Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ) - Страница 198

Должно быть, Тотмес хотел, чтобы вдовец его дочери еще при жизни увидел мрак подземного мира. Верховный жрец всеми силами торопил его отбытие туда – если уж не мог вынести Аменемхету смертный приговор после возмутительного вмешательства фараона. Тотмес долго не мог прийти в себя после такого надругательства. Отменить священный суд!.. Такого никогда не было во времена его предшественника, отца этого убийцы, с которым Тотмесу не дали поступить по справедливости!.. Все жрецы Опета Амона негодовали – все, кроме, может быть, нескольких, кто промолчал. Но и они негодовали. Даже второй пророк бога, приходившийся Аменемхету родственником. И эту несправедливость верховный жрец собирался исправить тайно, если уж ему это не было позволено открыто.

Без врачей, без умывания и хорошей еды, а также от однообразия и полного отсутствия утешения, лишенный надежды когда-либо выбраться отсюда, Аменемхет умрет меньше, чем через месяц, хотя изначально был очень здоров. Что ж, Тотмесу уже доводилось видеть, как быстро умирали такие же крепыши, которым создавали подобные условия. Даже пытки не требовались.

Тотмесу, правда, скоро сообщили, что лихорадка распространяется и на других узников, и тогда их отселили от Аменемхета. Тотмес даже сквозь каменные стены чувствовал его страдания от болезни, одиночества и предательства близких, которое Аменемхет сам себе измыслил; и верховный жрец радовался. Он знал, что скоро его месть подойдет к концу.

Нет, не месть – отмщение!

И Тотмес был в высшей степени изумлен и разгневан, когда ему доложили о том, что в храм именем фараона явился целый военный отряд, который требует выдать этого узника!

В храм!.. Силой отнять преступника у бога!..

Верховный жрец вышел навстречу солдатам с таким лицом, точно за спиною его стоял сам Амон с невидимым воинством.

- По какому праву вы явились сюда? – выкрикнул Тотмес. – Разве вам не известно, что это священная земля, на которой запрещается всякое насилие?

Предводитель отряда, несколько смутившись, поклонился верховному жрецу.

- Это приказ, великий ясновидец. Ты должен вывести к нам преступника по имени Аменемхет, которого мы заберем отсюда в тюрьму при дворце его величества в Пер-Рамсесе.

- Чей это приказ? – спросил Тотмес, хотя прекрасно знал, чей это приказ. Он пытался оттянуть время, уже предчувствуя, что ему придется уступить – никогда прежде фараон не позволял себе такой дерзости, посягнуть на храм! И это после того, как Амон даровал ему такие военные победы!..

- Это повеление его величества, - ответили ему.

- А если я откажусь уступить? – сказал верховный жрец. – Вы посягнете на преступника, который принадлежит богу?..

Тотмес мелко дрожал от возбуждения и скрываемого страха. Он чувствовал, что сейчас не может ставить условия; конечно, фараону придется ответить за такое кощунство потом, но такая уступка… отдать Аменемхета…

Он предпочел бы что угодно, только не это!..*

- Если ты откажешься, мы возьмем его силой, - сказал начальник, который при виде колебаний могущественного жреца Амона снова обрел уверенность.

Тотмес на один безумный миг чуть не поддался порыву позвать храмовую стражу, но рассудок победил. Он холодно отступил в сторону, скрестив руки на груди и всем своим видом показывая, что никак не намерен содействовать святотатству. Уж его-то силой принудить к чему-нибудь не посмеют! Эти солдаты еще имеют почтение к жрецам, хоть и далекое от того, что полагается!

Но никто больше не затрагивал его; кажется, все были довольны, что Тотмес не вмешивается. Довольны? Этого еще только не хватало! Нет, не довольны, угнетены… опасались мести бога. Великий ясновидец улыбнулся, видя, что направившиеся в сторону тюрьмы солдаты сбавили шаг и не смеют переговариваться здесь; самым решительным оставался начальник отряда. Но и он был мрачен и не торжествовал. Остановившись перед запертой дверью, начальник на несколько мгновений замер от осознания этого препятствия, потом повернулся к Тотмесу.

- Открой!

- Дверь отпирается изнутри, богохульник, - не двигаясь с места, сказал верховный жрец.

