Далека в человечестве. Стихи (1974-1980, 1989) - Страница 5

Созвучья, кладущего водораздел

Супружества и адюльтера.

За другом спешил, с неопознанным злом

Сражался, седеть уже начал,

Когда ж оглянулся, у той под крылом

Был Лондон, и Гринвич маячил.

Не здесь ли извечная наша беда?

Душа всеохватности просит,

И цельного мы сторонимся труда,

Который к блаженству выносит.

20.04.80, 1989

* * *

Наглотались мы сладкого яда.

Ты — наперсница вечности, грусть!

Мне с тобою и счастья не надо:

Все пустое, за что ни возьмусь.

Иллюзорны его оболочки:

Дружба, душ неразрывный союз...

Я не знал, каково в одиночке.

Привыкаю теперь. Перебьюсь.

15.09.78

Есть это и это — и я не знаю, что лучше.

Кто ясен и весел, тот в общем и целом прав.

Идея царит недолго, и мненье — летуче,

Они исчезают, до нитки нас обобрав.

Идея, как женщина, вьёт из нищих верёвки,

И комплексы наши идут по той же статье

Растрат и просчётов. И что возразишь воровке,

Щита не имея в обществе и семье?

Цветок твой прекрасен, да средств я боюсь пахучих.

Я болен сомненьем, а это — скверный недуг.

С проблемой выбора не был знаком поручик,

Умевший с холодным вниманьем смотреть вокруг.

20.06.80

В начале мая весел кочегар.

Сезон идёт к концу. Ему не спится.

Дочитан Кьеркегор. Сползая с нар,

Он падает — и вяло матерится.

Гороховая улица блестит,

Дождём промытая. Неразбериха,

Как конница, в мозгу его летит.

В родильном доме, что напротив, тихо.

Адмиралтейство. Три часа утра.

Светло. Мелькнули белые фуражки,

И женский визг послышался. Ура!

Из стен твердыни выпорхнули пташки.

Фонтан безмолвствует. Задрав штаны,

В нём бродит седовласый алкоголик

И собирает мелочь. Серп луны

Увяз концом в небесных антресолях.

27.07.80, 1989

Там — мы были детьми,

это значит: мы были умней.

Обвиняю в измене

того, кто об этом забыл.

(1964)

Яблоко съедено. Будешь страдать и трудиться

В тундре, а не в палисаднике, вечно один.

Где безмятежность недавняя? Путь твой двоится.

Где тот хитрец, что закапал тебе атропин?

Мысль твоя — точно инфанта без мамок и нянек:

В малом — беспомощна, детски надменна — в большом.

Метафизический — он и обычный изгнанник,

Нет ему пристани в мире огромном, чужом.

Ева покуда с тобой, да глядит виновато.

Не узнаёт — и сама хороша в нищете.

Новая истина — новое иго... Утрата

Явственно сознана. Те же мы с ней, да не те.

Чем мы с ней только не тешились? Горя не знали!

Славили боль, человечеству лавры плели,

С Марком Аврелием плакали, с графом пахали —

Больше ни влаги, ни пахотной нет нам земли.

Краток наш сумрак, преступно соприкосновенье,

Афористичен сожительства терпкий язык.

Вот твоё имя, мой разум померкший: мгновенье.

Вот твоя сущность, планида моя: черновик.

12.01.80, 1989

Лишь больные и дети ведут дневники —

Что же долее медлить? Начнём.

Твой мерцательный пульс — аритмия строки —

Намечается в небе ночном.

Жизнь была бы прекрасна, но ты — мой кошмар:

Ты и радость, и мука моя.

Говорят, за тобою ухаживать — дар:

Кто, бездарный, несчастлив, как я?

Тот, чьей тенью я в этих пространствах ведом,

Был, как я, идеала должник,

Совершенства искал, изводился стыдом

И под гнётом соблазнов поник.

Резонёрством не спасся, и нам не спастись —

Ну, а всё же?.. кто знает! а вдруг

Дневниковая исповедь, твой фронтиспис,

Облегчит застарелый недуг?

Невозможно мне было, пока ты слаба,

Не отдаться капризам твоим, —

Но целительным свойством известны слова,

И душа моя тянется к ним.

Слово властвует: зависть, распущенность, злость

Разрушительных сил лишены.

Выздоравливай, деточка. Средство нашлось.

Мы друг другу почти не нужны.

27.08.79, 1989

Память мудра: на кошмары наложен запрет,

Но не всесильна: оставлен простор укоризне.

Бедная девочка! Если назад посмотреть,

Сколько мы с нею наделали дел в этой жизни...

Стоило души нам терпким стыдом напоить

И поумнеть, как последняя гавань маячит.

Если, как ленту, всю жизнь просмотреть предстоит, —

В этом и казнь. Непомерней не мог Он назначить.

29.11.80

Пари, мой гений, гальциона —

Над гладью меркнущей реки,

Под синей твердью небосклона,

Ухмылкам черни вопреки.

Твои крыла в лазури тонут,

На них Создатель славу льёт,

Людскою низостью не тронут

Твой ослепительный полёт.

Пока твоё круженье длится,

Вся жизнь — сплошное торжество.

Пари, чтоб смыслом поделиться,

Со мной, теряющим его.

9.08.79

* * *

Зима наступает, Вивальди спешит

В притихшие наши сады.

Лист, ветхий как марля, уже не шуршит,

Осунулись неба черты.

Не этим ли утром петунья цвела,

Лобелия и ноготки,

В головку цветка проникала пчела,

И чайки паслись у реки?

Должно быть, мы долго бродили с тобой:

Свинцовою сделалась синь,

Приблизились скрипки, померкнул гобой,

И ясно звучит клавесин.

20.07.80

1

Мальчик о счастьи писал.

Тему он знал безупречно.

Кто его труд направлял?

Дух, пребывающий вечно?

Счастье — особый предмет.

Тот, кто несчастлив, не знает,

Чей гипнотический свет

Волю к труду поощряет.

Окна распахнуты в сад.

С нотами мраморный столик,

Осень, и мальчик ей рад —