Дальнейшие похождения царевича Нараваханадатты - Страница 74

Как Шрутадхи посоветовал, так Мриганкадатта и сделал — он и его министры вскочили на коней, и тайно под покровом ночи отправились в Удджайини, и проникли в город, в котором оставались только спящие женщины, дети да лишь немногие стражники, спавшие у ворот. По указанным Шрутадхи приметам нашел он святилище Гаури, стоявшее в просторном саду, называвшемся Пушпакаранда, и озаренное лучами месяца только что украсившего собой лик Востока. А там в это время среди спящих подруг, утомленных службой, сидела Шашанкавати, к которой сон не шел, и раздумывала: «Вот ради меня цари, и царские дети, и многие герои с обеих сторон день за днем друг друга убивают. А ведь царевич, из-за меня затеявший эту войну, когда-то предназначен мне в мужья самой Амбикой, явившейся мне во сне. И бог любви, непрерывным потоком стрел без промаха рассекающий мое сердце, отдал его царевичу. Почему же батюшка меня, несчастную, не отдаст Мриганкадатте? Из-за прежней вражды, из-за гордости или, как я сегодня слышала, из-за неудачного послания? Ежели судьба отвернулась от меня, то что толку в предсказании, богини, услышанном мною во сне?! Вижу я, что никак не достичь мне возлюбленного. Ах, почему не покончить с собой, пока не пришла мне с поля битвы какая-нибудь недобрая весть о нем или о батюшке!»

И тогда встала она и подошла, горемычная, к дереву ашока, росшему около изваяния Гаури, сделала из своей одежды петлю, — как раз в это время Мриганкадатта с друзьями въехал в сад. Привязали они коней к деревьям и подошли к обители Гаури. И тогда, заметив поблизости царевну, Вималабуддхи прошептал Мриганкадатте: «Взгляни, божественный, здесь какая-то красивая девушка собирается удавиться. Кто бы это мог быть? При этих словах посмотрел царевич и воскликнул: «Ох, уж не Рати ли это? Уж не Счастье ли это в облике красавицы? Или это Канти, супруга Месяца, воплощенное прелестное лунное сияние? Или само веление Камы, гуляющее по земле? Или дева небесная? Но вряд ли — зачем вешаться деве небесной? Постоим пока здесь, может, как-нибудь узнаем, кто она такая?»

Пока стоит он с друзьями, не замеченный ею, горестная Шашанкавати взмолилась богине: «Если не суждено мне в этом рождении, чтобы стал Мриганкадатта моим супругом из-за грехов, совершенных мной в прежних рождениях, то, благостная Гаури, облегчающая страдания несчастных, пусть по милости твоей будет он мне мужем в следующем!» Произнесши такое моление, склонилась царевна перед Гаури и, заливаясь слезами, стала надевать петлю на шею. Но как раз в это время пробудились ее подруги и, не видя ее, встревожились, а заметив ее наконец, кинулись к ней, восклицая:,Ох! Ах! Да что это ты затеяла? Фу! Не стыдно ли тебе за свою опрометчивость?» — сняли с ее шеи петлю. Стоит Шашанкавати, в горе поверженная, и пристыженная, как вдруг раздается божественный голос из святилища Гаури: «Не кручинься, доченька Шашанкавати! Не ложно слово мое, счастливица, слышанное тобою во сне. Вот стоит здесь супруг твой в прежнем рождении — Мриганкадатта. Ступай с ним, и будешь ты вместе с ним наслаждаться всем миром!» Услыхала Шашанкавати эту неожиданную речь, и стала она смущенно осматриваться вокруг. Подошел тут к ней министр Мриганкадатты — Викрамакесарин и, показал рукой на царевича, сказал: «Правду Бхавани тебе сказала, божественная! Вот тот царевич, супруг твой, стоит перед тобой, приведенный к тебе любовью». И когда дошло это до ее ушей, боязливо и кокетливо взглянула она на блистательного возлюбленного, стоявшего среди своих спутников, словно Месяц в окружении созвездий, сошедший с неба светоч красоты, проливающий нектар на глаза смотрящих на него. И тогда она, на теле которой поднялись от восторга волоски, так что казалось, будто торчат это оперенные концы стрел Камы, осыпавших ее, стала недвижной, словно колонна. Подошел к ней Мриганкадатта и, чтобы помочь ей избавиться от стыда, произнес голосом, напоенным медом любви, такие приличествующие слова: «Заставила ты меня покинуть свою страну, царство и родных — издалека, прекрасная, пришел я к тебе, как раб, опутанный цепями твоих добродетелей, а ныне достался мне такой плод моих скитаний в лесу, сна на земле, питания лесными кореньями, нестерпимых ожогов от солнечных лучей и прочих мучений и тягот подвижничества, что в очи мои льется сладость, исходящая от твоей. И если ты любишь меня, газелеокая, то доставь такую же радость глазам жительниц нашего города. Пусть кончится война! Да будет благо воителям обеих сторон! Да будет мое рождение служить благодатной цели и да будет на мне отеческое благословение!»

