Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ) - Страница 35

– Смеёшься что ли, спрашивать, – МакКой подходит к нему ближе, скрещивает на груди руки. Разговор точно не для посторонних ушей. А ещё он взбудоражен. Сейчас бы зеленоухого рядом, чтобы отсыпал логичности. – У него стресс, хорошо хоть не шок. Накачал успокоительным и уложил спать. Запись с системы наблюдения есть зато.

Кирк снова трёт подбородок. Боунс не первый раз это за ним замечает. Привычку.

– Я посмотрю записи, – решает, наконец. – Посмотрю, что… как вообще. Официальную версию оставим пока что твою, что он на Пашку напал. Слухи пойдут… ладно, игнорировать. Нет, пустить противоречивые. Боунс, – поднимает глаза, – это на Сулу. Ему к правдивой нужно пустить ещё одну – что Кельвин хотел использовать мозги Пашки и протащить на нём несколько научных статей. Вторая… можем пустить через самого Пашку, что Кельвин втирался к нему в доверие, чтобы получить повышение в научниках. Это укладывается даже в записи с камер. Если не считать записи самого конфликта.

– Её вообще-то можно подделать, – тихо говорит МакКой. Внутри раздрай. Внутри хаос. Люди называют это осознанием. Он всё это время вёл себя как полный стукнутый об стенку дебил по одной простой причине. – Если что, не знаю как, вали всё на меня. Лишь бы его карьера не пострадала. – Он глубже вдыхает и поднимает голову, глядя капитану в глаза. Время признаться. Самому себе, Джиму – вторично. – Я влюбился. Как чёртов… – ударяет в сердцах ребром левой ладони по раскрытой правой, – пятнадцатилетний мальчишка.

Дальше говорить совсем тяжело, но надо. Неизвестно, чего он ещё способен наворотить вот так, как сегодня с непроверенным препаратом, сколько жизней подвергнуть угрозе.

– И веду себя... – совсем тихо, через силу, – как идиот, даже хуже. Джим, я не отвечаю за свои действия и прошу... временно отстранить меня... от должности старшего офицера медицины.

МакКой заставил себя прямо смотреть на Джима. Заставил.

– Я так и собирался. – У Кирка жёсткий взгляд. Взгляд капитана. – Офицер МакКой (говорит по протоколу), вы отстраняетесь от разбирательств по причине личной заинтересованности. – И, уже мягче, – иди к Чехову, мужик. Ты ему нужен.

– К началу альфа-смены сдам дела своему заместителю. Спасибо, капитан.

Боунс разворачивается, закладывая руки за спину, и уходит. Больше всего ему сейчас хочется горько и до беспамятства надраться.

====== Шуршит ведь, скотина меховая ======

К тому времени, когда Джим вернулся, Спок уже успел принять душ, провести краткий сеанс медитации, одеться и реплицировать травяной чай. С кружкой и паддом он сел к столу и внимательным образом изучил то, что сказал Кирк – о фрустрациях землян и их влиянии на организм.

За чтением капитан его и застал.

– Сделать тебе чай? – спросил Спок, наблюдая, как хмурый Джим стягивает ботинки у двери. – До смены ещё три часа.

– Не надо, – Кирк стягивает капитанскую рубашку, бросает на спинку свободного стула. Сам, разутый, садится на кровать. – Боунс влип с этой всей историей. Павел тоже. Ну и…

Махает рукой, укладывается, закладывая руки за голову. Продолжает рассказывать.

– И Кельвин, понятно. Снесло башку мужику, зажал Чехова в лаборатории. Боунс за ними следил, поэтому успел прибежать до… какого-то вреда. И вкатил насильнику нашему экспериментальный транквилизатор, который даже на трибблах ещё не проверяли. Короче… хрень какая-то, а мне теперь видео с камер подделывать.

– Происшествие неприятное, но доводить его до сведения трибунала не обязательно. Я имею в виду, самого факта насилия не было, – Спок заговорил только тогда, когда тщательно обдумал услышанное. – Совет старших офицеров располагает возможностью судить такие дела, не выводя их за пределы корабля. Другое дело – поступок доктора. Это может повлечь за собой поднятие вопроса о профпригодности и в будущем – лишение лицензии.

– Так я про то же. Кельвина высадим, вопрос решим, а Боунс в жопе. Сам попросил об отстранении. Он же работать не сможет как раньше, даже если мы историю замнём.

