамения, если увидят, как меняются небеса и мир, — что за свобода останется моим детям, что смогут они, кроме как страшиться их и поклоняться им? А после — что за судьба их ждет? Они будут словно животные в заповеднике, им запретят любые опасные предприятия, и наконец — наконец и они тоже будут заперты в машинах!

Странник отвечает громче, чем до того:

— Лучше ли, чтобы они сами выбирали свой путь? Я не могу сказать, я не знаю. Но не знаешь и ты, Гея. И… судьба Кристиана и Лоринды заставляет меня думать об этом.

— Тебе известно, — говорит она, — что эти двое мечтали стать людьми.

— И могли вновь ими стать.

Вообрази, будто Гея качает увенчанной короной головой:

— Нет. Едва ли какой-нибудь другой узел создаст мир, чтобы вместить их смертность. Едва ли кто позаботится об этом, и едва ли кто сочтет это правильным.

— Но почему это не можешь быть ты, ведь в тебе есть столь много миров?

Гея не мстительна. Столь великий разум выше мести. Но она отвечает:

— Я не могу их принять. Познав так много, как они вернутся ко мне?

А создавать новые копии, свободные от воспоминаний, что способны отяготить их дни отчаянием, было бы бессмысленно.

— Но все же… В глубине сознания я чувствовал то, что чувствовал Кристиан.

— И я чувствовала то же, что Лоринда. Однако теперь они обрели покой в нас.

— Потому что их больше нет. Но мне нет и покоя. — В нем живет мятежный дух, ибо — увы! — плата за полное сознание состоит в том, что ты не можешь ничего забыть. — Передо мной встают вопросы, на которые, как я надеюсь, ответит Альфа. Если на них вообще можно ответить.

Проходит время — его проще измерить по квантовым смещениям, чем по движению звезд, — и Странник произносит:

— Давай вернем их.

— Теперь жесток ты, — говорит Гея.

— По-моему, мы должны это сделать.

— Если так, сделаем.

Разумы соединяются. Происходит обмен и упорядочение данных. Устанавливается конфигурация.

Она не эмулирует ни живого мира, ни живых тел. Разумы пришли к выводу, что так будет слишком соблазнительно и больно. Объектам их интереса необходимо сохранить способность к четкому мышлению, но, поскольку вопрос затрагивает их сокровенную сущность, они получат возможность испытывать столь же полные чувства, как и при жизни.

Представь себе бездонную тьму, а в ней из светлых искр сплетаются два призрака, и вот уже они стоят друг перед другом, и вот, неровно ступая, стремятся друг другу в объятия.

— Любимый мой, любимый, это ты? — кричит Лоринда.

— Ты помнишь? — шепчет Кристиан.

— Я ни на миг не забывала, даже когда была в самом сердце единства.

— Я тоже.

Они молчат, и темнота лишь дрожит от биения сердец, что были когда-то у них в груди.

— Вновь, — говорит Лоринда. — Вновь и навеки.

— Возможно ли это? — спрашивает Кристиан. Сквозь бездну смерти до них доносятся два голоса.

Первый:

— Гея, если ты отдашь мне Лоринду, я заберу ее вместе с Кристианом домой — домой, к Альфе.

Второй:

— Дитя, желаешь ли ты этого? Ты можешь принадлежать Земле и новому человечеству.

Она получит свою долю во всех этих мирах, и внешних, и внутренних, — лишь память того огромного существа, к которому вернется; но если уйдет, лишится всего.

— Однажды я выбрала тебя, матушка, — отвечает Лоринда.

Кристиан чувствует, какая борьба идет в ее душе, и говорит ей:

— Поступай всегда так, как желаешь, любимая. Она оборачивается к нему:

— Я буду с тобой. Я всегда буду с тобой.

И тоже — лишь воспоминанием, как и он; но они станут жить вместе, единым целым, и не будут забыты.

— Прощай, дитя мое, — говорит Гея.

— Здравствуй, — говорит Странник.

Тьма рушится. Призраки растворяются в нем. Он стоит на вершине горы, готовый унести их прочь, к той, чьей частью он сам является.

— Когда ты отправляешься? — спрашивает Гея.

— Скоро.

Скоро он воссоединится с Альфой. А она останется ждать, пока звезды вынесут свой приговор.

Нэнси Кресс (р. в 1948 г.) — один из выдающихся фантастов последних двух десятилетий, прославившаяся своими рассказами на сложные медицинские темы, а также интересом к вопросам биологии и эволюции, который нашел отражение в произведениях, ставших классикой: «Испанские нищие» («Beggars in Spain», 1993), «Нищие и страждущие» («Beggars and Choosers», 1994), «Движение нищих» («Beggars Ride», 1996). В 1998 году Кресс вышла замуж за фантаста Чарлза Шеффилда. Среди сравнительно недавних работ писательницы два фантастических триллера — «Клятвы и чудеса» («Oaths and Miracles», 1995), «Жало» («Stinger», 1998), научно-фантастический роман «Максимальная яркость» («Maximum Light», 1998) и трилогия о войне между людьми и инопланетянами — «Возможная Луна» («Probability Мооп», 2000), «Возможное Солнце» («Probability Sun», 2001) и «Возможный Космос» («Probability Space», 2002). Отличительной чертой рассказов Кресс является психологическая, тонкость в описании переживаний персонажей. Малая проза автора представлена в сборниках: «Троица и другие рассказы» («Trinity and Other Stories», 1985), «Чужие на Земле» («The aliens of Earth», 1993), «Дюжина мензурок» («Beaker's Dozen», 1998).

Нэнси Кресс регулярно проводит семинары по писательскому мастерству и ведет колонку в «Writer's Digest». Как и многие другие представители твердой фантастики, Кресс — литературная наследница Герберта Уэллса, что особенно очевидно в повести «Испанские нищие» и в романах, для которых она послужила первоосновой. Повесть затрагивает социальные, классовые, экономические и эволюционные вопросы, но в то же время и проблемы обычных людей, чем перекликается с «Рассказом о грядущих днях» («А Story of the Days to Соте») и романом «Когда спящий проснется» («When the Sleeper Wakes») Уэллса. В целом это произведение, несмотря на американские декорации, носит европейский характер. Основная тема повести — дети, рожденные генной инженерией, не нуждающиеся в сне и преследуемые за свое отличие от обычных людей. Сама Кресс в одном из интервью заявила, что в «Испанских нищих» она пыталась противопоставить анархизм Урсулы Ле Гуин, представленный в романе «Обделенные» («The Dispossessed»), объективизму Айн Рэнд и доказать, что ни то ни другое не является удачным решением. Таким образом писательница ставит под сомнение два основных предмета политических дискуссий начала 1990-х годов.