Ханты, или Звезда Утренней Зари - Страница 29
— Может быть, ему крепкая вера помогла, — проговорил Демьян. — Не ученая, конечно, а простая…
— Вот об ученой вере, — заговорила девушка. — Почему вы не доучились?
— Не знаю… — признался Демьян. — Как-то не до учебы было. В сорок втором мое учение кончилось.
Отец и братья ушли на фронт. Мать посадила его гребцом на нос лодки — ездила так на рыбалку. А зимой взяла его погонщиком оленей, когда стала водить аргиши с рыбой в районный центр. Все же помощник. Он мог бы, конечно, учиться — никто не принуждал работать. Но он видел, как тяжело матери без него. Только по прошествии лет он понял, что матери тяжело было, быть может, не столько физически, сколько от одиночества, от потери самых близких людей. И последний сын своим присутствием облегчал ее душевные и физические муки, помог выдержать тяжесть военных лет.
К концу войны он уже самостоятельно выезжал на рыбалку и охоту. Какая тут учеба, побыстрей бы до победы!
— Другие же учились? — спрашивала девушка.
— Кто учился, кто работал. По-разному все было…
Он призадумался, потом улыбнулся грустно, сказал:
— И грех смеяться, и смешно. В школе-то, в интернате одежда на нас просто горела. А материи-то, видно, не привозили — время военное. Так нам сшили штанишки из занавесок оконных. Белые занавески были, тоненькие такие. Ну, кто их пораньше получил, кто попозже. Кто как без штанов оставался — получал их. Вот первых белоштанников мы стали дразнить «белогвардейцами». И даже стали поколачивать их как следует… А потом и я стал белоштанником, побывал в шкуре «белогвардейца»…
Он помолчал немного, потом взглянул на девушку и вспомнил начало разговора.
— Учение мимо меня прошло, — сказал он. — Если бы я постиг ученую веру, тогда бы, может быть, о боге сказал бы по-другому, по-ученому, что ли…
— Богу мы, конечно, дали большую поблажку, — сказала девушка. — Мы же комсомольцы…
— Не все комсомольцы ученые, — возразил Демьян. — Значит, неученым комсомольцам нужна простая вера.
— Если бы наши комсомольцы в поселке услышали сейчас наши разговоры о боге, крепко бы нам досталось вместе с богом! — засмеялась девушка. — Вздернули бы на одной веревке!..
— Так и вздернули бы?.. — пробормотал Демьян и, взглянув на смеющиеся золотисто-зеленые глаза девушки, сам засмеялся и сказал: — Наверное, приятно висеть на одной веревке… с такой девушкой!
— А как повисишь — так больше не захочешь! — сквозь смех ответила она.
— Ну, один раз в жизни все можно… — многозначительно сказал он.
— Так второго-то раза ведь не будет! — смеялась она. — Второй-то жизни!..
— Ну и что, — невозмутимо проговорил он. — Одной жизни должно хватить!.. К чему вторая-то?
День клонился к вечеру, хотя это было не так просто уловить — все небо затянуто облаками. Но Демьян знал, что перед закатом дождь прекратится ненадолго: можно съездить за карасями в глухое лесное озерко невдалеке от стоянки. Совсем без дела он не мог сидеть.
Когда дождь начал утихать, он взял топор и нарубил дров. В такую погоду всегда должен быть запас. Потом объяснил девушке, как нужно поддерживать огонь, и, сказав, что скоро вернется, поехал ловить карасей. Но караси попадались плохо — то ли из-за непогоды они «спали в иле», то ли кончалось время икромета, и они не ходили, то ли сетешка его вконец обветшала.
Ему хотелось порадовать девушку крупными золотисто-оранжевыми карасями — одно загляденье! Поднимешь — словно солнце в руки взял! Так и горит, так и сверкает! Вот это царь-карась! Но такие не попадались. Поймал карасишек мелких и бледных. Вот и задержался допоздна. Все надеялся, что забредет в сеть чудо-карась.
К ночи еще плотнее сдвинулись тучи, и в лесу стало сумрачнее.
Подплывая к стану, Демьян в тусклом отсвете костра увидел встревоженную тень девушки. Она была явно чем-то обеспокоена. И когда он подошел к навесу, она схватила его за руку и почти шепотом сказала:
— Дема, там кто-то ходит!