Кирк глубоко вздыхает.

– Может… – начинает медленно, – проставить дату испытаний на трибблах вчерашним днём?

– Испытание на трибблах является первым. После оно проводится на более крупных животных, а они были запланированы по прибытии на базу. – Спок отставляет чашку с остывшим чаем. – Джим, и я, и ты многим обязаны доктору. Это человеческое отношение к ситуации, но я признаю данный факт. Нарушение правил является преступлением. Мне трудно взвесить всё логически и принять обоснованное решение.

– Ты можешь не принимать. Я придумаю…

Капитан садится, запускает пальцы в разлохмаченную шевелюру.

– Как вариант, не проводить медэкспертизу Кельвина, а ампулу с транквилизатором восстановить. Только мы не знаем, чем доктор его уложил.

Спок кивает. Собственные пальцы вжимаются в мягкие подлокотники кресла. Приходится несколько раз проговорить про себя, почему следующее решение не противоречит логике.

– Офицер МакКой, думаю, знает. Мы можем получить эту информацию и действительно восстановить капсулу, а после я заблокирую его память о случившемся, чтобы это никак не повлияло в будущем на выполнение им должностных обязанностей. Осуществление этого плана возможно только в том случае, если правду об инциденте знаем только мы и его непосредственные участники.

– Давай. – Джим кивает, кажется, с облегчением. – Но чем раньше, тем лучше. Я займусь записями с камер, этим двоим влеплю по выговору… ну и Павлу придётся о блокировке памяти Боунса рассказать.

– Тогда идём сразу. Лучше решить вопрос до начала альфа-смены.

Паша просыпается из-за жжения в плече. Дёргается, жмурится, старается отстраниться, но его удерживают за предплечье.

– Пашка, тихо, – голос доктора. – Щас рассосётся, и придёшь в себя.

Шипит гипошприц. Чехов плотнее закутывается в одеяло, открывает глаза.

Боунс сидит на кровати с гипошприцом, на придвинутом стуле – капитан, у двери старпом.

Становится не по себе. То есть, ещё сильнее.

– Что происходит? – Чехов спрашивает это тихо, закутываясь и садясь. Взгляд переводит с капитана на МакКоя – они оба хмурые.

– Мне собираются стирать память, – злобно сообщает Боунс. – Потому что я, видите ли, резко всем стал нужен.

– Чего?

Хочется лечь и заснуть обратно. А потом проснуться и ничего не помнить. Потому что ерунда какая-то происходит… начиная с вечера.

– Объясняю, – это капитан. – Чехов, ваше происшествие с Кельвином замять несложно. Записи с камер перепишу, и всё. А то, что доктор его экспериментальным транквилизатором шарахнул – это статья и потеря лицензии. Понимаешь?

– Понимаю, – эхом.

– Ну вот. Транквилизатор мы восстановим, записи перепишем, а вот Боунс об этом помнить будет. И вот не пизди мне, – это он уже к доктору, который сидит разлохмаченный и мрачный, – что класть на это хотел. Тебе это понимать будет хреново.

МакКой молчит. Руки на коленях сжал – и молчит.

– А мне можно память стереть?

Страшно. Оставаться один на один с этими воспоминаниями очень страшно.

– Если наш коммандер перепишет воспоминания двоим, он загнётся, – глухо отзывается МакКой. – Я и с одного-то не ручаюсь. Джим, оставьте мне мою память. Я смогу работать.

– Заткнись.

Кирк проводит ладонью по лицу, поднимается, подходит к Споку. Берёт его руку в свои.

– Я могу как-то… тебя поддержать? Не знаю. Быть рядом, в туман свалить, что угодно.

Он отрицательно качает головой и мягко высвобождает свою руку из рук капитана.

– Всё в порядке, Джим.

– Подожди.

МакКой бледный, но тон остался по-прежнему ворчливый. Он подходит к своей сумке, что-то в ней перекладывает, сумку кладёт к ножке кресла.

– Как понимаю, когда я приду в себя, буду думать, что уснул в кресле. – Садится, слегка хлопает ладонями по подлокотникам. – Так что откачивать нашего телепата придётся в экстренном порядке и… пусть я лучше буду думать, что мне повезло с расположением нужных препаратов в сумке.