Мелким не место в жизни баскетбола (СИ) - Страница 57
— Он все еще ее муж.
Я оторвала свою голову от плеча парня и посмотрела в его глаза, наполненные непреклонностью и решительностью.
— Муж? Но разве они не развелись?
— Нет, они все еще в браке.
— Но как такое возможно, если считалось, что она умерла, то брак должен был быть расторгнутым…
— Ее смерть была спектаклем для меня. Отец же для себя оставил гарантию того, что она не сможет выйти замуж, потому как по документам уже замужем. Вроде бы отпустил, а вроде бы и остался держать поводок, только значительно удлинив его.
— Максим, но разве это не жестоко?! Он же ей всю жизнь сломал из-за своих желаний! — возмущенно произнесла я, присаживаясь на коленки, всматриваясь в глаза парня.
— Не без этого, — по большей части равнодушно ответил Морозов.
— Не без этого?! И это единственное, что ты можешь сказать? Ты же ненавидел его из-за того, что он делал с твоей матерью, а теперь ты становишься на его сторону? Да что с тобой не так?!
Я была обескуражена, не в силах поверить в то, что он нашел оправдание поступкам своего отца. Столько лет ненависти и презрения, что томились в его сердце, не могли бесследно исчезнуть. Я не понимала, что послужило толчком для таких кардинальных изменений его восприятия всей ситуации в целом. Не понимала, зачем он хочет принудить свою мать снова общаться с ненавистным ей человеком и вплетает туда Тему.
— Моя ненависть к нему не угасла, но знаешь что, если раньше я ненавидел только его, то теперь похожее чувство я испытываю и к матери, которая ни разу за пятнадцать лет не соизволила воскреснуть в моей жизни, — чеканя каждое слово, произнес парень.
— Черт побери, Морозов! Каким образом она должна была это сделать? Послать почтового голубя?! Она же скрывалась от твоего отца, она не могла вот так бездумно раскрыть себя!
— Конечно, гораздо проще было бросить меня с ним!
Максим встал с кровати, жестикулируя руками. Его лицо исказилось в гримасе гнева, по скулам бегали желваки, а глаза пылали. В последнее время он часто молниеносно заводился, раздражаясь по любому поводу, и даже я не могла унять его пыл. Я, так же как и он, встала с кровати, но не решалась подойти к нему вплотную и держалась на расстоянии. Изучая его взглядом своих карих, фактически черных глаз, которые ему так нравились. Я не хотела ссориться, совершенно не хотела ощущать глухую боль в районе сердца и изводить себя, но слова вырвались из моих уст непроизвольно, повергнув в шок не только Максима, но и меня саму:
— Ты погряз в ненависти и злобе! Строишь из себя обиженного мальчика, обделенного любовью. А ты подумал о том, как жила твоя мать последние двадцать лет своей жизни? Что ей приходилось терпеть под гнетом твоего отца? Что она чувствовала, когда потеряла ребенка? Твоего, между прочим, родного брата! Да окажись на ее месте любая другая девушка с меньшей силой духа, она бы давно уже покончила с собой. Но твоя мать нашла в себе силы бороться, жить дальше. Она, возможно, только сейчас и почувствовала вкус этой жизни, а ты хочешь лишить ее этого? И ради чего? Ради Артема? Не думаю. Мне кажется, что ты просто хочешь осуществить свои сомнительные мечты по поводу полноценной семьи. Однако, так как нормального способа на воссоединение и излечение таких глубоких душевных ран не существует, ты хочешь сделать это силой, как в свое время сделал твой отец, только его пыл был направлен на удовлетворение своей похоти и желаний, прикрытых любовью! Ты чертов эгоист, Морозов, под стать своему отцу!
— Лучше замолчи, — рыкнул Максим, с силой ударив об стенку так, что с потолка посыпалась штукатурка, а в панели осталась ощутимая вмятина.
Я отшатнулась, делая несколько шагов назад, в то время как парень медленно и размеренно приближался ко мне. Его пальцы были крепко сжаты в кулаки так, что костяшки побелели, губы сложились в одну сплошную линию, его ноздри раздувались по мере того, как он жадно вдыхал воздух, он был на взводе. Не дойдя до меня всего полшага, он остановился, нависая надо мной, давая прочувствовать, насколько я миниатюрная по сравнению с его дышащим силой телом. Он резко развернулся и спешно направился к шкафу, извлекая из него джинсы и свитер. Он оделся за считанные секунды, а я не смогла вымолвить ни звука, пока он не вышел из номера, захватив с тумбочки ключи от машины.
