Медицинские и социальные проблемы однополого влечения - Страница 76

В свете всего сказанного, понятна история с упущенным партнёром. Глеб всякий раз подыскивает партнёров поплоше, чтобы убедить себя в том, что он всё-таки не такой гей, как другие представители сексуального меньшинства, что он далёк от настоящей страсти, какую демонстрируют в гей-фильмах. Тот факт, что эта чужая страсть возбуждает его самого, и то, что, онанируя, он не просто отождествляет себя с участниками однополого акта, но и представляет своим партнёром упущенного красавца, вытеснен им из сознания напрочь.

Глеб привлекает к себе заинтересованное внимание и женщин, и геев. Он следит за своей внешностью, элегантно одевается; несмотря на дефицит времени, регулярно тренируется в спортзале. Появляясь на “плешке”, он всем своим видом намекает на существование невидимой грани между ним и остальными геями. Со стороны это выглядит немного комично. Остроязычные геи-“хабалки” говорят про таких: “Я не такая, я жду трамвая!”

Подчёркнутое презрение к гомосексуалам в сочетании с демонстрацией собственного превосходства над ними, заставляет думать о психологической защите по типу проекции. Проецируя свои чувства на геев, молодой человек выдаёт презрение к собственной гомосексуальности.

Всё сказанное свидетельствует о том, что вопреки отрицанию Глебом факта его заболевания (ещё один приём психологической защиты!), он всё-таки болен и нуждается в лечении. Речь идёт о невротическом развитии в рамках эго-дистонической формы гомосексуальности.

Таковы парадоксы гомосексуального влечения, порождённые интернализованной гомофобией. Невротическое отношение геев к себе и друг к другу делает их связи очень нестандартными и непредсказуемыми.

Для многих характерны попытки выхода в бисексуальность, заметно повышающую самоуважение геев, но они удаются далеко не всегда. Взять подобный барьер неоднократно пытался Артюр Рембо, но это оказалось ему не по плечу. Гениальный юноша-поэт в присущей ему авангардной манере дал грустный отчет о неудачной попытке близости с женщиной:

“Действительность была чрезмерно тернистой для моей широкой натуры, – и, тем не менее, очутился я у мадам, серо-синею птицей взлетел я к лепным украшениям на потолке, волоча свои крылья по вечернему мраку.

У подножья балдахина, осенявшего её драгоценности и физические шедевры, я был медведем с тёмно-синими деснами и шерстью, поседевшей от грусти <...>

Всё стало мраком, превратилось в жаркий аквариум. Утром – воинственным утром июня – я стал ослом и помчался в поля, где трубил о своих обидах, потрясал своим недовольством, покуда сабинянки предместий не бросились мне на загривок”.

Напомним, что с помощью врача адаптация в сексуальных отношениях с женщинами далась Андрею “Рембо” куда легче, чем Рембо настоящему.

Формы, которые принимает интернализованная гомофобия, многообразны. Это связано с особенностями личности и с наличием у пациента акцентуации характера того или иного типа. В качестве примера приведу историю болезни завистливого Аскольда.

Интернализованная гомофобия и акцентуация характера

Клинический пример. Аскольд, студент московской консерватории, впервые появился в сексологическом кабинете в возрасте 20 лет. Будущий музыкант проводил летние каникулы в отчем доме в Челябинске. Решив подлечиться во время отдыха, он обратился за помощью ко мне.

При первом посещении юноша жаловался на невозможность половой жизни. По его словам, спонтанные, ночные и утренние эрекции были у него абсолютно нормальными, но при попытках ввести член во влагалище возбуждение тотчас исчезало.

Свою гомосексуальность, не вызывающую у меня сомнений и к тому же подтверждённую психологическим тестированием, пациент с деланным возмущением отрицал. Уличив его в явных противоречиях, я попросил Аскольда, если он намерен лечиться, говорить только правду. При последующем посещении юноша сознался в своём достаточно богатом гомосексуальном опыте, но заявил, что впредь хотел бы посвятить свою половую жизнь только женщинам. Заметим в скобках, что вопреки своим первоначальным жалобам, носящим камуфлирующий характер, до обращения к сексологу он не сделал ни единой попытки сближения с представительницами прекрасного пола.

