Фата-Моргана 7 (Фантастические рассказы и повести) - Страница 49

Исход из космоса был подобен исходу из невиданного прекрасного храма, а Марс ощущался дорожкой в церковном дворе через пять минут после того, как ты по-настоящему познал любовь к Богу.

Священники робко вышли из ракеты, окутанной клубами пара, и преклонили колена на песках Марса. Отец Перигрин вознес благодарственную молитву:

— Господи, благодарим Тебя за путешествие в Твоих пространствах. Мы достигли новой земли, Господи. И нам нужны новые глаза… И новые уши, дабы услышать новые звуки. Мы найдем здесь новые грехи и просим Тебя даровать нам новые сердца — лучше, крепче и чище наших. Аминь…

Все восстали с колен.

Марс походил на океан, в глубинах которого, отыскивая следы жизни, пробивается субмарина. Это была область неведомого греха. О, как они должны быть осторожны — ведь каждый шаг, каждый вздох и каждая мысль могли оказаться греховными в новой стихии!

Священников встречал мэр Фесттауна, первого марсианского города.

— Чем я могу помочь вам, отец Перигрин? — спросил он, протягивая руку.

— Я должен побольше узнать о марсианах; это нужно для строительства собора. Если они десяти футов роста, мы сделаем большие двери. Если у них голубая, зеленая или красная кожа, мы перекрасим фигуры в витражах. Если они слишком тяжелы, мы сделаем для них крепкие скамьи.

— Думаю, марсиане не доставят вам особенных хлопот, святой отец, — ответил мэр. — Они делятся на расы. Одна из них вымерла почти целиком, а немногие уцелевшие скрываются от нас. Что до второй расы… они совсем не похожи на людей.

— Вот как! — Сердце отца Перигрина забилось сильнее.

— Это светящиеся шары, святой отец, и живут они вон в тех горах. Никто не знает, люди они или животные, но мне приходилось слышать, что они способны к осмысленным действиям. — Мэр пожал плечами. — Конечно, поскольку они не люди, вы не будете опекать их…

— Напротив, — быстро возразил отец Перигрин. — Вы сказали, они способны действовать осмысленно?

— Рассказывают, что один геолог сломал в горах ногу и наверняка бы погиб, если бы не голубые шары. Они приблизились к нему, он потерял сознание и очнулся уже на шоссе. Никто не понимает, как он попал туда.

— Пьян был, — сказал отец Стоун.

— Так рассказывают, — ответил мэр. — Словом, отец Перигрин, эти шары — практически единственные марсиане. Мне кажется, вам лучше обосноваться в Фесттауне. Марс только что открыт; это фронтир, какими когда-то были Дальний Запад и Аляска. Люди сюда валом валят — в одном только Фесттауне две тысячи мрачных ирландских механиков, землекопов и поденщиков. И все они нуждаются в спасении души: с ними прилетело слишком много порочных женщин, а здесь осталось слишком много марсианского вина тысячелетней давности…

Отец Перигрин неотрывно смотрел на голубые предгорья.

Отец Стоун тихо покашлял.

— Что скажете, святой отец?

Отец Перигрин не слышал его.

— Голубые пламенные шары, вы говорите?

— Да, святой отец.

Отец Перигрин перевел дух.

— Голубые шарики, — покачал головой отец Стоун. — Цирк какой-то!

Отец Перигрин тайком пощупал бешеный пульс. Перед ним лежал маленький пограничный городок с обычными своими грехами, а поодаль вздымались древние горы с грехами древними и, может быть, непостижимыми.

— Мистер мэр, могут ваши мрачные землекопы лишний день пожариться в адском пламени?

— Могут, если почаще поливать их соусом.

— В таком случае, мы отправимся туда, — отец Перигрин указал на горы.

Священники заворчали.

— Пойти в город было бы слишком просто, — объяснил отец Перигрин. — Мне кажется, что если бы Господь пришел сюда и люди сказали бы ему: «Вот проторенная тропа», он ответил бы: «Покажите мне сорную траву; я проторю тропу через нее».

— Но…

— Подумайте, отец Стоун, разве не будет вас тяготить сознание, что мы пренебрегли некими грешниками и не простерли над ними длани свои?

— Но огненные шары!..

— А чем они хуже нас? Мне кажется, что поначалу человек казался смешным всем прочим тварям. Он был невзрачен, но у него была бессмертная душа. И мы обязаны считать, что и эти пламенные шары обладают душами, доколе не докажем обратного.

