Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ) - Страница 41

Ему холодно. Уже неделю после разрыва связи с Джимом холодно, даже когда температура в комнате становится для капитана с трудом переносимой. Пустыня его не согреет.

Закрыть глаза.

Медитация занимает большую часть свободного времени после смены. Сияющий образ Джима, раньше неизменно присутствующий рядом, исчез. В пустоте ментального поля он один.

В последние несколько дней, чтобы не травмировать лишний раз поле, Спок не допускал никаких эмоций, старательно подавляя и успокаивая их с помощью дыхания и медитаций; однако с эмоциями Джима, проецируемыми через их упрочившуюся связь, поделать ничего было нельзя. Пси-нулевое существо, Кирк каким-то образом не только сообщал ему свои эмоции, но и делал это с такой силой и, подбирая земные определения, страстью, что справляться с их волнами было всё равно, что надеяться устоять на ногах посреди открытой пустыни в разгар песчаного урагана.

Через связь сознание захлёстывало его чувствами, и остатки сил приходилось тратить не на восстановление поля, а на то, чтобы не поддаться им. Беспокойство, забота, любовь, страсть, жар и желание близости. Спок пытался сократить хотя бы количество прикосновений, но всё обернулось тем, что сознание вспыхнуло в ответ на желание его наречённого и горело вместе с ним, несмотря на угрозу неминуемой смерти после полного контакта; наверное, подобное испытывают представители его народа во время пон-фарр. Спок считал себя должным доктору, так вовремя пришедшему и отвлёкшему Джима, поскольку понимал, что сами они бы не остановились.

И только поэтому Спок предложил нарушить все мыслимые правила, стерев офицеру МакКою память.

Это был долг. Чувства капитана – вторичны. Равно как нежелание говорить о ментальной связи. Это просто забота о выполнении рабочих обязанностей. Эмоциональные всплески мешают Джиму в работе. Логично избегать ситуаций, провоцирующих их.

Теперь связь блокирована. За щитами беснуется море его эмоций и чувств. Иногда ночами щиты прогибаются. Спок думает, что такая ментальная сила не может не иметь выражения в пси-способностях, но у Джима их нет и никогда не будет.

Спок уходит сознанием глубже, от этих и прочих мыслей.

Надвигается буря, ветер свистит, и тусклая пустота вокруг наполняется этим звуком. Ничего не остаётся более, кроме свиста ветра и холода, и так тянутся минуты; по внутреннему времени проходит более двух часов и восемнадцати минут, когда возвращается Джим.

Несколько глубоких вдохов-выдохов, медленно выходя восприятием из пустоты. На последнем глубоком цикле вдоха и выдоха открыть глаза и потянуться к падду, подключённому к системе жизнеобеспечения комнаты. Именно через это соединение записанной на падде программой управляется голограмма со всеми характеристиками температуры, влажности воздуха и степени освещения. Без подключения к системе была бы только картинка со звуковым эффектом.

Спок закрывает программу. Багровые миражи растворяются в полутьме комнаты, завывания ветра стихают.

– Надеюсь, ты хорошо провёл вечер, – приветствует он Кирка, поднимаясь с коврика с паддом. – Я сейчас настрою систему на приемлемые характеристики.

– Ну, явно не лучше Боунса с берёзкой. – Кирк хмыкает, стягивает через спину форменную рубашку. Проходит к кровати. – Хоть отгул им давай, чтоб натрахались.

– В уставе не предусмотрено выходных на подобные цели. – Спок за несколько команд снижает в комнате температуру и повышает влажность воздуха.

– Кстати, совершенно зря.

Стянув футболку (кинул на тумбочку) Кирк залезает на кровать. Поясняет:

– У них щас точно работоспособность упадёт. Сплошные непотребства на уме. Друг с другом.

Спок опускается на край кровати. Даже если сейчас лечь ближе к Джиму, теплее не станет. Холод и ноющая боль на месте передавленной связи. Он прикрывает веки, чтобы вовремя справиться с зародившимися эмоциями и не дать им завладеть сознанием; так происходит каждый раз, когда они близко. Среди ощущений чётче всего тоска, и с ней же сложнее всего справляться. Эмоция не сильная, но стойкая.

