Хорошая работа - Страница 62

— Он определенно пытается изучить твои интересы, — сказала Пенни Блэк. — Это очень трогательно.

— В смысле, он тронулся? — переспросила Робин. — А мне что делать? Следующим номером нашей программы, видимо, будет появление в моем кабинете одурманенной валиумом миссис Уилкокс, которая станет умолять меня не уводить у нее мужа. Такое впечатление, что я углубилась в классический реалистический текст, полный причинно-следственных связей и морализаторства. Куда мне теперь деваться?

— С меня довольно, — сказала Пенни Блэк, вставая с полки.

— Извини, Пенни, — смутилась Робин.

— Довольно пара, — уточнила Пенни. — Я иду в душ.

— Я тоже сейчас приду, — ответила Робин. — Так что же мне делать?

— Лучше всего снова сбежать, — посоветовала Пенни Блэк.

Итак, Робин сложила на заднее сиденье «рено» стопки книг, свои записи и портативный компьютер, заперла свой маленький домик и отправилась к родителям на Южный берег, чтобы провести там оставшиеся дни Пасхальных каникул. Перед отъездом она попросила Памелу, секретаря кафедры, никому не сообщать, куда она уехала, разве только в случае крайней необходимости, и объяснила, что хочет заняться научной работой, чтобы ее никто не беспокоил. То же самое Робин сказала и родителям, которые очень удивились, что она собралась к ним так неожиданно и надолго. В ее комнате все осталось, как было, когда она уехала поступать в университет: фотографии Дэвида Боуи, «Зе Ху» и «Пинк Флойд» сняли со стен, когда переклеивали обои, но косяки и деревянные панели по-прежнему были выкрашены в бешено-розовый цвет, который она сама выбрала на излете юности. Робин водрузила компьютер на письменный стол у окна, за которым готовилась к экзаменам. Отсюда во время работы можно смотреть на Ла-Манш, тонкой голубой полоской видневшийся между крышами двух соседних домов.

Большую часть времени Робин проводила в этой комнате, но когда выходила в город — пройтись по магазинам или просто размять ноги, — не могла отделаться от чувства, что хоть она всего в ста пятидесяти милях от Раммиджа, впечатление такое, будто в другой стране. Здесь не было промышленных предприятий, а стало быть, и рабочего класса. Темные и чернокожие лица встречались редко — в основном это были студенты местного университета или туристы, приехавшие полюбоваться старым собором, гордо возвышавшимся среди зеленых лужаек и вековых деревьев. Магазины здесь были маленькие, специализированные, и работали в них очень учтивые продавцы. Покупатели — все как на подбор в модной дорогой одежде и на последних моделях «вольво». Улицы и сады ухожены, воздух чист, свеж и слегка пахнет морем. Робин вспомнила Раммидж — темный и тесный городок в самом сердце Англии — с его шумом, вонью и уродством, заводами за высокими железными заборами, длинными улицами, петляющими по холмам, пробками на дорогах и черными канавами. Она вспомнила обо всем этом и подумала: интересно, это судьба или коварство, что английская буржуазия устроила промышленную революцию подальше от своих излюбленных мест?

— Живя здесь, вы понятия не имеете о том, как выглядит настоящий мир, — как-то вечером сказала Робин своим родителям.

— Именно что имеем, — возразил отец. — Поэтому здесь и живем. Несколько лет назад я чуть было не получил кафедру в Ливерпуле. Побродил там с утра по улицам и сказал вице-канцлеру: «Большое спасибо, но лучше я на всю жизнь останусь доцентом, чем перееду сюда».

— Не думаю, что ты будешь жалеть, если уедешь из Раммиджа. Правда, моя дорогая? — спросила мама.

— Я буду жалеть до слез, особенно если не найду другой работы.

— Может быть, подыскать что-нибудь здесь? — вздохнула мама. — Папа мог бы воспользоваться своим влиянием.

