Ланселот - Страница 31

— Только — что?

— Ну хорошо, смотрите, — он поворачивается к столу и берет мой карандаш. Взгляд его черных глаз прыгает из стороны в сторону. Его осенило, он нашел, вот оно — решение! — Мы используем пять компактных мини-камер, поставим вот здесь и здесь. — Он ставит крестики в отверстиях кухонного лифта, выходящих в комнаты Марго и Рейни.

— А, я бы тоже туда поставил. А как насчет трех комнат напротив?

— Воткнем в воздуховоды кондиционера.

— Кондиционера?

— Конечно. Возьмем камеры с двадцатипятимиллиметровым объективом — такой просунется даже в щель тостера.

— Как насчет шума?

— Шума они не издают. В них нечему шуметь. Это ведь не кинокамеры, в них нет лентопротяжки.

— А с темнотой как?

— Возьмем трубку типа видикон. И филипсовский двухкаскадный ФЭУ — фотоэлектронный умножитель, — он соединяется с камерой волоконной оптикой, а воспринимает даже один квант света.

— Но какой-то свет ему все-таки нужен?

— Достаточно лунного.

Я бросаю взгляд на календарь.

— Луна сейчас в первой четверти.

Он подпихивает очки по переносице вверх.

— Есть умножители и на инфракрасный диапазон.

— Хорошо.

— Единственное, что еще потребуется, так это пульт управления. Его можно разместить где угодно.

— Как насчет библиотеки, вот здесь?

— Разве мистер Текс и Сиобан не пользуются ею? Нам нужно такое место, куда точно никто не сунется.

— Я просто возьму да перенесу телевизор в другое место. Поставлю его в комнату Сиобан.

— Замечательно. А кабели из лифта и воздуховодов можно протянуть через третий этаж.

— И что это за пульт будет?

— Надо поставить многоканальную деку и монитор «Конрак». Буду вести запись на пять пленок.

— А за сколько времени ты сможешь все это смонтировать?

— Надо съездить в Новый Орлеан за аппаратурой. — Он посмотрел на часы. — Завтра. И еще один день на установку, если в доме никого не будет.

— Не будет. В ближайшие два дня у них съемки в предместье. Сцена в суде и любовная сцена в библиотеке.

— Очень хорошо. Тогда, при удачном раскладе, готово будет послезавтра к вечеру — это в том случае, если мне удастся достать оборудование. Но я практически уверен, что удастся.

— Надеюсь. Потому что через пару дней они начнут снимать в Бель-Айле. И тогда уже будет поздно.

— Мы справимся. Естественно, что от вас требуется, чтобы завтра и послезавтра в доме никого не было и чтобы не заходили ночью в библиотеку.

— Сколько все это будет стоить?

— Фотоумножитель может стоить тысячи четыре, он дорогой. Но общая стоимость вряд ли зашкалит за восемь-десять тысяч.

— Десять тысяч, — повторил я. — Такая сумма у меня на счете есть. Наверное, лучше выдать тебе наличными. Банк открывается в девять, так что в половине десятого ты уже сможешь отправиться.

— О’кей.

— Ладно. И что ты в результате получишь?

— Пять пленок. Вроде вот этой, — он взял со стола восьмидорожечную кассету с квартетами Бетховена. В течение последних месяцев я усвоил, что могу пребывать в относительном покое, если а) пью, б) читаю Реймонда Чандлера и в) слушаю Бетховена, причем все это одновременно.

— Осталась только одна проблема, — проговорил Элджин, вертя в руках кассету.

— Какая?

— Время. Даже на это нельзя записывать пять часов кряду. А! — У него уже было решение. В охватившем его изобретательском раже ему достаточно было сформулировать задачу словесно. Высказать значило решить. Он даже пальцами прищелкнул.

— Используем датчик движения Субиру.

— А это что такое?

В небрежности его интонации различалось возбуждение, опьянение от собственной квалификации и познаний. Он махнул рукой.

— Ну, вы ведь слышали про магнитофоны, которые включаются на запись при звуке голоса? Появился звук — пошла запись.

— Это как у президента США, что ли?

— Да. — В полном восторге он даже пропустил мимо ушей иронию. — Тот же принцип действия. Только по отношению к свету. Пленка расходуется лишь в том случае, если перед объективом камеры что-то или кто-то движется.

— Что-то или кто-то. То есть ты хочешь сказать, что просто на спящего человека она расходоваться не будет?

— Если он или она будут лежать неподвижно, то нет. Если же человек начнет ворочаться или говорить…

Если кто-то или что-то будет двигаться. Да, вот то, что надо. Именно этого я и хочу. Кто двигался, куда и с кем.

Теперь мне надо было съездить на место съемок, чего я никогда еще не делал, разведать, сколько времени они займут, и предупредить Элджина, если мои гости решат вернуться в Бель-Айл раньше времени. Надо, чтобы он успел обустроить собственную съемочную площадку и подключить камеры.

