Футуриф. Токсичная честность (СИ) - Страница 181

— Блин… — снова сказала хирург, — …Надо будет посмотреть, как он там. Кстати, я уже полгода стесняюсь у него спросить: почему такое прозвище?

— Так ведь он из Сингапура, а Лакса, это фирменный этнически-сингапурский суп.

— Ну и что? По такой линейной логике у всех иберов, включая меня, было бы прозвище Паэлья, а у всех германцев, включая тебя, было бы прозвище Айнтопф.

— Так ведь Рита, дело в том, что Джимми сочинил песню про суп лакса.

— Песню про суп? — удивилась она.

— Да. Такая забойная песня-рецепт… Сейчас я попробую воспроизвести…

Бывший пилот Люфтваффе сосредоточился, и, отбивая ритм хлопками ладоней, слегка смещенным в басовую сторону драматическим тоном, пропел:

«In the oil put ginger, garlic and chilli! And a little fry.

Add the onion, mushrooms and shrimp! And a little fry.

Wow! It’s Laksa! Best in the World soup Laksa!

Add soy, oyster sauce and lemon! Bring to a boil.

Add coconut milk and mix all it! Bring to a boil.

Wow! It’s Laksa! Best in the World soup Laksa!»

Рита Слешер снова улыбнулась, и тоже хлопками воспроизвела этот ритм.

— Классно! Мне понравилось! Похоже на классический американский кантри! А он что-нибудь еще сочинил?

— Да. У Джимми это хобби. Знаешь, он мечтает встретиться со Сваном Хирдом.

— Сван Хирд? — переспросила Рита, — Это голландец, автор стиля «Гало-рок»?

— Точно, — подтвердил Людвиг, — и я надеюсь, мы устроим такую встречу. Все было бы проще, если бы Джимми не влип с тяжелой электротравмой, но и так можно решить.

— В смысле, — предположила она, — подтянуть Хирда сюда?

— Точно, — снова сказал пилот, — демонстрационный полет на фэйк-астростате…

— Людвиг, если бы я знала, что такое астростат, и чем отличается фэйк-астростат!

— Ты не в курсе этой темы? — удивился пилот, — Тогда, слушай. 20 декабря из Абу-Даби стартует на юг к Сейшелам фэйковая летающая сфера — дирижабль апокалипсиса…

— А всем можно послушать? — осведомился хрипловатый молодой женский голос.

Рита Слэшер повернулась и окинула взглядом присоединившуюся (или, если точнее — подкравшуюся) компанию из четырех персон.

— Режим нарушаем? Безобразие, блин!

— Ну, реально, надоело торчать в четырех стен, — прохрипела Фируз Нургази, одетая в шерстяной плед и в страховочную маску-респиратор, — не так плохо я себя чувствую.

— Я тоже, — добавила Иао Софале, также экипированная спецодеждой — снежно-белыми шортиками с алой надписью «proof antiseptic».

— А, я — объявил Элам Шаман, — хочу, чисто эмоционально, чтобы наш сын в первый же самостоятельно-жизненный день увидел наше солнце и наш океан!

— У… уф, — с глубоким сомнением в голосе отозвалась Рита, рассматривая крошечного голенького оливковокожего младенца, находящегося на руках у Шамана, — Лучше бы осторожнее обращаться с киндером. У него же масса меньше рекомендуемой, а значит, существует риск быстрого переохлаждения.

— Рита, — возразила Иао, — мой мальчишка весит пять фунтов. Понятно, что меньше, чем рекомендуемые семь фунтов, но гораздо больше, чем критические три фунта. Если мы рассчитаем тепловые потери с учетом текущей температуры воздуха 28 Цельсия…

— Понятно, — перебила хирург, — ты, как всегда, самая умная. Наверное, когда ты утром выныривала с 10 метров с одной ДКО, тоже что-то рассчитывала. Так что слушай меня внимательно: при таких экспериментах, на киндере должны быть две термопары…

— …Я приклеил шесть термопар, — мгновенно ответил Элам Шаман, и повернул к Рите включенный палмтоп, — гляди, все температуры выведены на виртуальные шкалы. Мы советовались с ординаторами перед тем, как тащить мелкого на открытый воздух. Нам разрешили четверть часа. И мы ни минуты больше не проторчим тут.

— Еще бы они тебе не разрешили, — проворчала Рита, — при твоем-то авторитете весом в миллион тонн.

— Я не давил авторитетом, — возразил он.

— И-и! — еле слышно пискнул младенец.

— Ого! — Рита изумленно моргнула, — Он даже пищит?

— Да! — с вызовом подтвердила Иао Софале, забирая ребенка у Элама, — А ты, Рита, что, думала, будто мой мальчишка даже пищать не умеет? Еще как умеет! Ну, давайте уже переключимся. Людвиг начинал рассказывать про фэйковый астростат, правда?

— Давайте, — согласилась хирург.

— Так вот, — продолжил бывший пилот Люфтваффе, — 20 декабря из Абу-Даби…

Город — столица эмирата, распухшего от нефтедолларов, неубедительная подделка под продвинутый модерн, проваливалась вниз, растворяясь в ландшафте: с запада — желто-серая однообразная пустыня, а с востока — синева Персидского залива. Объективно, Аравийский полуостров никуда не проваливался, а наоборот, наблюдатели взлетали в выцветшее небо пустыни. Три наблюдателя — экипаж 20-метрового дирижабля-сферы (построенного исходно для рекламы «Пиццы — Сорренто», а сегодня изображающего прототип астростата — спасательной яхты апокалипсиса) счастливо покидал эмират.

— Слава Одину! — с чувством произнес Сван Хирд, — Ноги моей больше не будет в этом чучеле Манхэттена по-арабски. Вообще, на фиг, одного дня хватило до тошноты.

— Дерьмо изрядное, — согласилась Елена Оффенбах, — но я видала и похуже.

— А по-моему, — заявила Жозефина Тиктаалаак, сидевшая за пультом «на мостике», — не проблема научиться спокойно воспринимать эти эмираты.

— Тиктак, ты шутишь? — удивился гало-рок музыкант.

— Ни фига, — ответила гренландская эскимоска, — я придумала надежный метод. Вот, ты смотрел старый кино-сериал «Планета обезьян»?

— Смотрел. Мне не понравилось. Там все надумано. Не катит за научную фантастику.

— Да, — согласилась Тиктак, — за НФ это не катит, но мысль интересная: если ты попал в регион, где вместо людей — обезьяны, то надо помнить, что это обезьяны, а не люди.

— И что? — спросила Елена.

— И психологически так лучше, вот что! Ведь тебя же не напрягает, когда ты гуляешь в зоопарке, а вокруг, в основном, фауна, потому что это место для фауны. Ну, как?

Елена негромко хмыкнула, обдумывая этот прикладной психологический концепт.

— Знаешь, Тиктак, идея, конечно интересная. Но уж слишком расистская.

— Исламисты это не раса, а религия, — заметила Тиктак.

— Да, — сказала Елена, — но в твоей идее исламизм это раса, даже вид, что неправильно.

— Ну, и что? Это инженерное упрощение. В технических задачах так всегда делают.

— Верно, Тиктак. Это с одной стороны. А с другой стороны, я несколько раз видела, как применяют инженерные упрощения к людям, и это чертовски хреново выглядело.

— Понимаю, — эскимоска-пилот вздохнула, — ты ведь была полисменом-миротворцем.

— Да. Я там насмотрелась дерьма, поэтому с осторожностью отношусь к таким вещам.

— Я понимаю, Елена. Это как у меня после случая с заклинившим элероном. Авария не случилось, я успела справиться с проблемой. Но я тогда сдрейфила, и с тех пор всегда трижды проверяю механизацию плоскостей. У тебя что-то вроде того, верно?

— Да, Тиктак. Вроде того, но только с той разницей, что я каждый раз не справлялась с проблемой, и происходила авария. Миротворчество, по сути, такая херня. Ну, ладно, я сползла куда-то. А у нас интересный круиз, классная компания, давайте веселиться!

— Вот! — поддержал Сван Хирд, — Слава Одину! Наконец-то прозвучала умная мысль! Я мгновенно хватаю эту мысль за хвост и говорю: Эй, девчонки, хотите получить самый вкусный обед в истории воздухоплавания?

— А не рано для обеда? — спросила Елена.

— Так, я же еще не приготовил! Ты думаешь, это тяп-ляп и все? Это тебе не бомж-пакет наподобие «Uncle Ben’s» залить кипятком, сожрать, и ждать, когда заболит брюхо! А, согласно исследованиям ученых-биологов, брюхо от всякого такого дерьма быстрого приготовления непременно заболит, если не с первого раза, так с пятого. Так вот: я не позволю таким чудесным девушкам так жутко питаться! Я приготовлю свежего тунца методом, придуманным викингами для торжеств в морском набеге!