Мужчина подавил гнев… и страх. Занес руку и громко постучал.

- Кто? – громко спросили изнутри через несколько мгновений.

- Именем его величества, отворить! – приказал предводитель отряда. – Нам нужен узник Аменемхет!

Несколько мгновений за дверью было тихо, а потом снова раздался вопрос.

- По какому праву вы требуете его?

Тотмес усмехнулся.

- Таков приказ фараона! Открывай! – крикнул взбешенный начальник отряда. – Или вы все будете арестованы!

Тотмес перестал улыбаться. Поистине, бог не потерпит того, что творится здесь. Скоро фараон это почувствует.

Дверь, тем не менее, отворили, и солдаты, громыхая оружием, стали спускаться следом за своим полным решимости начальником, который, однако, тоже не вполне поборол страх. Ему пришлось откашляться, прежде чем он смог спросить, где помещается арестованный.

От зловония, стоявшего в подземелье, даже солдаты начали морщиться; некоторые встряхивали ногами, точно надеялись таким образом очистить сандалии.

- Как мерзко в этом месте! – воскликнул командир. – Почему вы так содержите узников?

- Так содержатся самые страшные грешники, - ответил ему невозмутимый жрец в белой одежде, то ли спустившийся за солдатами, то ли вышедший откуда-то из глубины коридора.

Начальник отряда неприязненно взглянул на “божественного отца”.

- Так заслуженно наказан преступник, которого вы собираетесь отнять у бога, - сказал жрец.

Мужчина передернулся и, не отвечая, приказал открыть камеру.

Картина, представшая отряду, смутила и ужаснула даже воинов – почти нагой исхудалый до костей человек неподвижно лежал на соломе, слипшейся от грязи… и, судя по запаху, от его собственных испражнений. Этот человек зарос черными волосами, лицо скрыла огромная борода, так что невозможно было понять, был ли он красив.

Красив? Кто мог говорить о красоте в таком месте?

- Да вы сами преступники! – воскликнул начальник отряда, наконец обретя дар речи.

Жрец за его спиной не ответил.

Больной пошевелился и повернул голову к вошедшим; глаза его ярко заблестели, и он попытался что-то сказать, но вышло только невнятное бормотание.

- Прикажи принести воду, натрон и бритву, - отступив и прикрыв ладонью нос, сдавленно приказал начальник отряда. – Нужно отмыть и побрить его, прежде чем вывести на улицу.

Жрец молча повернулся и вышел, не унижая себя дальнейшими спорами. Он думал о том же, что и Тотмес – что Амон рассчитается за такое кощунство позднее.

Через некоторое, довольно значительное, время два храмовых раба принесли и с трудом спустили вниз огромную лохань, полную теплой воды; за ними шел третий раб, перекинувший через плечо новую одежду. В руках у него была плошка с натроном и бритва.

Начальник отряда велел всем покинуть камеру; сам он остался, чтобы проследить за процедурой, несмотря на большое отвращение к происходящему.

Рабы подняли с соломы костлявое тело и сдернули с больного лохмотья; Аменемхет вздрогнул и застонал, казалось, плохо сознавая, что происходит. Он даже утерял способность стыдиться. Начальник отряда отвернулся.

Некоторое время он слышал за спиной плеск и иногда – короткие стоны.

Потом ему сказали, что узник готов. Мужчина с опаской обернулся, не зная, что увидит – и увидел, к большому изумлению, человека, очень похожего на тех жрецов, что пытались его не пустить сюда: с бритой головой и гладким лицом, в белой одежде. Только он был чудовищно худ. Аменемхет повел большими черными глазами, скосив их на него, и начальник отряда понял, что этот молодой человек был очень красив… когда-то. Если его вылечат, он снова станет таким, как был. Волна неприязни к сытым надменным слугам Амона поднялась в воине Рамсеса, и он с трудом заставил себя действовать дальше, как намеревался.

По его приказу рабы вытащили больного из камеры и подняли по лестнице наверх; начальник отряда взбежал следом, чтобы не упустить ничего. Вдруг он испугался, что каким-то образом Аменемхета отнимут у него – этого жреца, принадлежащего другим жрецам!