Исход земной цивилизации: Анклав (СИ) - Страница 58

- Это большая честь, сэр, - сказала Ривка, отвечая на крепкое и даже немного болезненное рукопожатие.

Она мельком поглядывала на двух других капитанов, к которым попали Мин Чжи и Летти, и осознала, что им достались не менее солдафонские командиры. Интересно, сколько лет этот Коэн служил прокладкой между штурвалом и сидением, прежде чем дослужиться до капитана? На вид ему было около тридцати лет, а это означало, что возраст его явно переваливал за сто пятьдесят анкийских лет.

- Следуйте за мной, - не дав ей попрощаться с подругами, сказал капитан и решительно направился к ангару из одного из множества зиккуратов Лахму, носившего поэтичное название “Волчья нора” под стать эскадрону “Красные волки”, который на нем базировался.

К их эскадрону также примыкал один из грузо-пассажирских эскадронов, диспетчерский корпус и штаб-квартира центра кибернетической безопасности и разработок. Лахму по сути своей представляла собой огромный зиккурат, построенный вокруг города, состоявшего из высоток исследовательских центров, штаб-квартир, академиии и командования, связанных между собой мостами, а также курсирующими подобно метро подземными поездами. Ночью этот город напоминал Манхеттен будущего или бизнес-район Лондона Сити, но днем, скорее, современный Дубай, стоящий посреди песков.

Коэн подвел ее, старающуюся держать восхищение при себе, а рот закрытым, к двум современным истребителям, которые Ривке доводилось видеть только на картинках во время изучения летательных аппаратов в Нью-Бабили. Возле самолетов терлись рядовые, любовно стирая пыль с блестящих крошек, у которых на фюзеляже была та же эмблема, что и у всего эскадрона.

- Это же Штурмовик ZS-7! - все же не сдержала Ривка эмоций, глядя на одну из двух восхитительных машин последнего поколения - обтекаемая форма и маленький вес давали ему невероятную маневренность и скорость.

В истребителях не использовалось ракетное топливо, как в кораблях и шаттлах побольше, они работали на энергии термоядерного синтеза - менее шумных относительно небольших движках, жрущих меньше ценного ниграния.

- Вижу, вы читали матчасть, - не без одобрения заметил Коэн. - Это сержант Мацумото - главный техник, отвечающий за Стеллу, - указал он на скрывшегося наполовину в отсеке шасси человека, который периодически давал команды бионику, подносящему инструменты. - Он вам тут всё покажет и познакомит с бригадой пилотов и техников.

- Стеллу, сэр?

- У птичек есть имена, - усмехнулся капитан и окликнул ближайшего рядового, который, в свою очередь, побежал окликнуть Мацумото. - Это - Аида, - указал он на второй самолет, стоявший чуть дальше, и Ривка увидела на хвостовом оперении некрупную надпись с этим именем. - Ривка - это истребитель GP-1, но он…

- Да, сэр, но почему GP-1? Я вижу только два Z7-7, - перебила она старшего по званию, но тут же исправилась. - Простите, сэр, продолжайте, пожалуйста.

Капитан неожиданно засмеялся и посмотрел на нее со снисхождением.

- Да нет, вы не поняли, имя третьего истребителя - Ривка. И сейчас Ривка на орбитальной базе для космических учений, но вы скоро познакомитесь с тезкой, - он похлопал ее по плечу и удалился, оставив застывшей в изумлении, не верящей, что на Лахму существует истребитель с ее именем…

***

За медленно стихающей, но не проходящей скорбью и попыткам привыкнуть к постоянно удивляющему ее анкийскому военному городу, выматывающей учебой и прибавляющейся работой, Ривка не заметила, как быстро полетели дни, превращаясь в недели, а затем - в месяцы. Ей не хватало времени на то, чтобы не только увидеться с живущими в таком же сумасшествии друзьями, но и элементарно на то, чтобы взглянуть в зеркало. Она падала замертво каждый вечер, а в еженедельные увольнительные бесконечно зарывалась в учебники по кибернетике и продолжала изучать типы космических кораблей, вгрызаясь в военную науку и забывая даже о еде. Со временем ей стали доверять проверку систем и обновление системного обеспечения истребителей первой, как оказалось, самой престижной бригады.