Половую жизнь Аскольд начал достаточно рано, в 17 лет, причём на первых порах мог выступать как в пассивной, так и в активной роли. Его никто не соблазнял, партнёров он легко находил сам, “снимая” их в туалетах и на “плешках”. По мере обретения Аскольдом гомосексуального опыта, его член проявлял всё большую строптивость. Вопреки страстному желанию юноши, в последнее время активная роль из десяти встреч с различными партнёрами удавалась ему не чаще одного раза. От чего это зависит, Аскольд не знает. Однажды он зашёл в общественный туалет одновременно с другим молодым человеком, оставившим свою подружку ожидать его на улице. Мгновенного обмена взглядами было достаточно, чтобы оба уединились в одной кабинке и сделали друг другу минет. Но это был счастливый для него случай. В следующий раз при встрече с новым партнёром ему пришлось довольствоваться лишь пассивной ролью. Единственным видом удовлетворения полового инстинкта, в котором его член продолжал безотказно служить своему хозяину, оставался онанизм.

Эндокринные железы, половые органы, простата и система кровообращения оказались у Аскольда в норме. Сексуальное расстройство юноши вписывалось в рамки его истерии. Проблемы пациента были вызваны интернализованной гомофобией и его несусветной завистливостью. Аскольд завидовал гетеросексуалам, обладавшим возможностью выгодной женитьбы; гомосексуалам, обладавшим большими, чем у него, размерами члена и более яркой внешностью; женщинам, которым не надо играть активной роли в сексе; вообще всем, кто был способен испытывать радость во время половой близости. Подобная завистливость сочеталась с удивительным высокомерием и в то же время с рабской зависимостью от чужого мнения. Однажды, например, он заявил, что в последние годы в музыкальных кругах столицы к Альфреду Шнитке относятся скептически. Я возмутился:

– По-моему, его концерт для альта с оркестром, симфонии, да и всё его творчество – одна из вершин мировой музыки!

– Вы слишком консервативны в музыкальном плане, – снисходительно обронил Аскольд.

Разумеется, он не сказал бы этого своим преподавателям, ведь подобное заявление свидетельствует об одном из двух – либо о полной некомпетентности студента консерватории, либо о его чёрной зависти к гению композитора. Я убеждён в справедливости второго предположения.

Аскольдова зависть – не просто черта его характера. Она имеет невротический характер, причём её накал тем сильнее, чем дальше Я-идеал юноши отстоит от реальности. Корни этой беды уходят в раннее детство, когда мальчика, крайне привязанного к матери, отвергали его более независимые сверстники, сплочённые мальчишескими интересами. Завидуя им, он утешал себя тем, что судьба предназначила его служению музыке и к занятиям, недоступным примитивному пониманию его обидчиков. Как утверждал пушкинский Сальери: “Нас мало избранных”. В дальнейшем арсенал приёмов психологической защиты пополнился увлечением эзотерическими тайнами буддизма.

Чем старше становился юноша, тем менее его желания совпадали с действительностью. В сексе этот разрыв приобрёл столь явный характер, что игнорировать его стало невозможно. В своих мечтах Аскольд видел себя половым гигантом, покоряющим с одинаковой лёгкостью и мужчин, и женщин, извлекающим максимальные выгоды из любовных связей как с теми, так и с другими. На деле же всё было иначе, и реальность, неприемлемая для невротичного юноши, выбивала почву у него из-под ног. Как только он видел парня, более привлекательного, чем он, с более выраженными половыми признаками, чем у него, его самооценка стремительно падала вместе с эрекцией. Чем выигрышнее с гомосексуальной точки зрения был любовник, чем большую радость принесла бы связь с ним кому-то иному, тем большую зависть к нему испытывал Аскольд, и тем невыполнимее оказывалось его желание играть активную роль в сексе. Мало того, одна мысль, что его возможный партнёр окажется более активным сексуально, чем он сам, немедленно подавляла эрекцию у моего пациента. Возник заколдованный круг: завистливость Аскольда, накладываясь на его комплексы, порождённые интернализованной гомофобией, приводила к коитофобии, которая усиливала комплекс неполноценности и тем самым утяжеляла все звенья невротической цепи.