Человек из Назарета - Страница 41
— Сокровище на земле, где его съедает моль, разрушает ржавчина и отнимают грабители. Хорошо ли это?
— Сокровище на земле — единственное, которое существует.
— Нет, — твердо сказал Иисус. — Лучше сокровище на небесах, где нет моли и ржавчины, где в твой дом не врываются грабители. Ты не можешь одновременно служить богатству и Богу.
— На небесах, говоришь? — усмехнулся Матфей. — А что такое небеса?
— Мир и свобода под властью Бога, — быстро ответил Иисус. — С Богом, в Боге, у Бога. Покой любви, свобода любить. Имущество — это помеха. — Он допил вино и встал. — Можем мы выйти подышать свежим воздухом, Матфей? Только вдвоем, без твоих вооруженных людей? Прогулка в вечерней прохладе — что может быть лучше этого небесного сокровища, которое нельзя украсть?
— Я предпочел бы, чтобы мы оставались здесь, — ответил Матфей.
— Вечерний воздух открыт для любого, кроме тебя, Матфей. Вечерний ветерок — так ты думаешь — шепотом посылает тебе проклятья. И все же радуйся, ибо у тебя есть сокровища на земле.
— Хорошо, мы пойдем, — сказал Матфей, которого мы можем теперь, по примеру Иисуса, так называть.
Матфей подал своим людям знак, что им не нужно идти за ним и что они могут остаться в доме и поесть. Итак, Иисус, Иоанн и Матфей вышли из дома и постояли некоторое время на огороженной лужайке, наблюдая, как у ограды собирается почти весь город. Иисус предложил:
— Давай пройдем вместе среди любопытствующих. Если отважишься, обнимемся у всех на виду в знак того, что мы стали друзьями.
— A у тебя смелости хватит? Ты на это отважишься? — спросил Матфей.
Толпа гудела. Иисус громко и весело сказал:
— Мы ужинали вместе — мой друг Матфей и я. Ужин, возможно, был для меня излишне обильным и изысканным, но страдать будет мой желудок, а не душа.
— Это осквернение! Ты осквернил себя и теперь не отмоешься! — выкрикнул корзинщик Малахия.
— Если Матфей — грешник, как вы считаете, то мое место рядом с ним, — ответил Иисус. — Я не могу помогать праведникам, не так ли? Ведь они в моей помощи уже не нуждаются. Пусть они этим гордятся, а я оставлю их в покое. Но я могу помочь грешникам, и моя главная цель — призвать их к покаянию.
— Он позвал тебя, и ты пошел! — выкрикнул Наум.
— Он пригласил меня к себе по моей же просьбе, и довольно об этом. Сегодня за ужином я рассказал Матфею небольшую историю. Он еще не размышлял над ней, то есть над ее смыслом, однако ночью, мучаясь от бессонницы, он, возможно, задумается. Мой друг Филипп сочинил на этот сюжет песню. Пусть он нам теперь ее споет.
— Песни, песни! — прорычал Малахия. — Одно богохульство и грех!
— Послушай, прежде чем говорить, — улыбнулся Иисус. — Спой нам, Филипп.
И Филипп запел своим чистым голосом:
— Матфей, — тихо сказал Иисус, — я обещаю, что покажу тебе небеса. Может быть, тебя будут ненавидеть еще больше, но ты, по крайней мере, будешь достоин человеческой любви. Ты был потерян, а сейчас ты спасен.
Теперь у Иисуса было шестеро учеников. Симон и остальные с удивлением обнаружили, что Матфей — уже не с гладким лицом, выбритым на римский манер, а обрастающий реденькой бородкой, уже не в дорогом платье, а в простой накидке, представляющей собой кусок материи, перехваченный в талии поясом, уже без богатства и без должности — больше не вызывает у них неприязни. И в самом деле, о своих брошенных сетях, лодке и доме (который в действительности принадлежал его матери) Симон сокрушался гораздо больше, нежели Матфей — об утрате всех своих картин, статуй и сундуков с деньгами. Бедняки Капернаума хорошенько поработали над распределением собственности Матфея, а его слуги только порадели им в этом. Бедноты в городе сейчас было больше, чем когда бы то ни было, и ничуть не меньше было больных, слепых и умирающих.
Однажды на рассвете Иисус стоял на берегу озера и наблюдал за пробуждением огромного количества людей, постепенно освобождавшихся от своих ночных грез. Их грезы были полны надеждами, которым, как эти люди надеялись, вот-вот суждено было исполниться. Иисус грустно покачал головой и сказал ученикам: