Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ) - Страница 38

– Приступай.

Короткое: «Есть, сэр», – и у всех на мостике снова есть задание. Ухура прослушивает пространство на предмет других звездолётов – предупредить об обломках. Скотти (что он вообще тут делал?) унёсся в инженерный: готовить приборы к смене варпа, ругаться с Кинсером и протирать панель шёлковой тряпочкой, наверное.

Невыносимая нехватка Спока. Время тянется и тянется. Чехов быстро рассчитывает курс, Сулу задаёт параметры в навигационную панель, и корабль становится на изменённый курс. Докладывают расчётное время прибытия – на два часа позже запланированного.

Кирк набирает в падде: «Спок, легче станет»?

Ответа нет. Запоздало вспоминается, что Спок собирался впасть в лечебный транс.

Счастливчик всё-таки размножился. Утром Пашка сказал, подойдя к клетке, что там уже девять трибблов. С трудом отыскали среди них своего, поломали голову, как такое произошло, если Кирк его всё-таки не кормил. Уходя на смену, Боунс забрал новорождённых трибблов в охапку и потащил в лаборатории. Всю дорогу его сопровождало попискивание меховых комков, а в лаборатории, где помещал трибблов в клетку, невольные улыбки девушек-лаборанток – кроме положенного «доброго утра, офицер».

Следующие дни корабль впал в какое-то хреново оцепенение. Даже в коридорах говорили тише обычного. И ничего не происходило. Ни-че-го. Смены шли одна за одной, Боунс на пару с Чапел возился со всякой мелочёвкой – то ожоги у лаборантов, то в инженерной на кого-то свалился… свалилось… Боунс бы не взялся выговорить название этой штуковины, достаточно того, что свалилась. Сулу покусало-обожгло плотоядное растение из оранжереи, как выяснилось из рассказа лейтенанта, это оно так выразило свою любовь. Подумаешь, действительно, слюна ядовитая. Скотти притаскивал Кинсера, вдруг начавшего часто чихать. Девушка из бета-смены с мостика споткнулась и умудрилась рассечь бровь о ручку капитанского кресла в самом начале смены – МакКой ещё не успел уйти, а её притащили, всю в крови. Астрофизики, лишившиеся своего начальства (Кельвина от службы отстранили), жаловались на слуховые галлюцинации. С физиками всё было в порядке, никаких повреждений мозга или присутствия опиатов, спор или вирусов в крови, могущих вызывать массовые галлюцинации, зато позже оказалось, что «глюки» друзья Павла из инженерного подстроили в качестве мщения – подбросили им в лабораторию дистанционно управляемую штуку, которая воспроизводила переведённые в звук электромагнитные завывания какой-то планеты (довольно жуткие), и на фоне этого – тихое пение. Вот и развлекались, гоняли её по лаборатории и включали-выключали с разными промежутками времени.

Боунс только плюнул. Хотелось послать всех, но этика профессии не позволяла.

Хотел выпить после очередной смены, достал виски… посмотрел на бутылку и убрал обратно в шкаф. Настроя не было.

И так целыми днями. Не корабль, а тихий дурдом. МакКой ходил после смены осматривать Спока. Зеленокровый его беспокоил, а привлекать внимание к его состоянию было не по-человечески. Слишком уж сложно всё это для простых смертных – ментальные поля, телепатия.

Ещё Боунса волновал Пашка. Он не носился, не баловался с репликатором, даже у Сулу перестал зависать. И лезть перестал. МакКой тоже к нему не лез. Перед сном только трепал его по волосам, укрывал получше одеялом – а то ворочается во сне и скидывает, обнимал; пытался поговорить первые два дня, но Пашка упорно отмалчивался. И Кирка трясти не с руки. Зеленоухий ему рассказал про все эти ментальные соединения, и, походу, теперь у них всё совсем дерьмово. Ну, хотя бы не подскакиваешь каждый раз, думая, не угробил ли любвеобильный капитан своё зелёное сокровище.

На четвёртый день Боунс не выдержал. Пашка после тренировки сидел на кровати понурый, пальцем в падд тыкал без энтузиазма. Даже кудряхи поникли.

– Я на полчаса, – МакКой кивнул ему и вышел.

Выудил капитанскую морду из комнаты. Унылую.

– Пойдём, прогуляемся, – сказал хмуро.

Когда они оказались на центральной палубе для отдыха (МакКою она всегда напоминала большущую гостиную), спросил напрямую:

– Пашка четвёртый день пришибленый. Вы мне точно всё рассказали? Может, чёрт этот не только пытался плагиатить, а уже его статьи за свои успел выдать? Мало ли, пока на Вентусе были.

– Боунс, ну ты серьёзно? – У Кирка будто глаза потускнели. А, нет. Всё ещё голубые как небушко. – Я, по-твоему, все публикации служащих отслеживаю? У него и спроси.

– Да не разговаривает Чехов со мной, чёрт бы тебя взял! – вспылил Боунс. Выпендриваться он тут ещё будет, морда капитанская. – А к этому я сам не пойду, потому что живьём урою скотину, и тебе придётся меня под трибунал отдать.

– Уроешь, да? – Кирк смотрит странно. Внимательно и чуть насмешливо. – Серьёзно? За статьи?

– За предательство, – МакКой чертыхнулся и только тут вспомнил, что рядом – панорамное окно. Он обогнул Кирка, пристроившись с другой стороны, чтобы быть подальше от чёрной пустоты за стеклом. – Да, чёрт возьми, я не объективен, а кто бы был на моём месте?

– Никто бы не был.

Кирк пожимает плечами, разворачивается лицом к окну. Сцепляет руки сзади.

– Не бери в голову, – посоветовал. – Чехов ещё ребёнок. Его вряд ли кто-то предавал раньше. Вот он и привык безоглядно доверять.

– Что, для старых закоренелых циников доверие автоматически признак играющего в заднице детства? – Боунс почти разозлился. Остановило только понимание, что Джиму и без него весело. Ну а скотиной Кирк всегда был, это от капитанского душевного состояния не зависит.

Боунс становится спиной к пустоте. Как будто холоднее стало. Чёртова аэрофобия и чёртовы панорамные окна, кому они вообще нужны? Тем более на варпе, когда за стеклом сплошная чернота.

А Джим в стекло вперился, будто за ним панорамы Елисейских Полей.

– Забили. Сам-то ещё не надумал с тоски помирать? А то цветом лица скоро с зеленоухим сравняешься.

– Нет… – замедленно как-то говорит капитан. – Понимаешь… чтобы Споку было проще, мы решили разорвать связь. На время.

– Самый правильный выход, – не мог не одобрить МакКой. – Теперь я хотя бы не боюсь, что ты среди ночи… – Он споткнулся и мотнул головой. Стареет, что ли, сентиментальным заделался. – А ты теперь, получается, страдаешь?

– Спок медитирует постоянно. Мне остаётся надеяться, что ему теперь легче, потому что сам… не чувствую.

Кирку, кажется, говорить тяжело. Пальцы, за спиной сцепленные, то сжимаются, то разжимаются.

– Да восстановится, всё нормально будет, – МакКой сердито смотрит на пальму в закреплённом горшке. – Показатели у него в пределах нормы, каждый день смотрю, а сейчас, после вашего этого разрыва, вообще почти полностью восстановился. Ещё бы на земле ему отдохнуть, без варпа и прочих, но мы и так на Вашингтон-спейс летим.

– Да понятное дело.

Ещё немного сжав пальцы, капитан разворачивается и хлопает доктора по плечу.

– У тебя всё наладится, злыдня. – Ещё хлопает, легче, сжимает лапищу на плече. – Дай мальцу время.

– Вот спасибо, мудрейший, так помог, – фыркнул МакКой. – Прямо чую, как полегчало.

– Медальку мою обмоем?

– Медальку? Научился, наконец, шоколадные в репликаторе делать?

– Это к Павлу.

Кирк отпускает плечо доктора (наконец-то), засовывает руки в карманы. Слегка веселеет.

– Дали мне медальку, – улыбается… зло. – Прислали уведомление, что решение по нашему со Споком браку отложено на неопределённый срок, а вслед за этим – что дают медальку.

– Это же стратегическая ошибка, – МакКой хмыкает. Но на капитана не оборачивается, потому что там, кроме капитана, ещё окно. – Поди ещё и второй степени, за спасение колонии-то?

– Первой, там же и колония, и планета. Говорящая.

Раскачавшись с носка на пятку, капитан направляется к турболифту.

– В общем, – продолжает рассказ, – я им сегодня уже третье прошение на повышение приоритета рассмотрения нашего дела отправил. А вообще, – бросает через плечо, как бы между прочим, – будут артачиться, на Вашингтон-спейс интервью дам. Какой-нибудь колонийской газете. Как думаешь, новость о том, что героического капитана замуж не пускают, быстро разлетится?