Меня трясло, я обхватила себя руками за плечи, по стенке спускаясь вниз, чувствуя, как по моим щекам стекают безмолвные слезы. И почему так больно? Почему так зверски больно всякий раз, когда мы ссоримся? Почему я так паршиво себя чувствую? Отверженной и покинутой… Истерика поглощает меня целиком, и я реву, не в силах успокоиться.
Я снова терзаю себя, в сотый раз набирая его номер, но он продолжает упорно игнорировать меня. Я нервно выхаживаю по номеру, то и дело посматривая на часы. Уже третий час ночи, а он так и не вернулся. Еще голова раскалывается, такое впечатление, что вот-вот лопнет. Я волнуюсь, я безумно волнуюсь за него, прекрасно осознавая, какой он вспыльчивый, а если взять в расчет то состояние, в каком он от меня ушел, то он мог вытворить все, что угодно.
Я не могла найти себе места и закуталась в одеяло, сидя посреди кровати, и лишь тогда я смогла более-менее успокоиться, не выпуская телефон из рук. Ближе к пяти я уснула, так и не дождавшись его…
***
POV Максим
Скорость и вторая полупустая бутылка виски в руке, а мои мысли все еще полны рациональности. Я делаю очередной глоток и немного морщусь, кажется, меня стошнит, если я еще раз отхлебну этой огненной жидкости. Я закрываю бутылку и забрасываю ее на заднее сидение, извлекаю последнюю сигарету из пачки и подкуриваю ее. Горьковатый дым пропускаю через ноздри, выжимая педаль газа и наслаждаясь рассеивающейся ночью, оповещающей, что скоро рассвет.
Я был не прав, чертовски не прав, но я никогда не признаю своей дурости. Ведь я упертый мудак, желающий следовать лишь своим предпочтениям. Заставил свою мать разделить опекунство над Артемом с моим отцом лишь из-за обиды на то, что она меня бросила. Да, во время нашей первой встречи я оправдывал ее поступок со всех сторон, но позже, когда созвонился с отцом, я понял, что меня лишь в очередной раз предали. Она могла вернуться за мной, могла забрать меня несколько раз, в то время как отец был в командировках, а меня отправлял на попечительство к моей бабушке, пока она не умерла. К бабушке по маминой линии. Позднее у нее был такой шанс, когда он отправлял меня в лагерь, ведь по всем документам она все еще оставалась женой моего отца. Но она этого не сделала, просто не захотела, забоялась реакции отца, струсила и бросила меня.
Сколько же во мне обиды, гнева, неприкрытой ненависти и озлобленности. Адовый коктейль, и я перенасыщен им до краев. А слова Леры напрочь стерли во мне все хорошее, надуманное мной. Она была права, во всем права, я чертов эгоист, погрязший в отвратных чувствах. Я первоначально был таким, просто изливал всю свою злость на отца, а сейчас же я как будто с головой погрузился в это дерьмо.
Мой телефон в очередной раз отозвался приятной слуху мелодией, на экране высвечивался до боли знакомый номер, но я не отвечал. У меня не было достойных слов для оправдания моих поступков. Да и разве собирался я оправдываться? Нет, определенно нет. Мне проще было продолжать стоять на своем, слушая лишь себя самого и изредка заглушать голос разума.
Я кружил по городу до рассвета, а, когда взошло солнце, я, собравшись с духом, все же поднялся в номер отеля. Лера посапывала на кровати, в руке сжимая мобильный. Она была прекрасна, хоть ее лицо немного опухло от пролитых слез. Мое сердце болезненно сжалось, и я нахмурился, сжимая пальцы. Я снова заставил ее плакать, снова причинил ей боль, в то время как она продолжала, несмотря ни на что, любить меня. Она принимала меня таким, каким я был, не пытаясь хоть как-то изменить меня. А я, а я снова наплевал на ее чувства.
Я не сдержался и сгреб ее в охапку, с силой прижимая к себе, зарываясь носом в ее волосы, ощущая едва уловимый запах ванили, что исходил от ее тела. Моя девочка, любимая, желанная, незаменимая, я снова сделал тебе больно, снова заставил тебя нервничать, снова не уберег тебя от себя. Ее руки несмело обхватили мою шею, слегка царапая ноготками.