— Напротив, — сказал профессор Пенроуз, — даже если я заявлю о своих интересах, я ничем не смогу помочь с назначением. — Профессор всегда изъяснялся нарочито официально. Иногда Робин казалось, что он пытается таким образом скрыть свои австралийские корни. — Но я боюсь, что этой проблемы не возникнет вовсе. Мы страдаем от сокращений так же, как и все остальные. Вряд ли на факультете изящных искусств появятся вакансии, разве только письмо из УГК окажется куда лучше, чем ожидают.

— А что это за письмо?

— УГК собирается объявить, вероятнее всего в мае, о вложении определенных средств в каждый университет, в зависимости от его успехов в исследовательской работе и жизнеспособности его подразделений. Ходят слухи, что один-два университета даже закроют.

— Они не посмеют! — возмутилась Робин.

— Это правительство посмеет, — ответил профессор Пенроуз, который был членом социал-демократической партии. — Они планомерно разрушают лучшую в мире систему образования. Что мы видим в Докладе Роббинса? Высшее образование для каждого, кто может принести пользу обществу. Я тебе рассказывал, — спросил он у дочери, улыбаясь своим воспоминаниям, — как меня однажды спросили, не в честь ли Доклада Роббинса мы тебя назвали?

— Много раз, папа, — ответила Робин. — Нет смысла говорить, что я не одобряю сокращения. Но не считаешь ли ты ошибочным тот путь, по которому пошли, претворяя в жизнь этот план?

— Что ты имеешь в виду?

— А вот что: разве это было правильно — настроить так много университетов в парках на окраинах небольших городов и столиц графств?

— Почему бы университетам не находиться в красивых местах, а не в некрасивых? — с грустью спросил мистер Пенроуз.

— Потому что это увековечивает оксбриджскую идею высшего образования как варианта пасторальной, привилегированной идиллии, отрезанной от реального мира.

— Чепуха, — возразил профессор Пенроуз. — Новые университеты размещались в тех местах, которые по той или иной причине не были охвачены системой высшего образования.

— Это имело бы смысл, обслуживай они свои собственные общины, но это не так. Каждую осень начинается миграция обеспеченной молодежи из Норвича в Брайтон и из Брайтона в Йорк. И когда они прибывают к месту назначения, их приходится селить в дорогих комнатах.

— За время своего проживания в Раммидже ты усвоила весьма утилитарный подход к университетам, — сказал профессор Пенроуз. Робин знала, что он один из немногих, кто использует слово «проживание» в непринужденной беседе. Отвечать Робин не стала. Она прекрасно понимала, что пользуется аргументами Вика Уилкокса, но упоминать о нем при родителях не собиралась.

Когда мать и дочь мыли посуду, миссис Пенроуз спросила, не собирается ли Робин пригласить на выходные Чарльза.

— Мы с ним сейчас не встречаемся, — ответила Робин.

— Как, опять все кончилось?

— Что кончилось?

— Ты знаешь о чем я, дорогая.

— А ничего и не начиналось, мамочка, если ты говоришь с бракосочетании и семейной жизни.

— Не понимаю я вас, молодежь, — скорбно вздохнула миссис Пенроуз. — Чарльз такой милый молодой человек, и у вас так много общего.

— Пожалуй, слишком много, — сказала Робин.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю, — ответила Робин, которая говорила, не обдумывая своих слов. — Это немножко скучно, когда два человека согласны друг с другом абсолютно во всем.

— Бэзил привозил к нам совершенно неподходящую девицу, — вспомнила миссис Пенроуз. — Надеюсь, он не собирается на ней жениться.

— Дебби? Когда это было?

— Как-то в феврале. Ты ее тоже видела?

— Да. По-моему, у них все кончилось, пользуясь твоим выражением.

— Слава Богу! Она чудовищная простушка.

Робин тайком улыбнулась.

Сам Бэзил подтвердил догадки Робин, когда приехал на Пасху. Он шумно восторгался собой, потому что перешел на работу в Японский банк в Сити с огромным повышением зарплаты.

— Нет, с Дебби я больше не встречаюсь, — сказал он, — ни в жизни, ни по работе. А Чарльз?

— Не знаю, — пожала плечами Робин. — Я сейчас вне пределов досягаемости, пытаюсь закончить книгу.

— Что за книга?