Личный досмотр. Черная моль - Страница 46

— Ну что вы. Это коммерция.

Засохо захлебывался от гнева. Такого унижения он еще никогда не переживал. И от этого он окончательно растерялся. Бестолково передвигая на столике рюмки и тарелки с остатками закуски, он повторял:

— Ах, так?.. Значит, так?..

— Может быть, он хочет подумать? — любезно осведомился Евгений Иванович, все еще продолжая игру в некоего третьего, о ком, мол, и идет у них речь, и эта игра звучала сейчас откровенной издевкой.

Но Засохо уже ничего не замечал.

— Да, да, подумать…

— Что ж, до завтрашнего утра у меня время есть.

…Артур Филиппович вернулся домой в таком состоянии, что жена, всплеснув руками, воскликнула:

— Артик, что случилось? Мы погибли, да?

— Дура, — огрызнулся Засохо и с треском закрыл за собой дверь кабинета.

Под вечер приехал Павел.

Засохо без пиджака, распустив пояс брюк, лежал на диване, закинув руки за голову, и нервно покусывал губы. Очки были сдвинуты на лоб и взгляд рассеянно блуждал по потолку.

— Неприятности? — спросил Павел, усаживаясь в кресло.

— Еще какие…

— Кто же?

— Да один там… Только не на такого — напал… Если уж я Грюна… то его-то…

Слова вырывались у Засохо непроизвольно, как всплески летящих мыслей.

Вдруг он сорвался с дивана и кинулся к телефону. Павел услышал его голос из передней:

— Афанасия Макаровича… Слушай. Срочное дело. Что? Да, да, виделся. Так, жду.

Через минуту Засохо уже снова лежал на диване, бормоча что-то под нос.

Афанасий Макарович приехал вечером. Румяный, улыбающийся, со своим седым хохолком-одуванчиком на розовом черепе, он колобком прокатился по всей квартире, со всеми поздоровался за руку и, наконец, укрылся с Артуром Филипповичем в его кабинете.

И снова крики Афони, как ни рычал на него Засохо, то и дело выплескивались в переднюю. Павел, стоя у телефона, только усмехался, кивком головы указывая Софье Антоновне на дверь кабинета, и та в ответ лишь досадливо разводила полными руками.

— …За его же подписью будет, понимаешь, родненький? — кричал Афоня. — Тогда попрыгает!.. А? Что?

В ответ что-то неразборчиво гудел Засохо. И опять доносился срывающийся на визг голос Афони:

— Что ты, родненький! Завтра же… За них не волнуйся, они дело знают… Вот, вот! И его проверим. Это мысль!..

Слышно было, как он бегает по кабинету.

— Ай, кура тебя забери! Ну, и спектакль же будет!

Остаток вечера много пили. Засохо и Афоня, возбужденные и встревоженные, словно хотели прогнать какие-то пугавшие их мысли. Их душила злоба. Это было видно по тому, как остервенело они пили.

Павел все яснее ощущал: что-то готовится.

Андрей проснулся оттого, что кто-то бесцеремонно толкал его в плечо. Потом до него донесся насмешливый и знакомый голос:

— Эй, командировочный!

Андрей открыл глаза. Перед ним в одних трусах стоял Ржавин. Окно было раскрыто настежь, и по комнате гулял ледяной ветер. Ржавин, видно, уже сделал зарядку и сейчас мягко приплясывал на коврике, чтобы не замерзнуть. При этом длинное, жилистое тело его играло разбегающимися под кожей тугими мышцами.

— Вставай, вставай, старик, — тормошил он Андрея. — Новости есть.

Последние его слова окончательно разбудили Андрея, он откинул одеяло и лениво потянулся, при этом ноги его далеко вылезли за прутья кроватной спинки.

— Борец, а не сотрудник таможни, — с восхищением покосился на него Ржавин.

— Не мог с зарядкой подождать? — проворчал Андрей, садясь на край кровати и зябко охватив руками голые плечи. — Ну, давай свои новости, пока я крутиться буду.

Андрей принялся за зарядку, а Ржавин приступил к рассказу.

— Во-первых, ту «Волгу», которую вы конфисковали, купил, знаешь, кто? Засохо! Он же отправил ее по железной дороге в Минск. А оттуда уже Пашка перегнал в Брест.

— Какой… Пашка?.. — спросил Андрей, энергично приседая.

— Это шофер, который тебя по черепушке стукнул. — Ржавин усмехнулся. — Ты не думай, это он от испугу.

Андрей отрывисто спросил:

— Откуда ты знаешь?..

— А мой Толик с ним уже беседовал. И вчера мне по телефону доложил. Пашка даже катал Засохо по Бресту, с Огородниковой катал, и с Чуяновским, и еще с какой-то старушкой. Кто такая, а?