Лишь только молвил так Мриганкадатта, как тихо проговорила ему в ответ Шашанкавати, опустив очи долу: «Куплена я ценой твоих добродетелей и теперь твоя служанка, так что, благородный, поступай, как сочтешь нужным». Орошенный сладостной и освежающей амритой таких слов Мриганкадатта вознес хвалу богине Гаури и поклонился ей, а затем посадил царевну на коня за собой, а его десять друзей сделали то же самое с ее десятью подругами, и с мечом в руке отправился царевич под покровом ночи обратно вместе с десятью своими друзьями, у каждого из которых был наготове меч. Хотя и заметили тех городские стражники, но остановить не посмели — ибо были подобны они разгневанным рудрам[237]. Покинув пределы Удджайини, устремились они ко двору Маябату, где, как советовал Шрутадхи, следовало поместить Шашанкавати.

Пока перепуганные стражники гадали, кто это да куда они поехали, постепенно по городу Удджайини разнеслась весть, что царевна похищена. Поспешила великая царица послать смотрителя города уведомить о случившемся царя Кармасену. А тем временем в лагерь к Кармасене явился ночью начальник соглядатаев и доложил: «Тайно покинув свое войско, Мриганкадатта с министрами верхом на конях отправились в Удджайини, чтобы похитить Шашанкавати, находившуюся в храме Гаури. Точно я все разузнал, а государю лучше меня ведомо, что дальше делать!» Выслушав его, позвал царь Кармасена военачальника и, сообщив по секрету все, что слышал, повелел ему: «Тотчас же ступай в Удджайини, взяв с собой пятьсот лучших воинов на конях, и убей Мриганкадатту или захвати этого грешника в плен и знай, что я вскоре прибуду сам, оставя здесь войско». Как повелел царь, так и сделал военачальник и, сказав: «Так тому и быть!» — поспешил в ночной тьме к Удджайини, сопровождаемый теми воинами. По дороге встретил он смотрителя города и узнал от него, что похищена царевна какими-то смельчаками и увезена неизвестно куда. Вместе с ним вернулся военачальник и доложил Кармасене о случившемся. Задумался царь и, посчитав это невозможным, спокойно провел ночь, не предпринимая нападения, а Мриганкадатта со всем своим войском и царями во главе с Маябату по совету Шрутадхи провел эту ночь, будучи готов отразить нападение.

А поутру, выяснив, что и как случилось, мудрый царь Кармасена отправил к царям в лагере Мриганкадатты посла, велев ему сказать так: «Обманом похитил Мриганкадатта мою дочь. Пусть так и будет — кто иной, кроме него, достоин быть мужем моей дочери? Но пусть он теперь вместе с вами приедет в мой дом, чтобы мог я, как положено, устроить свадьбу дочери». Так вот царь повелел послу своему передать, и, когда цари вместе с Шрутадхи это выслушали, согласились они с Кармасеной и сказали послу: «Пусть твой повелитель возвращается в свою крепость, а мы доставим туда царевича». Тот же, вернувшись, все точно пересказал Кармасене, и царь вместе со всем войском вернулся в Удджайини, и, убедившись в этом, цари во главе с Маябату и вместе с. Шрутадхи отправились к Мриганкадатте.

Тем временем царевич вместе с Шашанкавати и своими друзьями достигли дворца Маябату, стоявшего в городе Канчанапуре, и там встретили их жены Маябату, как дорогих гостей, и Мриганкадатта, достигший цели, отдохнул вместе с возлюбленной и друзьями,

На другой день прибыл туда Шрутадхи с царями — доблестным предводителем киратов Шактиракшитой и его войском, могучим вождем шабаров царем Маябату, повелителем полчища матангов героем Дургапишачей, и когда они увидели Мриганкадатту и Шашанкавати, неразлучных, как ночь с белым лотосом, возрадовались, и устроили праздник и, после того как воздали ему должное, сообщили о послании Кармасены и о том, что вернулся тот к себе во дворец.