— Кто же там ходит? — громко спросил он.
— Не знаю, — полушепотом ответила она.
— Видела?
— Нет, только слышала! — Она показала в глубину леса. — Кто-то там деревья и ветви ломает!
— Да к костру не подойдет, — успокоил ее Демьян. — Зверь, наверное, какой-нибудь ходит.
— Какой зверь? — быстро спросила она.
— Кто знает: может, заяц. Может, лиса.
— Нет, большой зверь шумно ходит!
— Наверное, лось, — согласился Демьян. — Он тяжело ходит иной раз…
— А я так напугалась! — призналась девушка. — Подумала: а вдруг к костру подойдет! Что бы я стала делать?
Тут в чаще послышался неясный говор: будто два человека, невнятно бормоча, о чем-то спорили между собой. Бормотание прервалось так же неожиданно, как и возникло.
— Люди?! — прошептала девушка и шагнула к Демьяну. — Откуда они взялись?!
Голос ее дрогнул.
Демьян повернул лицо в сторону чащи. Тут послышалось тявканье собаки, приглушенное расстоянием и низкими тучами.
— Понятно, кто к нам пожаловал, — проговорил Демьян, подкладывая дрова на огонь.
— Кто?!
— Старый пакостник филин…
— Филин?! — недоверчиво переспросила девушка.
— Да он иногда такое вытворяет — волосы дыбом встанут! — засмеялся Демьян. — Это он так развлекается, пугает людей. Особенно весной, когда настроение у него хорошее. Мастак он на всякие штуки…
— Уф-ф! — вздохнула и засмеялась девушка. — А ведь и вправду мурашки по коже бегут! И не подумаешь — филин!
Демьян повернулся в сторону филина и крикнул:
— Ты, старый разбойник! — и добавил еще несколько слов на родном языке.
— Что ты ему сказал? — спросила девушка.
— Что мы не боимся его и чтобы он шел по своим делам!
— И все?
— Еще сказал ему, если в покое нас не оставит, я возьму ружье и так напугаю его, что он дорогу домой не найдет…
— Ружья-то у нас нет! — улыбнулась девушка. — Чем его напугаешь!
— Я ему так уверенно сказал, что он поверил про ружье.
— Он понимает человеческий язык?
— Все лесные звери-птицы понимают человека. Ну, которые, может, не очень понимают, но все равно чувствуют по голосу, о чем их просит человек.
— А одному в тайге не страшно? Останавливаться, ночевать?..
— Тут главное — в сердце нельзя пускать страх, — отвечал Демьян. — Коль пустил в сердце страх — так и филин напугает, и сова прилетит — потешится, и заяц покажется медведем. Такое вот дело…
— Как удержать страх, если он живет в человеке?
— Нет, сердце человека чистое, — возразил Демьян. — Страх приходит со стороны. И все плохое приходит в сердце человека со стороны.
— Со стороны, значит? А человек — ангел? Так, что ли?
— Так, так, — кивнул он. — Ведь в сердце младенца нет страха и жестокости. Все приходит потом, от других людей, от плохой жизни…
— А с таежным страхом как быть?
— Тут все просто. Тут вот какое дело надо знать. В тайге все звери-птицы уважают человека, уступают ему дорогу. Стало быть, человеку совсем нечего бояться. Разве что по глупости пустит в сердце пустой страх…
— А медведь? По-моему, его все побаиваются.
— Да про него много говорят. А так зверь как зверь, со своими повадками.
— Пугают людей? Пустые страхи, считаешь?
— Можно так сказать… — в раздумье проговорил Демьян. — Вот в войну был один случай… А так наша Река не помнит ни одного смертного греха за медведем. И старики не слыхали от своих предков ничего подобного. Во всяком случае, за последние сто с лишним лет…
— Расскажи, интересно ведь, — попросила девушка.
— Потом как-нибудь, — уклонился он. — Дорога длинная, успею еще… А на сегодня филина достаточно, — усмехнулся он и, глянув в сторону чащи, добавил: — Видно, полетел по своим делам — не слышно теперь его.
— А ведь и вправду, будто послушался нас! — удивилась девушка.
— Он понял, что мы не боимся его. Не испугались. А коль пугать некого — так зачем зря шуметь. Разумная, однако, птица…
Оба замолчали. Демьян покуривал трубку. Девушка задумчиво смотрела на языки пламени.