— Не знаю никаких старушек…

Андрей уже лежал на полу и, розовея, поднимал вытянутые в струнку ноги.

— Плохо. Эх, как меня эта старушка интересует, кто бы знал! Ты кончишь наконец?

Андрей отрицательно покачал головой. Потом спросил:

— Где тебя носило?

— Увлекся, — мечтательно глядя в потолок, ответил Ржавин. — Одним человекоподобным… Много он интересных вещей знает.

— Выходит… обманываешь?..

Андрей все еще делал зарядку и немного запыхался.

— Почему «обманываешь»? — сухо возразил Ржавин. — Он сам кого хочешь обманет. Тут, старик, борьба умов.

Окончив зарядку, Андрей взял полотенце и направился в душ.

— Стой! — схватил его за трусы Ржавин. — Сначала скажи, ты договорился с дядюшкой о встрече?

— Договорился. Он завтра позвонит.

— Порядок. А что ты будешь делать сегодня?

— Еду в Подольск. К Вовке.

— Понятно. Возражений нет. — Ржавин неожиданно вздохнул и добавил: —. Эх, что там ни говори, а приятно увидеть сына. Собственного сына!

Перед тем как ехать на вокзал, Андрей зашел в «Детский мир». В магазине он долго думал, что купить Вовке. Наконец он увидел большой красный автомобиль и тут же вспомнил, что Вовка больше всего любил именно автомобили. Игрушка стоила неожиданно дорого, но обрадованного Андрея это остановить уже не могло.

Прямо из «Детского мира» он поехал на вокзал. До Подольска шла электричка.

Андрей сидел в полупустом теплом вагоне, положив на скамью возле себя коробку с автомобилем и расстегнув пальто. Он смотрел в окно и, не видя мелькавших за ним полей, перелесков, дач, думал о своем.

Андрей думал о сыне, которого скоро увидит.

Прошло не так уж много времени с тех пор, как они расстались, а ему казалось, что Вовка должен измениться, вырасти, даже повзрослеть. И, может быть, он уже удивляется, даже страдает, что возле него нет отца. В то же время Андрею стало за последнее время ясно, что разошлись они с Люсей не случайно, не сгоряча. Он понял, что жизнь готовит много испытаний и идти по этой жизни надо с человеком, которому веришь, а не только которого любишь. Вот с Люсей они далеко не ушли. Первое же испытание и — все полетело. Кончилась их любовь.

И сразу же мысли Андрея перекинулись на неприятную, тягостную процедуру, которая ждала его, прежде чем развод будет оформлен. Публикация в газете, суд… «Какая это постыдная, никому не нужная процедура», — думал он с досадой. Все будут читать в газете, что гражданка такая-то возбуждает дело о разводе с гражданином таким-то. Для чего это? Чтобы прочли знакомые, родные, сослуживцы? Чтобы стыдили потом, посмеивались, жалели?.. А суд. Ну, почему именно суд? Разве они нарушают какой-то закон или у них возник спор? Нет! Так зачем же суд? Впрочем, дело не только в них двоих. Ведь есть еще и сын. Может быть, это для него необходимо? Тоже вряд ли…

Андрей, хмурясь, старался прогнать от себя эти мысли. Все равно это неизбежно. Ну, так и нечего себя растравлять заранее.

И он снова вернулся к мыслям о Вовке. Вот он вырастет, спросит: «А где мой папа? А почему у других не так?» А потом Вовка начнет понимать и судить их с Люсей, начнет искать виновного. А разве есть здесь виновный? Андрей не позволял себе во всем обвинять одну Люсю. И он не позволит это Вовке. В конце концов у каждого свои понятия о счастье…

Андрей так ушел в свои раздумья, что не заметил, как электричка подошла к Подольску.

В конце заснеженной улочки Андрей увидел знакомый забор из синих дранок, перевитых колючей проволокой, за ним небольшой, дачного типа домик с застекленной верандой. И только тогда Андрей подумал о людях, к дому которых приближался.

Родители Люси были такими разными, что Андрей вначале не переставал удивляться, как могли эти люди прожить всю жизнь вместе. Однажды подвыпивший Зиновий Степанович неожиданно ему признался: «Зачем я тут живу с ними, а? Зачем видимость семьи создаю? Все для нее, для Люськи. А какая от того польза получилась? Никакой. Ноль целых, ноль десятых и еще ноль в периоде. Вот». И в ответ на изумленный взгляд Андрея он с пьяной горечью пояснил: «На обмане самих себя семью не построишь, дите не вырастишь. Тут дебет с кредитом никогда не сойдется».