Связь с Землей была непостоянной, и все сообщения проверялись центром кибернетической безопасности, да и, в целом, ей было некому посылать видео сообщения, не считая Даны и Александра. С ним было затруднительно поддерживать связь, так как, по словам Даны, которой чудом удалось случайно встретить его в Бад-Тибира, он был задействован в какой-то сверхсекретной разведывательной операции, забросившей его в Пентагон. Ривка всякий раз удивлялась, насколько плохо его знает, и что Александр, как она и предполагала ранее, был не простым преподавателем кибернетики. Он передал через Дану всего одно сообщение, что как только его миссия закончится, он непременно свяжется с ней… Дана не стала говорить ему о том, что произошло с его курсантами, о том как погиб Сэм, и об остальных… И Ривка была этому рада. Дана также помогала поддерживать связь с мамой, пересылая ей сообщения по обычному телефону, так как Ривке земной интернет и другие человеческие средства связи были недоступны.

У обелиска на одной из площадей Лахму с тысячами имен погибших при исполнении солдат, пилотов, бортинженеров и других, где теперь было и имя Сэма, всегда горел вечный огонь в огромных каменных чашах, выдолбленных из кусков красных скал. В Лахму было трудно найти цветы, поэтому вместо них площадь была усыпана бумажными журавликами - символами мудрости и преданности - перенятой и видоизмененной традицией японцев. Иногда сильный ветер, приходящий из пустыни, поднимал их в воздух и разносил по городу, тревожа сердца живущих здесь военных грустными, но светлыми воспоминаниями. Но с восходом солнца на улицах не оставалось ни единой бумажки, так как работающие ночью очистительные машины и бионики блюли бесконечную чистоту, вылизывая тротуары до блеска.

Постоянный гул взлетающих и садящихся самолетов, шаттлов и бомбардировщиков, выполняющих боевые учения или отправляющихся с миссиями на другие планеты и Землю, уже совсем не тревожил Ривку. Она влилась в новую жизнь куда легче, чем предполагала ранее. Возможно, то была заслуга Нью-Бабили, научившей ее жить в военном режиме, и она не сходила с ума от одиночества, но иногда все же поговорить было решительно не с кем, и это угнетало. Короткие переговоры с друзьями, попавшими в стаю Красных Волков, всегда сводились лишь к лётным темам, ведь с ними больше ничего не происходило. У Мин Чжи и Летти на Лахму были родственники, а отец Летти, как Ривка узнала позднее, был подполковником, управляющим эскадрильей тяжелых бомбардировщиков, а сам генерал каким-то ее троюродным дедушкой. Ривка, конечно, слышала, что та не из простой семьи, и что ее отец является не последним лицом на Лахму, но никогда не придавала этому значения. У Мин Чжи в секретариате работала бабушка, правда бабушкой эту удивительно молодую и приятную на вид женщину не поворачивался назвать язык.

Невзирая на все родственные связи между анкийцами и большую продолжительность жизни, они редко заводили детей раньше двухсот лет, ведь все время находились в движении, словно колония муравьев - учились, работали, служили, занимались различными исследованиями, превращались в роботов. Им некогда было думать о потомстве, да и о сексе тоже. Для них ход времени был не столь важен, как для простых людей, они не считали дни и каждый прожитый год, не праздновали дней рождения и редко влюблялись. Их союзы за редким исключением были тщательно взвешенным осознанным выбором, чаще всего продиктованным классовостью.

И Ривка в какой-то миг осознала, что превращается в одну из них, что все радости прежней жизни для нее неожиданно потеряли смысл. Теперь ее занимала лишь авиация и одолевала единственная жажда - жажда к знаниям и полетам, которые предстояли ей еще не скоро. Ее не интересовало отражение в зеркале, а казавшиеся раньше невероятными красавцами анкийские мужчины превратились в серую массу проходящих мимо людей. Анкийцы были машинами, выполнявшими работу по поддержанию Лахму и Земли во всех сферах. Теперь становилось понятно, почему Александр всегда был так спокоен и иногда даже равнодушен на фоне еще не осознавших свое предназначение юнцов, подверженных эмоциям в связи с тем, что до двадцати пяти лет они росли среди простых людей. Он просто прошел свою долгую школу жизни, и те эмоции, которые он дарил и испытывал к Ривке, иногда считавшей его холодным человеком, сейчас воистину казались бесценными. Она осознала, что с течением времени эту расу все сложнее становилось удивить или обескуражить. Теперь стала очевидной позиция невмешательства руководства Нью-Бабили в разборки курсантов - просто детям давали время на эмоции, время ощутить юность, пускай иногда разборки и были слишком жестокими…