Личный досмотр. Последний бизнес - Страница 75

Зной еще не начал спадать, когда Жора Наседкин появился на Приморском бульваре в сопровождении юркого брюнета с большими маслеными глазами, с тоненькой — тоньше даже, чем у самого Жоры, — черной ниточкой усов и длинными, на полщеки, косо подбритыми баками. Парень этот был известен под кличкой «Червончик» и в недавнем прошлом занимал пост помощника администратора театра.

Червончик пользовался большим влиянием среди коллег по «бизнесу» не столько из-за своей прошлой близости к миру искусств и знания всех сплетен и подробностей из личной жизни популярных актеров, сколько из-за своих «деловых» качеств. Хитрее и нахальнее его не было бизика на Приморском бульваре да, пожалуй, и во всем припортовом районе.

Кроме того, именно Червончик помог Жоре Наседкину создать, как они выражались, «капеллу». Вошедшие в нее бизики работали уже не на свой страх и риск, а от «хозяина», и это придавало делу особый размах и приятно щекотало самолюбие Жоры.

К своему верному другу и помощнику Жора относился со смешанным чувством превосходства и зависти. Превосходство объяснялось просто: Жора был студент. Багаж знаний, хотя и небольшой, позволял ему вести интеллигентный разговор и подавлять партнеров и конкурентов по «бизнесу» своей эрудицией. Последняя очень помогала и в общении с девушками, как и официальное представление: «студент филфака». Это «звучало».

Но в то же время Червончик вызывал у Жоры, по его собственному выражению, «хорошую зависть».

Ведь Червончик был свободен как ветер. Он нигде не работал, не учился и располагал своим временем, как хотел. На вопрос, почему он не работает, Червончик неизменно отвечал: «Пусть трактор работает, он железный».

Жил Червончик у своей тетки. Отца он не знал, тот ушел из семьи много лет назад. Мать умерла вскоре после войны. Тетка, сестра матери, высокая, седая, очень представительная дама, на вопрос о племяннике говорила, прижимая платок к слезящимся, красным глазам: «Этель завещала мне этого мальчика. Она хотела, чтобы он был счастлив. Я ни в чем ему не препятствую. Он растет жизнерадостным и восприимчивым. Это натура артистическая, как и вся наша семья. И потом это такой наив, такая чуткость». Она старательно оберегала племянника от редких визитов участкового уполномоченного и болезненно морщилась, когда тот произносил «грубое» слово — тунеядец.

Таким образом, Червончик жил удачливо, весело и беспечно. Были деньги, были легкие знакомства с интересными девицами, кутежи в ресторане.

Что еще надо молодому человеку в эпоху водородных бомб и межконтинентальных ракет, когда с цивилизацией может быть покончено одним нажатием кнопки?

Эту философскую «базу» подвел со свойственной ему широтой взглядов Жора и тем окончательно снискал себе уважение в глазах Червончика.

И все-таки Жора завидовал своему другу. Еще бы!

Ведь дома Жора вынужден был все время притворяться. Правда, мать в расчет не шла, но отец, заведующий одним из отделов облисполкома, был строг, хотя, к счастью, очень занят. Последнее обстоятельство оставляло Жоре очень много возможностей для «маневра», но первое заставляло прибегать порой к немыслимым хитростям, отнимавшим много сил и нервов. И все-таки отец был всегда недоволен сыном, и это создавало потенциальную опасность грандиозного скандала, все последствия которого Жора даже боялся представить.

Словом, Жоре было нелегко, и только его оптимизм и изворотливость позволяли ему радоваться жизнью и с неиссякаемой энергией действовать на поприще «бизнеса».

В этот день в связи с приходом большого корабля из «загранки» ожидались выгодные операции, и Жора лично прибыл на место событий. Кроме того, ходили непроверенные, но тревожные слухи о внезапном интересе к «бизнесу» со стороны дружинников ходили, и это тоже следовало проверить на месте.

Поэтому сначала в порядке рекогносцировки Жора и Червончик с независимым видом прошлись по бульвару и прилегающим к порту улицам, лишь издали кивая своим подручным. Но ничего подозрительного обнаружено не было.

— На Шипке все спокойно, — констатировал, наконец, Жора. — Валяй действуй. Попутного ветра вам!

Червончик, уже давно нетерпеливо поглядывавший по сторонам, мгновенно исчез в толпе на боковой аллее, а Жора лениво опустился на скамью в тени и закурил.

