Фантасофия. Выпуск 5. Фэнтези и Магический реализм - Страница 4

Покачали головой работяги, вслух же ничего не сказали. Еще раз поблагодарили своих вызволенцев и осторожно тронулись с места.

– Ну, повезло нам, – все повторял Раис, – слушай, просто сказочно подфартило.

– Еще как подфартило, – согласился напарник.

И когда удалялись от злополучного места, послышался Раису бесовский хохот, от которого ледяной волной пробежал мороз по коже. Подумалось, что никак угомониться не хочет нечистый дух, мало ему злой шутки, что сыграл с путниками. Посмотрел в окно кабины, а там вдоль края леса металась стая оголтелых ворон в погоне за той лисой, которую они спасли. Лишь усилием воли Раис отогнал наваждение.

Посыпал мелкий снежок. По дорожному полотну белыми змейками вилась поземка. Впереди их ждала работа. Там товарищи, смех и серьезный мужской труд. Впереди жизнь. И уж точно демонам и бесам там места нет, если только рожденным женщиной.

Зимой мир становился черно-белым. Как старые фильмы. Вокруг стояли серые дома, черные деревья… И лежал белый-белый снег. Такой чужой среди всей этой серости и черноты. Будто он был ненастоящий, будто его только что привезли сюда и высыпали, чтобы поиграть в снежки или в какую-нибудь зимнюю сказку. А еще, когда выглядывало солнце или светили фонари, по снегу рассыпались такие красивые искорки… Они переливались всеми цветами радуги, и на них можно было смотреть бесконечно: маленькие живые огоньки на ненастоящем белом снегу. Если бы не эти искорки, то Аня зиму бы вообще ненавидела. Эти черные деревья и серые дома… А так… Искорки всегда скакали по снегу и подбадривающе ей подмигивали. И Аня, будто кошка за мышкой, следила за их забавной игрой. Волшебные светлячки казались ей даром небес, единственной целью которого было помочь ей пережить очередную холодную зиму до той поры, когда из-под снега покажется потрескавшийся темный асфальт и робко выглянет первая зеленая травка. Тогда снова будет весна, а за ней лето… Весь мир будет играть голубым, зеленым, желтым и красным… И деревья будут стоять не черные, как сейчас, а коричневые или, в крайнем случае, белые, как березы. Они будут носить сначала легкие светло-зеленые сарафаны, потом оденут тяжелые бальные платья, на которых будут такие разные и красивые цветы… Белые, лиловые, розовые…

Но сейчас стояла зима. Еще целый месяц разнообразить мир будут только эти волшебные веселые искорки, которые сверкают на снегу, как бриллианты в платиновой оправе или как роса на майских ландышах. Хотя нет, это не то. Бриллианты или росу можно потрогать, а попробуй поймать искорку… зачерпнешь только пригоршню холодного снега. Аня знала это совершенно точно. Когда-то давно она пробовала ловить этих хитрых волшебных светлячков, но они почему-то желали жить только на снегу и никак не хотели переезжать к ней домой. Иногда ей было из-за этого грустно. Но стоило выглянуть в окно, и все проходило. Ведь мир вокруг сверкал всеми цветами радуги. Если бы еще под этой радугой не было видно такого холодного снега и черных деревьев… если бы не надо было носить эту неудобную тяжелую шубу… если бы грело солнышко… Аня задумалась. А когда пришла домой, то вытащила из ящика цветные карандаши и листок бумаги. И принялась рисовать деревья, на которых жили искорки. И небо, в котором светило яркое и теплое солнце. И еще птиц. Тех самых синиц, которые так мерзли сейчас с другой стороны подоконника. Время от времени она подходила к окну и сверяла нарисованных светлячков с настоящими. Долго, вдумчиво и не спеша… Бумага постепенно покрывалась цветным графитом, на ней вырастали цветы, прыгал заяц, падали с веток абрикосы… И жили точно такие же искорки, как там, за окном. Аня заснула над неоконченным рисунком ровно в девять вечера. Она была уверена, что дорисует его завтра… или послезавтра… или послепослезавтра… или не дорисует вообще… В конце концов, зима тоже не такое уж плохое время года, и она успеет нарисовать еще много чего, после того, как придет завтра с горки. Она снова будет смотреть на такой чистый и белый снег и серые дома… Но они станут куда веселее, ведь их можно будет переселить сюда, на картину, где так тепло и красиво, где светит солнце… Аня улыбнулась во сне. Она чувствовала себя хозяйкой мира. Да и, пожалуй, была ею. Самый главный, самый красивый и любимый человек. Который теперь любил жизнь, а не лето, осень или весну. Маленькая девочка, свернувшаяся калачиком на своей кровати, еще не знала, что сегодня она сделала самое большое открытие в своей жизни. Может быть, когда-нибудь она поймет это. Но это потом, не теперь. Ведь сейчас были более важные дела: ей было пять лет, и завтра ее ждала горка.