Выяснилось, что волноваться не о чем. Целый день они потратили на одну короткую сцену с Марго и Троем. Раз двадцать он прижимал ее к библиотечным стеллажам, изображая половое сношение. Его снимали сзади, а он что-то быстро и ловко проделывал с Марго. Впрочем, он был одет.

Увидев меня, Мерлин удивился, но, как всегда, был приветлив и общителен. Я сказал, что приехал пригласить их в Бель-Айл и убедиться, что они съехали из гостиницы. Тем более, только что предсказали ураган, а гостиница стоит на болоте, и ее может затопить.

— Вы замечательный парень! — Мерлин подошел ближе и взял меня за руку. При каждой нашей встрече он вел себя так, словно мы одни, окружающих как бы не существовало. Взгляд его голубых глаз был доброжелателен, а беловатая их старческая прозрачность застилала его дымкой особой нежности. — Какое странное совпадение, что мы тут ураган изображаем, а к нам приближается настоящий. Впрочем, эта сцена к урагану отношения не имеет.

— Мне надо, чтобы было слышно, как расстегивают молнию, — сказал Джекоби Трою.

Декорацией служила небольшая публичная библиотека в предместье. Окрестные жители наблюдали за происходящим, стоя на дорожке, в дверях и сидя на складных стульчиках, которыми уставили и тротуар, и газон, и подъзд. Внутри все перевернули вверх дном, словно ураган уже пронесся — все было сдвинуто в сторону, чтобы не заслонять Троя и Марго у стеллажей. Бело-голубые прожектора светили ярче и жарче, чем солнце на улице. Тяжелые кабели вились по траве, вытоптанной, как на праздничном гулянье. Между дублями Трой застегивал штаны, валился на спину и чистил ногти, вполуха выслушивая наставления Джекоби. Марго в роли библиотекарши была в белой блузке и кашемировом кардигане с поддернутыми рукавами, очки у нее висели на шее. Чувствовалось, что она не свободна: на лице застывшая маска наглости, движения деревянные. Нет, понял я, она не актриса. То, что она делает, не игра актрисы, то есть она не героиню какую-то играет, она, скорее, изображает из себя актрису, кого-то играющую. Недаром в свое время ей пришлось эту карьеру бросить.

А вот на Троя стоило посмотреть: босой, в узких джинсах с ремешком, застегнутым серебряной витой пряжкой, в какой-то невиданной домотканой рубахе, на шее цепочка с нефритом, идеальная шапка золотистых волос, идеальные правильные черты лица и идеальные брови вразлет. Он легко, с изяществом двигался. Идиот, но как изящен! Пустое вместилище чужих идей, но актер хороший. Что-то такое было в его глазах, отчего они, казалось, втягивают свет в себя и лучатся изнутри. Местные смотрели на него раскрыв рты, как на инопланетянина. Возможно, он и был таковым. А может быть, в золотых песках Калифорнии вывелся новый вид идеальных существ, юных и золотистых.

Марго меня не видела. Прожектора слепили глаза.

— Это очень короткая сцена, но критически важная, — объяснял Мерлин. — В ней происходит сексуальное освобождение Сары.

— Сексуальное освобождение?

— Да. Помните: Дан — чужак, который появляется из ниоткуда, и от него исходит такая сила духа, что все сразу это ощущают. Ха, спасибо кинематографу! — сила духа! у Дана! Ему едва хватило силы духа, чтобы не утонуть, когда он свалился с доски для серфинга на съемках «Бинго — пляжная подстилка»! Но как смотрится, правда же? Из него можно лепить, как из воска. Это я его создал, сам по себе от ничто, полный ноль. А этого его героя, этого чужака все сразу признают — чувствуют, что в нем что-то есть, что-то необычайное, и прежде всего из-за глаз, из-за этого внутреннего света, он — создание света. Посмотрите на него. Его обычная температура тридцать девять градусов. Он действительно светится. А главное, раскрепощен. Остальные зажаты — вы зажаты, я зажат. Правда? А Сара — это такой вариант Джоанны Вудворт, [82]— правда, Марго немножко чересчур молода и красива для этого, — так вот эта Сара, она никогда не знала, что такое быть женщиной. Ну, вы понимаете. Ее муж Липском — ни рыба ни мясо. Сидит и рвет на себе волосы, пока их плантация катится в тартарары. Все держится только на ней и на тех грошах, которые она зарабатывает в библиотеке. Он несвободен. Все несвободны. И батраки — черные и белые — все несвободны, все погрязли в нищете и невежестве. Городские погрязли в расизме, ханжестве и так далее. А этот чужак не только сам свободен, но может освободить остальных. Что-то в нем такое, будто он пришел издалека, может, с Востока, а может, из мест еще более дальних. Может, это вообще бог. По крайней мере, что-то от Христа в нем есть.