— Хорошо, — согласился мэр. — Но помните — город ждет вас.

— В свое время. Сначала позавтракаем. Потом мы с отцом Стоуном отправимся в горы. Я не хочу пугать этих огненных марсиан ни толпой, ни машинами. Завтрак готов?

Трапеза прошла в молчании.

День уже клонился к вечеру, когда отец Стоун и отец Перигрин пришли в горы. Они сели на камень, расслабились и ждали. Марсиан не было, и священники чувствовали смутное разочарование.

— Как вы думаете, — сказал отец Перигрин, отирая лицо, — если мы их позовем, они отзовутся?

— Вы когда-нибудь бываете серьезным, отец Перигрин?

— Нет, поскольку верую в Бога, а Бог несерьезен. И не смотрите на меня с таким возмущением. Мы ведь знаем о Боге лишь то, что Он есть любовь. А ведь любовь немыслима без чувства юмора. Если вы любите кого-то, то должны, в любом случае, терпеть его рядом, а это, в свою очередь, подразумевает, что вы будете хоть изредка ему улыбаться. Разве нет? Мы с вами — маленькие потешные зверьки, роющиеся в земной грязи, а Бог должен любить всех нас. Таким образом, мы апеллируем к Его чувству юмора.

— Я никогда не думал о Боге так, — сказал отец Стоун.

— Он создал носатую обезьяну, страуса и человека. Теперь вы меня понимаете? — улыбнулся отец Перигрин.

И тут из-за сумеречных холмов явились марсиане, словно ряд голубых фонарей.

Отец Стоун увидел их первым.

— Смотрите! — воскликнул он.

Отец Перигрин обернулся, и улыбка застыла у него на губах.

Среди мерцающих звезд трепетали пламенные голубые шары.

— Это чудовища! — отец Стоун даже подпрыгнул.

— Постойте! — придержал его отец Перигрин.

— Вернемся в город!

— Нет. Смотрите и слушайте, — велел отец Перигрин.

— Я их боюсь!

— Не бойтесь. Они — божьи создания.

— Дьявольские!

— Успокойтесь, — вдруг улыбнулся отец Перигрин, и они замолчали, а пламенные шары, приблизившись, осветили их лица нежным голубым светом.

Отец Перигрин вздрогнул — он снова вспомнил вечер Четвертого июля, снова почувствовал себя мальчишкой, как в тот День Независимости, когда среди звездной россыпи взрывалось небо и от грома дрожали оконные стекла, словно лед в тысяче бокалов. Ночь озарялась разноцветными огнями, а дяди, тети, двоюродные братья и сестры всякий раз вскрикивали «Ах!» И были Огненные Шары в больших и мягких дедушкиных ладонях. Как хорошо они запомнились! Шуршащие папиросной бумагой, словно крылья майского жука, они лежали в своих коробках, дожидаясь дня торжеств и фейерверков, когда их достанут и осторожно расправят. Синие, белые, красные всех цветов родного флага — Огненные Шары! Словно в тумане плыли перед ним дорогие лица родственников, давно умерших, давно покоящихся под мшистым покрывалом. Дедушка зажигает тонкую свечку, шары наполняются горячим воздухом, обретая форму, наполняются светом… И вот — чудесное видение — дедушка разводит ладони, и они улетают до следующего года, до следующего Дня Независимости, следующего прекрасного воскрешения. Они поднимаются выше и выше, летят сквозь жаркие созвездия летней ночи, отражаются в широко распахнутых глазах, плывут вглубь Иллинойса над ночными реками и сонными особняками, уменьшаются, улетают…

Отец Перигрин почувствовал, как к глазам его подступают слезы. Над ним Огненными Шарами реяли марсиане. На мгновение ему показалось, что дедушка воскрес и стоит рядом.

Но это был отец Стоун.

— Ради Бога, святой отец, идемте отсюда, — говорил он.

— Я должен говорить с ними. — Отец Перигрин подался вперед, еще не зная, что скажет через минуту. Вспомнилось, как он шептал Огненным Шарам: «Вы прекрасны, вы прекрасны», но сейчас этого было мало. Он еле поднял отяжелевшие руки и выдохнул слово, которое еще в детстве хотел прокричать Огненным Шарам:

— Здравствуйте…

А шары все плыли на фоне ночи, словно отраженные в темном зеркале — неподвижные, сверхъестественные, вечные.