Когда-то, очень давно, наша жизнь была похожа на сказку… Когда за окном медленно опускались на землю белые хлопья снега, а я сидела перед камином, огонь которого, отражаясь в хрустальной люстре, разбегался по комнате разноцветными бликами, и читала книжку. Временами смеялась, порой смахивала слезы. Но в любой момент знала, что где-то далеко ты помнишь обо мне, что ты вернешься, и все будет по-прежнему: волшебно и весело. А ты, ворочаясь на кровати в другом конце света, засыпал, зная, что я жду, что, когда ты однажды постучишь в мою дверь, я оторву глаза от книги и пойду открывать, не надеясь увидеть тебя так рано… Потом мы будем праздновать твое возвращение: в камине будут потрескивать дрова, а на столе гореть свечи, две табуретки за маленьким круглым столом без скатерти заменят нам пышные венские стулья, и простая яичница будет вкуснее омаров. И мы будем смотреть друг другу в глаза, не тратя силы на пустые слова, потому что нельзя высказать словами боль расставания и радость встречи, объяснить сотни чувств и подарить то единственное, которое по-настоящему нужно. Вместо нас говорить будет огонь в камине, оставшемся в моем доме с каких-то древних времен, будут синхронно мигать две свечи на столе и раз за разом у меня будет подгорать яичница, которую я так и не научилась готовить… Чуть позже, мы обнявшись будем стоять у окна и смотреть, как устилает уставшую землю снег, как медленно кружатся крупные белые хлопья, выделяясь в свете фонарей на черном низком небе. Сверху нам будет подмигивать сквозь облака луна и напоминать о полустершихся в памяти есенинских строках… И только где-то под утро мы уснем, прижавшись друг к другу, чтобы больше никогда не расставаться…

Когда-то мы верили в это, и тогда наша жизнь была похожа на сказку…

Но жизни безразлична наша вера. Давным-давно погас огонь в камине моего дома. Да и самого дома нету уже много долгих лет моего одиночества. В каком-то далеком шкафу еще пылятся свечи, но в каком – мне уже не вспомнить. Разбили такую волшебную хрустальную люстру, и вместо нее в большой комнате моей квартиры висит сверхмодный стеклянный плафон… И жуть современные стулья заменяют мне старые деревянные табуреты, а на большой стол с прозрачной столешницей нельзя ставить древний железный подсвечник. От пластиковых окон не дует, и я совсем забыла, как скрипят растрескавшиеся от времени деревянные рамы, и так далеко до неба, что совсем не хочется смотреть в окно, за которым, как на картине стиля «модерн», видны лишь коробки высоких домов да светлые пятна ядовито-ярких фонарей. Окно, за которым никогда не идет снег и никогда не видна луна, потому что плотные облака смога ни за что не пропустят этих светлых вестников моей прошлой жизни. Жизни, в которой ты когда-то не вернулся с войны. Жизни, в которой мне стал вдруг не нужен огонь в камине и теплые, будто живые, деревянные стулья, в которой разрушили ставший мне безразличным дом. Жизни, в которой некого стало ждать. И появились гиганты из стекла и бетона, появилась мгновенная связь, и книги были забыты, погребены под грузом кино и компьютеров. Люди забыли, что значит живой огонь, что мебель должна быть из дерева, что писать надо на бумаге и что любить надо сердцем. Об этом забыли все и не помню я, не помню, когда утром меня будит электрический будильник, когда днем я болтаю с людьми во всемирной Сети, когда вечером пью кофе, приготовленный на электроплите… и только ночью, прижав к сердцу единственную в доме фотографию и сунув под подушку последнюю уцелевшую книгу, я захлебываюсь слезами, потому что ни война, ни прошедшие годы не смогли вытравить из моей души сказку, которая когда-то была жизнью…