Тем временем из дальних ворот порта группами и в одиночку выходили в город моряки с пришедшего лайнера в синих парадных куртках и белых бескозырках. Они радостно улыбались, перебрасывались шутками. Вот тут-то на них со всех сторон, как стая галок, налетели бизики.

— Куплю сигареты!.. Любые сигареты! — волновался прыщавый, длинный парень в берете, хватая моряков за руки. «Кемл», «Филипп Морис»!.. Ну продайте! Ну что вам стоит?!

— Я интересуюсь резинкой, — вкрадчиво говорил другой, оттесняя конкурентов. — Американской, египетской, любой… Но если есть сигареты… Дайте мне! — вдруг сорвался он на крик, увидев пеструю пачку в руках одного из моряков. — Умоляю!

Одни из матросов отшучивались, другие презрительно, как плевок, коротко бросали: «Пшел!..», третьи мрачнели и, не говоря худого слова, без особых церемоний, широким плечом отталкивали с дороги особо назойливых.

Бизики не обижались и не сердились — они привыкли. Их могли даже стукнуть или обругать — всяко бывало! Но и это не умеряло их коммерческий пыл.

— Нет трикотажа?.. Ну поглядите лучше, может, есть! Дам хорошую цену! — неотвязно увивался вокруг матросов долговязый парень в берете.

— Я тебе сейчас дам цену, вобла сухопутная! — не вытерпел один из моряков. — Шугай их, братцы! — закричал он своим.

Но кое-кто из его товарищей — одни неохотно, уступая лишь бурному натиску обнаглевших бизиков, другие с лукавой усмешкой — все-таки отходил в сторону и, опасливо озираясь, совершал торопливые сделки. Из широких матросских карманов извлекались и быстро, из рук в руки, передавались целлофановые пачки с жевательной резинкой или сигаретами, скомканные пестрые косынки или нейлоновые кофточки. В ход шли даже поношенные носки и далеко не первой свежести носовые платки.

Неожиданно на углу площади, где троих матросов окружило плотное кольцо бизиков, раздался громкий хохот, в котором на мгновение потонул обозленный вопль долговязого парня в берете:

— Это обман!.. Верни деньги!..

— Почему же обман? — давясь от смеха, спросил один из матросов. — Ты же сам схватил. Еще вон этого парня оттолкнул. И правильно, классная партия носков.

— Мало что! Я думал — это Запад! А это наше!.. Верни деньги!..

— Еще чего! — матрос перемигнулся с товарищем. — Давай отчаливай, пока цел!

— Это же нечестно!.. Ну, это же нечестно!.. — заскулил парень.

— Верно! Деньги назад! — зашумели кругом.

Но моряки, не обращая внимания на разбушевавшихся «коммерсантов», двинулись вверх по улице к центру города.

Долговязый парень потащился за ними, ругаясь и требуя назад деньги.

Встречные прохожие оглядывались, обмениваясь то возмущенными, то ироническими замечаниями.

Пожилой человек в соломенной шляпе с усмешкой сказал морякам:

— Вы его доведите вон до того угла, там как раз патруль дружинников его дожидается.

Долговязый опасливо огляделся, потом грязно выругался и с независимым видом повернул назад.

Патруль дружинников, о котором говорил человек в соломенной шляпе, состоял из молодых рабочих инструментального завода. Ребята, спасаясь от солнца, сгрудились под тентом у магазинной витрины и обсуждали «план кампании», как выразился присутствовавший здесь Таран. — А чего вас сегодня недокомплект? Только двое, — спросил его высокий бритоголовый парень, слесарь из кузнечного цеха, кивнув головой на Бориса Нискина.

— Остальные, с вашего разрешения, вкалывают на трудовой вахте, — насмешливо доложил Таран и, в свою очередь, спросил: — Ну, а какие все-таки обвинения предъявляют этим деятелям?

Борис шумно вздохнул и сверху вниз уничтожающим взглядом посмотрел на приятеля.

— Я очень извиняюсь, — обратился он к остальным дружинникам, — но в нашей бригаде есть и такие, что сразу не доходит. — Потом строго сказал Тарану: — Смотри сюда! Во-первых, спекуляция: покупают дешево, а продают дорого. Элементарно? Во-вторых, опошляют городской пейзаж. В-третьих, слепое преклонение перед Западом. Ну как? Будут вопросы, или еще раз бегло повторим? Это, знаете, как в шахматах…