– Способность контролировать примитивные желания является признаком зрелой личности, – каждое слово даётся с трудом. Спок открывает глаза и смотрит на Джима. Кажется, он спокоен. И улыбается. Протягивает руку, ероша привычным жестом чёлку. После этого опять расчёсываться.

– Дурень. – Улыбается чуть шире.

– Поясни, пожалуйста, свой аргумент.

– Ты помнишь наше состояние, когда мы только начали встречаться?

– Мы не пренебрегали должностными обязанностями.

Спок всё ещё не может понять, что значила данная ругательная лексема в контексте разговора и как она относилась к периоду начала их отношений.

– Ну, мне было трудновато согласовывать сметы, когда мысленно я продолжал трахаться с тобой на складе.

Кирк соскальзывает пальцами от чёлки по щеке, коротко, и убирает руку.

Спок давит иррациональное желание перехватить его запястье, а после провести двумя пальцами по ладони. Вместо этого провожает взглядом руку, которую Джим укладывает на подушку. Не логично хотеть его, если этим утром перед сменой они и так, как выражается Джим, «трахались» (хотя без ментального взаимодействия такое определение подходило грубому физиологическому процессу как нельзя лучше); нелогично хотеть его так, желать полностью ощущать через связь, сняв ментальные щиты вопреки угрозе смерти.

Всё нелогично с того момента, когда Джим ему признался.

Он вечно слышит завывания ветра перед близкой бурей, и буря всё никак не начнётся.

Спок прослеживает взглядом полусогнутые пальцы Джима.

– У тебя есть ещё вопросы, требующие обсуждения? Если нет, я займусь статьёй.

– Занимайся. – Кирк тянется к падду. – Я щас ещё одну апелляцию во флот накатаю, и спать.

Растение за одну ночь заполонило немалую по размеру вторую лабораторию. Лаборанты понятия не имели, что такого умудрились дать вместо нормального субстрата для подкормки, но факт оставался фактом – когда альфа-смена пришла утром, и старший лаборант открыл двери, зелёные побеги хлынули в коридор сплошной массой. Боунс слышал возмущённые вопли и хруст веток. Все, конечно, повыскакивали в коридор, событие века, биологи перекормили растение, которое надо было просто для образца прорастить.

В общем, остаток смены, как Боунс слышал от бета-смены, дружно прорубались через ветки, как в джунглях, пытаясь найти горшок. Чем в итоге облили растение, чтобы оно перестало переть во все стороны, история умалчивает. Другие-то кстати, спокойно росли себе в горшках, крохотные, едва проклюнувшиеся ростки.

После опять была привычная рутина, а ещё через два дня кто-то из гамма-смены нашёл в коридоре бесхозного триббла.

Все насторожились. Все трибблы были в лаборатории, их количество – строго посчитано, и данный триббл являлся лишним.

Подозрения оказались небеспочвенными, и через два дня корабль превратился в триббло-ад. Боунс лично слышал, как ярится капитанское солнышко, у которого в начале альфа-смены оказалось полное кресло трибблов. Зверьки были повсюду, и, между прочим, в таких огромных количествах ничуть не мило пахли сырой шерстью.

МакКой с некоторым трудом воспринимал происходящее. Группы по поимке трибблов разбредались по кораблю, не ловили меховые комки только те, кто был задействован напрямую в работе. Боунс с Пашкой были в одной. Оказалось, на корабле куча закутков, углов и перегородок, за которыми можно было сделать неплохой перерыв в ловле и за которые они с хорошей такой регулярностью повадились затаскивать друг друга.

Остальным было не так весело. МакКой сам видел, когда Джим его вызвал через три дня на мостик.

– Они корабль развалят! Или забьют вентиляцию! – полыхал возмущением Скотти, по пятам ходя за капитаном, который расхаживал туда-сюда, видимо, для активизации мыслительного процесса, и, судя по выражению лица Ухуры, уже порядком надоел ей мельтешить.– Между прочим, они облепляют на корабле всё, что вибрирует!

– Зачем? – опешил Кирк.